Концерт Шампетр ре-диез

– Приятная глушь, сказал Расмус. Некоторые развитые души забредают сюда на философические пикники. Я видел здесь доктора Расвинге с таким странным сборищем студентов и коллег, какое только можно отыскать во всей цивилизации. Помню японца в роговых очках и костюме-тройке - он обсуждал какие-то глубокие материи с загорелой до бронзы блондинкой в одном лишь сообразно прилаженном треугольничке суровой марли. Отсюда нам по высокой траве придется вести велосипеды, чтобы влюбленные парочки не переехать.

– Ого! воскликнул Кристиан. Слева я вижу двух девчонок, которые всеми собой витамин Д впитывают. Розовые, как вареные креветки. Сиськи прямо вверх торчат.

Расмус, через десять минут после звонка подкативший на своем велосипеде, к изумлению Адама, а также Кристиана, одет был в короткие штанишки, из-за которых ноги его казались вдвое длиннее, и которые из-за сжатости своей являли в промежности белые сегменты нижнего белья, когда он садился. У Адама бриджи были голубые, у Кристиана - белые.

Под ивой намыло песчаную стрелку. Чуть дальше по отмелям с сачками бродила группа мальчишек.

– Болотная зоология, сказал Адам. Мне у них прикиды нравятся: один голый, другой в маечке на бретельках, а снизу ничего, двое в мокрых трусах, а один приятель, кажется, одет полностью, включая ботинки.

– Вон за нами двое мальчишек друг другу ширинки расстегивают.

– Божок Эрос, сказал Расмус, пометил этот участок озера, как кот - свою территорию. Похоже на северную оконечность одного острова, который мы со Свеном знаем, где тщательно поддерживается видимость невидимости, поскольку места там не очень много, и любовники там встречаются примерно на каждом квадратном метре - словно средневековая картина рая земного, Джек и Джилл блаженно ебутся тут, Тристан с Изольдой - там, слившись во многочасовом поцелуе, подростки во всевозможных сопряжениях.

– А вы там со Свеном боролись, стараясь друг друга поубивать из-за разности своих, в смысле, из-за ваших идей?

– Из сотни или около того ведущих причин, по которым с человеческими отношениями может быть что-то не так, сказал Расмус, закрепляя велосипед на подставке, одна - не доверять людям любить нас так, как мы считаем, нас нужно любить. Я доверяю Свену, и он это знает и доверяет мне. Он считает, что секс для нас - это важно, а я - что важны любовь и доверие, и только когда две эти вещи совпадают, я люблю его так, как он хочет, чтобы его любили. Для этого нам нужно махнуться своими я. Свену, видите ли, хочется заниматься любовью с самим собой, и мне приходится стать для него этим собой, как ему приходится становиться мной, и только тогда мы на какое-то время прекрасны.

– С ума сойти! сказал Кристиан.

– Истинно так, возразил Адам. Именно поэтому мы сюда и забрались?

– Это экскурсия на велосипедах, сказал Расмус. Разве этого мало? Я пригласил вас просто развлечься.

– Мы не гундим, сказал Кристиан. По пути ты ерошил нам волосы и похлопывал нас по попкам. Эти штанишки из Срейдерспорта?

– Это Свена.

– Бедный Свен, сказал Кристиан. Вы с ним - абсолютно самые чудные люди на свете.

– Самые дружелюбные, подтвердил Адам. Наши кореша в тех вещах, о которых, как считается, нам знать еще слишком рано. Нельзя лыбиться на тех мальчишек сзади, правда? Им, кажется, все равно, кто на них смотрит.

– Если б у нас был сачок для головастиков, можно было бы яйца в болоте остудить.

– В грязи по колена.

Расмус стаскивал башмаки.

– Давайте на разведку схожу. Мы изучаем зеленолапых датских куропаток, правда?

Расмус побрел прямо в озеро, проваливаясь и покачиваясь для равновесия, пока вода на несколько сантиметров не дошла до его коротких штанишек.

