Конан и Гнев Сета

Змея отпрянула и затрясла огромной головой, пытаясь избавиться от застрявшего в глотке факела, выжигающего ее нутро огнем. Она едва не раздавила Калима, который все-таки вывернулся и не растерялся, а, как заправский дуэлянт, ткнул факелом в огромный черный глаз твари, тут же нырнув в одну из боковых камер, спасаясь от ударов мощного хвоста. Сделал он это как раз вовремя, иначе змея непременно раздавила бы его о стену. Сатха страшно зашипела и, свернув гигантское тело в чудовищное кольцо, бросилась на киммерийца, словно тот был ее единственным и главным противником. Впрочем, быть может, выжженный правый глаз просто не позволил ей увидеть девушку, которая в ужасе прижалась к стене? Скорее всего, случилось именно так, и это спасло Олвину. Зато Конан едва успел увернуться и отпрыгнуть в коридор.

Змея бросилась следом. Для Конана это было худшим из возможных положений. Может быть, именно сознание нависшей над киммерийцем смертельной угрозы заставило Олвину очнуться, отчаянно завизжать (что было совершенно несвойственно для нее) и что есть силы рубануть мечом тело змеи. Конец хвоста отвалился от туловища, заставив Сатху отпрянуть, позабыв об убегающей жертве, чтобы броситься на оставшихся в зале врагов, которые словно теперь только вспомнили, что в руках у них не только факелы, но и оружие, способное поразить монстра насмерть.

Змея молниеносно развернулась и бросилась на Бергона, который каким-то чудом умудрился отпрыгнуть. Тварь воткнулась головой в стену, но тут же отпрянула, тряся огромной башкой, однако это было последним осознанным движением в ее жизни, потому что в тот же миг четыре меча, словно зубы смертельного врага, пробив жесткую шкуру, впились в ее тело.

Сатха начала бешено извиваться, круша изъеденный временем камень стен. Конан подхватил Олвину и бросился в одну из каморок, призывая милости богов на голову безымянного строителя, который решил расположить в этом зале тюремные камеры. Вся дрожа, девушка в ужасе прижалась к своему королю, не в силах отвести завороженного взгляда от издыхающего монстра.

Четыре рукояти торчали из тела Сатхи, и яд, нанесенный на их клинки, медленно, но верно делал свое дело. Змея даже не попыталась уползти. Постепенно движения ее становились все более вялыми, пока лишь мелкая дрожь, время от времени еще пробегавшая по гигантскому туловищу, не осталась единственным напоминанием о том, что еще недавно грозная тварь была живой.

Когда последние конвульсии прекратились, люди осторожно вышли из своих укрытий, еще не веря до конца в то, что все уже кончилось. Змея лежала без движения, лишь рефлекторные судороги изредка пробегали по громадному телу, заставляя людей вздрагивать и нервно поеживаться. Вокруг валялись каменные блоки, выбитые из стен чудовищем. Конан подумал, что, не воткни они все четверо одновременно свои отравленные клинки в жесткую плоть, и эта тварь вполне могла бы погрести их под обломками заживо.

— Я почти уверен, что именно Сатха сожрала беднягу,— заметил киммериец, с усилием вытягивая свой меч из змеиного тела.— Она охраняла все центральные переходы, и в страхе перед ней остальные твари боялись даже показываться из своих темных нор и тупиков. Галерея, по которой мы прошли, и прежде казалась самым безопасным местом. Теперь же Сатха мертва, и нам придется искать ее логово.

Они разожгли новые факелы и направились в темноту подземелья. Воодушевленные своей победой, они шли, не таясь, шумно обсуждая перипетии развернувшегося сражения, которое теперь уже не казалось им столь драматичным, пока внезапно достигший ушей звук не заставил их вернуться к действительности.

— Кто это?— прошептала Олвина, к которой мгновенно вернулись все ее страхи.

