Конь в малине

– Возможно, знает и тот человек, у которого я тебя забирала в прошлое воскресенье.

– Гипнотизер?

– Он не гипнотизер, он медик… – Инга сразу напряглась. – Я не хочу об этом говорить.

– Ну и ради бога, не говори!.. Кто он? Ты можешь вывести меня на него?

– Могу. Я знаю его имя. И кое-какие дополнительные сведенья. Через адресную службу его будет найти нетрудно.

– Ты сообщишь мне эти сведенья, рашен гёл? – Больше всего я боялся сейчас давить.

– Нет, – решительно выпалила она и только теперь прижалась к моему плечу. – Мне страшно за тебя, Максима! Если я скажу имя этого человека, ты непременно отправишься к нему один, а мне кажется, что я должна быть при этом с тобой.

– Почему?

Она погладила рукой мой затылок:

– Не знаю. Мне просто так кажется. Я не могу пустить тебя туда одного!

Решетка между нами истончалась, таяла, испарялась.

– А я не могу взять тебя с собой! Неужели ты не понимаешь, чем это грозит?

– Конечно, понимаю! Если Раскатов узнает, что на того человека ты вышел с моей помощью, у меня будут неприятности.

– Если мои подозрения окажутся верны, у тебя будут очень и очень большие неприятности.

Она взяла меня за руку:

– Скажи, америкен бой, ты веришь в интуицию?

– Да, верю.

– А веришь ты, что я – опытный в своем деле человек?

– Смотря какое дело ты считаешь своим…

– Это пока не важно… Веришь?

– Верю, – сказал я.

Она грустно улыбнулась:

– Так вот эта самая интуиция говорит мне, что если я пущу тебя к тому человеку одного, у меня будут очень-очень-очень большие неприятности. А потому я завтра сама узнаю его адрес, и мы отправимся туда вдвоем. Либо не отправимся вовсе.

– Но…

– Никаких но! Тут я тебе выбора не оставляю. Желаешь узнать, кто ты такой, едем вместе. – Грустная улыбка превратилась в лукавую. – Я, может, тоже хочу узнать, кто ты такой. Может быть, ты женат и успел завести четверых детей. Может, мне через день-два придется отбивать тебя у какой-нибудь красотки с вот таким вот бюстом, конь в малине!

– Не думаю, чтобы у тебя тут возникли хоть какие-нибудь проблемы, – сказал я и поцеловал ее в губы.

Теплые Ингины руки обвили мою шею, и решетка рухнула окончательно.

– Останешься?

– Конечно, – сказал я и принялся расстегивать пуговицы на голубом халате.

А потом мы сплелись в клубок и не расплетались до тех пор, пока она не взмолилась: «Хватит, миленький, хватит!»

Когда она оторвалась от меня и встала с дивана, я спросил:

– Как мы завтра встретимся? За тобой все время хвост. И даже не один.

Она склонилась надо мной, чмокнула в щеку:

– Второго хвоста завтра не будет, я позабочусь об этом. А от первого – уйду. Не волнуйся, я, словно ящерица, умею сбрасывать хвосты.

– Ты очень милая ящерица.

Она счастливо рассмеялась и отправилась в ванную, а я подобрал с пола голубой халат, прикрылся и закурил.

Часы показывали без четверти час. На сердце было легко и свободно, как будто несколько минут назад, распиная податливую Ингину плоть, я разрядил не только тело, но и душу. Я размышлял о том, что случилось с «диверсантом» в последние два дня, и меня переполняла уверенность: все идет как надо! Главное, однако, чтобы уверенность не переросла в самоуверенность – на этом сгорали многие, безошибочные на первый взгляд расчеты. А потому надеяться на Ингино умение сбрасывать хвосты не будем. Береженого бог бережет!..

Я раздавил окурок в пепельнице. Береженого бог бережет! Ум хорошо, а два лучше! Семь раз отмерь – один отрежь!..

– Не воспользоваться ли нам постельным бельем? – сказала Инга, вернувшись в комнату. – Боюсь, америкен бой, мой халатик маловат для того, чтобы под ним смогли поместиться двое.

– Даже лежа друг на друге?

– Даже лежа друг на друге, конь в малине!.. Твои здоровенные плечи еще можно укрыть подолом, но мне в бока все равно будет поддувать.

– Ладно, – согласился я, – давай одеяло. Твои бока надо беречь. Такие бока на дороге не валяются.

– Неужели только бока?! – воскликнула Инга с притворным негодованием и звонко шлепнула меня по торчащему из-под халата колену.

– Бока – в первую очередь!

– То-то ты на них синяков наставил. Хорошо, пляжный сезон уже завершился. Иначе пришлось бы носить закрытый купальник… Выметайся!

– Закрытый купальник – это преступление против человечества, – сказал я, скатываясь с дивана на ковер. – Кабы женщины носили исключительно закрытые купальники, на Земле бы вымерла разумная жизнь. А я бы скончался первым, от острого хронического воздержания.

– Скорее уж от острого хронического словоблудия. – Инга принялась извлекать из недр сексодрома постельное белье. – Ты так и намерен валяться голым на полу.

– Да, – сказал я. – У меня здесь лежбище. И отсюда открывается увлекательный пейзаж. Называется «Джунгли над расселиной». – Я щелкнул языком. – Особенно, когда ты вот так наклоняешься…

– Нахал! – Инга зажала бедрами подол ночной рубашки, которая ничего не прятала. – Не насмотрелся еще!

– Нет! Это, знаешь, как наркотик. Сколько бы ни смотрел – все мало!

– Наркоман несчастный! Вставай!

– Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа! Через минуту твой раб будет у твоих ног. – Я поднялся с пола и отправился принимать душ.

– Кто была эта женщина? – сказала мне в спину Инга. – Та, что звонила вчера поздно вечером.

– Никто. – Я повернулся и посмотрел на нее большими честными глазами. – Подошел на улице к первой встречной. Сказал, что пытаюсь позвонить своей девушке, но все время нарываюсь на предков, с которыми по своей глупости недавно поссорился. Я был так убедителен, а русские женщины так добры… Она сразу согласилась помочь.

– Она сразу согласилась помочь, – эхом отозвалась Инга, пристально глядя мне в глаза. – Ладно, иди.

– Ревность – пережиток прошлого! – сказал я, потому что надо было хоть что-то сказать.

Когда я вернулся, Инга сидела на диване, поджав под себя ноги, и судорожно щелкала зажигалкой. Глаза у нее опять были на мокром месте.

– Эй! – сказал я. – Что за сырость, бэби?.. Мне эта женщина вправду не знакома! К тому же, она беременная. Месяце, думаю, на восьмом.

Вралось на удивление легко.