– Неглубоко, сказал он, но между пальцами чавкает. Плавать тут нельзя, плескаться тоже. Вода пресная, но ужасно насыщена отстоем, лиственным перегноем и водорослями. Как проходит медитация?

– Мы стараемся, ответил Адам. Мама воздела одну бровь при виде соломенной подстилки, хоть мы ее и сами купили, Кристиан и я, сделано в Шри-Ланке. Она сказала, что больше похоже на сделано в Польше. Я сказал, что мы будем на ней сидеть, в одних трусах, и опустошать себе разум. Она ответила, что надеялась на то, что мы его наоборот наполним. Сам знаешь, какие матери. Я сказал, что мы собираемся наши разумы очистить, а она сказала, что сделать это не получится, хоть наше усердие она и одобряет. Поэтому Кристан - с одного конца, я - с другого, руки на коленях, пятки вместе. Питера из комнаты выгнать никак не удается.

– Я вхожу в транс, сказал Кристиан, и пускаюсь в числа. Беру пять, сумму двух и трех, четырех и одного, половину и, следовательно, младшего братца десяти, саму систему от единицы до девяти, развернув приставленный ноль так, чтобы получилось десять, а на самом деле - все время замаскированная девятка, где бы она ни находилась, число чисел. Когда схлопываешь любое число к одной цифре, всегда вычитаешь девять, хоть и приходится делать это снова и снова.

– Я пытаюсь помнить те места, где бывал, сказал Адам, до мельчайшей детали, время суток, ощущение от какого-то часа на прошлой неделе или прошлым летом. А ты знаешь, что когда вы со Свеном боролись, как идиоты, среди сосновых шишек, в тот день, когда ты посадил нас с Кристианом друг другу на колени, чтобы наши краники перепихивались, у нас над головой все время летал ястреб и наблюдал?

– Его подослали, ответил Расмус, широким шагом выбираясь из болота и растягиваясь во весь рост на песке стрелки.

– Труднее всего, сказал Кристиан, не разговаривать. Мы с Адамом же все время болтаем. Он всегда подает мне сигналы, чего ожидать.

– У нас встает, сказал Адам. Кристиан смотрит на мои трусики.

– А у меня все зудит и чешется от того, что я ничего не делаю. Мама права, когда говорит, что я и десяти минут спокойно усидеть не могу.

– Я знал, что вытащить вас вдвоем на прогулку будет этого стоить, произнес Расмус. Мог бы и девчонку позвать, только от нее труднее смыться, а мне еще надо почитать, или же Свена, от которого улизнуть еще труднее. А вы - свободные духи, вам легко угодить, и вы полны неожиданностей.

– Вроде Адама, который с себя трусы стягивает, как я погляжу.

– Это не неожиданность, а неизбежность. Неожиданным было бы, если б он их на себе оставил.

– Мальчишки позади нас на траве, сообщил Адам, уже совсем в ней распластались.

Девчонки садятся. Зоологи собрали всех головастиков, которых хотели, и уходят.

Расмус, смеясь, встал и расстегнул штаны, сбрасывая их в комической спешке вместе с трусами и рубашкой.

– Дружелюбия ради, сказал он.

– Хорошая вода, сказал Адам.

– Слизь озерная, ответил Кристиан. Вся твоя. Но я тоже буду дружелюбен. Может, Расмус нас снова на коленки друг другу посадит, если ты с себя ряску сотрешь.

– Заходи. Прохладные влажные яйца - это хорошо.

Из ниоткуда, из-под низких ветвей ивы - мальчик. Самое поразительное в нем - густые черные ресницы, не сочетавшиеся с торчащими буйными волосами, темно-русыми там, где мокро, соломенными - там, где уже подсыхало. На нем были насквозь мокрые дешевые трусики, провисавшие под гениталиями, размерами больше напоминавшими Расмуса, чем Кристиана или Адама. Он нес с собой свернутые грязные джинсы, замызганную нательную майку и изношенные тенниски.