— Не знаю,— Конан пожал плечами.— Прежде здесь, какой только дряни не водилось! Кстати, жило в этих подземельях нечто, умевшее подражать голосам разных животных и даже людей. Правда, не помню уже, как оно выглядело… Главное, что ничего хорошего от существа, завлекающего голосом, ожидать не приходится. К тому же мне кажется, что этот пересмешник разумен.— Ненадолго он задумался.— Будь моя воля, я бы тут все выжег,— вскоре заговорил он снова,— чтобы ни у кого уже не появилось соблазна бросать сюда пленников.

Постояв на развилке, они направились в один из боковых проходов, который сохранился лучше прочих, и долго брели, пока не добрались до овального зала в его конце. Зал оказался тупиком, но это был живой тупик.

Олвина радостно вскрикнула и, не обращая внимания на предостерегающий жест Бергона, бросилась вперед, когда увидела перед собой сочные зеленые заросли с маленькими листиками и восхитительными крошечными алыми цветками. Перед ними раскинулась целая колония вьюнов. И растения, словно почувствовав ее порыв, потянулись навстречу. Конан едва успел подхватить девушку и швырнул в середину зарослей факел. Ледяная волна чудовищной злобы окатила четверку пришельцев, заставив их невольно попятиться. Сочная зелень, напитанная горючими маслами, вспыхнула, и в считанные мгновения заросли прогорели дотла.

— Зачем?— Словно обиженный ребенок, Олвина посмотрела на Конана.

— Потому что знаю, что это такое,— спокойно объяснил Конан.— Видел в прошлый раз. Они, как пиявки, присасываются к телу и, лишив человека воли, долгие годы питаются его силой.

— Хорошо, что мы запаслись факелами,— проворчал Бергон, зажигая следующий.

Олвина горестно покачала головой: ей все равно было жаль цветков. Из тьмы за спинами людей донеслись горестные протяжные вздохи, как будто девушка была не единственной, кто оплакивает кончину хозяев овального зала. Как по команде, все четверо обернулись, но никого не увидели. Стонавшее существо явно старалось не выходить из темноты, чтобы не попасть в световой круг. Неизвестный словно почувствовал, что на него обратили внимание: стоны сменились характерным натужным кряхтением со всеми сопутствующими звуками, заставившими Олвину покраснеть.

И вновь, будто таинственный незнакомец почувствовал ее смятение, кряхтение сменил идиотский, довольный смех.

— Я сейчас прибью эту тварь! — Сопровождаемая насмешливым взглядом Конана и сдержанной улыбкой Калима, девушка закусила губу и шагнула в темноту.— Кто там животом мается?!

Олвина медленно двигалась вперед, и ее факел выхватывал все новые участки коридора, отвоевывая его у темноты. Наконец она остановилась, растерянно озираясь.

— Конан! — позвала девушка.— Да ведь это та белесая плесень, что повсюду растет на стенах!

— Точно,— согласился остановившийся рядом киммериец,— только похожа она уже не на пленку, а на слоеный пирог.

— Хуже другое,— спокойно заметил Калим,— когда мы шли сюда, этой дряни на стене не было.

— И мне совсем не хочется идти мимо нее,— поддержал его Бергон.

Олвина подняла факел повыше и осторожно пошла вперед. Почти сразу верхний слой «пирога» сморщился, собравшись в странного вида наросты, которые начали быстро вытягиваться, превращаясь в гибкие щупальца, а те потянулись к девушке, явно стремясь обнять ее. На плесени появились два огромных водянистых глаза, с интересом уставившихся на незнакомку.

— Похоже, ты пришлась ему по душе,— не к месту пошутил Конан.

Олвина испуганно отпрянула:

— Тьфу, дрянь!

Щупальца мгновенно втянулись обратно, «пирог» надулся, грозя в любой момент лопнуть, и издал неприличный звук.

— Ну-ка отойди,— сказал Конан, оттягивая девушку за руку.

— Ф-фу!— сморщилась Олвина.— Как от него дурно пахнет!

— Н-да, не розы,— согласился киммериец, стараясь пореже вдыхать.— Надо уходить отсюда.

— Я боюсь его!

— Ничего,— обнадежил девушку Конан,— зажжем побольше факелов. Не думаю, что он рискнет напасть.