Конь Огненный

– Что-то случилось? – спросил бесцеремонный Кореец, когда генерал вновь появился в столовой.

– Хорошие вести, господа. Похоже, мне только что удалось купить вам билет до Берлина в мягкий вагон. И на счет английского… Похоже, дорогие мои, я глупость сморозил. Так то.

Высочайший указ 1907 года строжайше запрещал иметь в трактирах граммофоны, «ради сохранения тишины и благонравия»… Но где вы видели трактир без граммофона? И кто, скажите ради бога, пойдет в такой трактир, пусть даже поесть щей с потрохами в нем можно на две копейки? Нет, господа, дураков ищите в другом месте. Просто так пожрать можно и у себя в столовой.

Трактир «Старое место» на Песчихе был правильным заведением. Без музыки его посетители не обедали, не говоря уже об ужине, когда наряду с балычком и раками здесь можно было насладиться даже звучанием румынского или еврейского оркестрика.

А граммофон был знатным – с большой блестящей трубой и мощной пружиной. И запас пластинок – немаленький, на любой вкус. От увертюры к «Тангейзеру» до матерных частушек.

Давешний «кавалер», благополучно избавившись от букета, заодно отделался и от образа верного, но пренебрежительно отставленного кавалера. Небрежно бросив на лавку потрепанный лапсердак и оставшись в сероватой косоворотке и простых штанах, заправленных в сапоги, он с аппетитом наворачивал вчерашние щи с требухой, поданные ему хамоватым половым… Половому, он, кстати, не теряя спокойствия, нагрубил в ответ, не лишившись при этом ни настроения, ни здорового молодого аппетита.

…Кто бы мог предположить каких-нибудь пять лет назад, что потомок древнего рода, бывшего в родстве с князьями Тверскими, выпускник Университета и самый завидный кавалер на сто верст вокруг, сможет так спокойно обходиться не то, что без фиалки в петлице, а и без самой петлицы. Да и без многого другого. Правду говорят: «какова шерстка, таков и зверь».

Порубать щец – это было важное, но не единственное дело. И даже не главное. В "Старом месте" частенько назначали встречи неблагонадежные элементы – уж больно удобно: зал просматривается хорошо, а в случае чего есть целых два запасных выхода на две разные улицы.

Паша ждал третьего члена группы. Но вместо него неожиданно появились совершенно другие личности. Заметив кривое отражение одной из них в блестящем боку самовара князь слегка удивился. Что здесь делали чистокровные британские моряки, которых он успешно скинул с хвоста еще в Гельсинфорсе?

Или не слишком успешно?

Посетители трактира деловито стучали ложками, не забывая прикладываться к графинчикам, а князя незаметно и грамотно "брали в клещи". Он насчитал четверых, а, значит, как минимум – еще двое сторожат на улице.

Не меняя выражения лица, сытого, расслабленного и, решительно, всем довольного – Паша положил ложку и хлеб и достал браунинг калибра 7,65.

Князь отлично знал своих оппонентов – настоящие волки, наглые, бесстрашные и очень умелые. У него было, максимум, два прицельных выстрела. А потом придется срываться, бежать, сшибая стулья, палить в белый свет, как в копеечку, словом – бестолково суетиться.

Самовар подарил ему две бесценные секунды. Их надо было использовать с толком.

– А вы уверены, что это мой размер? – с сомнением протянул Глеб, тщетно стараясь рассмотреть свою спину в небольшом круглом зеркале, – Подмышками тесно. И брюки как-то неудобно сидят…

– Помилуйте, ваше благородие! – почти оскорбился портной, – лучшее ателье столицы! Поставщик Его Императорского Величества.

– Ну, Императору, может, и сойдет, – ляпнул бестактный Женька, – ему в этом только стоять в короне. Ну, в крайнем случае, сидеть. А нам бегать и лазить придется!

– Костюмы сидят как влитые, – оскорбленный до глубины души портной выпрямился, намереваясь, видимо, облить ничего не понимающих клиентов холодным презрением и гордо удалиться, но тут вмешался Соболев.

– Петька, не дури, – слегка морщась, произнес он, и обиженный портняжка немедленно замолчал, – сделай так, чтобы господам было удобно.

– Но если углубить пройму и расширить в бедрах, костюмы будут выглядеть мешковато.

– Не страшно, – улыбнулся Самара, – нам в них не девушек охмурять.

– Как скажете, – Петька демонстративно отряхнул руки, – хозяин – барин. Изделие номер два. Прошу меня простить, но у нас ТАКОГО не шьют. Так что пришлось купить в мастерской у мадам Катиной, – портной скривился так, словно был вынужден выругаться матом в присутствии учениц Смольного института.

– Мадам, наверное, увидев тебя, решила, что к ней заявился сам апостол Петр и принес ключи от рая, – посмеиваясь, предположил Соболев.

– Понятия не имею, что она там подумала. Я в это сомнительное заведение не хожу. Я послал приказчика.

– Давай, не жмись, – Женька с интересом потянулся к свертку, который терпеливо дожидался своей очереди на краю огромного стола и сунул в него свой любопытный нос.

Первым делом из свертка появились башмаки. Несколько грубоватого фасона, похожие на древние футбольные бутсы: высокие, на шнуровке и небольшом каблучке. За ними – длинное и довольно скверно сшитое шерстяное платье мышиного цвета…

– Шарман, мля, – прокомментировал Кореец.

– По-моему, в этом можно только мусор выносить. И то по ночам, – оценил Глеб.

– Что за клиент, – посмеиваясь, проговорил Соболев, – ничем ему не угодить! Что вас не устраивает на этот раз, господин Рагозин? Обычное платье женщины сословия крестьянского, либо мещанского. И размер ваш.

– Да все устраивает за тремя исключениями. Я – не крестьянин, не мещанин, и, тем более, не женщина.

– Это поправимо, – сказал невозмутимый Соболев и, посмеиваясь, поманил к себе портного. А тот, неторопливо выудив из наполовину распотрошенного свертка еще один предмет, шагнул к Глебу и, забавно щурясь, предложил:

– Извольте разоблачиться, ваше благородие.

– Что? – поперхнулся Глеб. На его лице отразился экзистенциальный ужас.

– До пояса, – уточнил портной. Господа авиаторы все же разглядели, что именно портной держал в руках. Это было одно из пыточных изделий, все еще сохранившихся, не смотря на волшебные лучи доктора Рентгена и фотографии, показавшие всему миру, что происходит с печенью, селезенкой, желудком и прочими внутренними органами женщины, когда их сдавливает ЭТО!

– Корсет! – ахнул Женька, – чтоб мне пропасть, это корсет. И что, вы намерены упаковать Глеба туда?

– Не вижу другого способа сделать мужчине бюст.

– Бюст – это ботва, – отмахнулся Женька, – но куда вы денете его… Тут же стальная пластина, кажется… или кость. Все между ног перетянуто.

– Не волнуйтесь, это мы отрежем, – отозвался портной, извлекая из того же свертка устрашающих размеров ножницы. Глеб, что называется, сбледнул с лица, – Я имел в виду, от корсета отрежем, – быстро поправился портной. Женька бестактно заржал, и, через секунду, Самара присоединился к нему.

– А вы уверены, что сможете его туда упаковать, – с сомнением протянул Соболев, сравнивая довольно крупного летчика и изящные размеры корсета.