Конец хазы
Шрифт:
Пятак выждал минуту, когда милиционер повернулся к нему спиной, выстрелил и бросился вниз по лестнице. Он свалил ударом ноги в чувствительное место другого милиционера, встретившегося ему внизу у выходной двери и выбежал во двор.
Со всех сторон, из подворотни, из-за угла, из второго двора вдруг выплыли и двинулись на него люди с винтовками.
Он
Он очнулся на извозчике с окровавленным лицом и скрученными на спине руками. По обеим сторонам его сидели милиционеры; оба внимательно следили за каждым движеньем Пятака.
На улицах начиналось движение, бегали трамваи, розовые арбузники раскладывали свои тележки.
Пятак помотал головой и сплюнул.
– Э-эх, мать твою в сердце, сгорел!
Шмерка Турецкий Барабан больше не просил Хацкеле о том, чтобы тот сыграл ему веселую песню, и стрелял теперь из винтовки. Сашка Барин с пустым ноганом, который годился теперь только на то, чтобы забивать им гвозди, бродил по комнате и обсуждал план действий. План был прост, как карандаш.
– Барабан, - сказал он, останавливаясь и закладывая руки за спину, - стой, довольно стрелять!
Барабан обернулся к нему.
– Можно смыться?
– Э, брось, какое там смыться! Дай винтовку!
– Закуриваешь?
– Н-нет, - неопределенно ответил Сашка Барин и взял винтовку.
Он еще немного побродил по комнате, постучал прикладом об пол, заглянул в дуло.
Винтовка весила 11 фунтов и была той самой дальнобойной винтовкой системы Бердана, о которой узнает каждый новобранец на вторую неделю своей службы.
Он поднял эту дальнобойную систему и щелкнул затвором.
Барабан подошел к нему и положил руку
на плечо.– Сашка!
– Э, брось, - медленно отвечал тот, - что ты, в самом деле, филонишь?
Он поставил винтовку между ног, как будто собираясь встать на караул перед Барабаном и немного присел для того, чтобы дуло пришлось как раз между кадыком и подбородком.
Барабан отвернулся, его затрясло, ударило в пот. Барин потянул руку вниз, ощупал затвор, потом ухватился за курок.
В ту же минуту комната задышала шумом и оборвалась в бездну. Перед самым его лицом с ужасным шумом разорвался маленький ослепительный шарик, похожий на глаз.
Кто-то сверху ударил по голове, и боль от удара волнами прошлась по телу, сдавила грудь и пробкой заткнула горло...
Он лежал, грянувшись лицом об пол и подобрав под себя винтовку.
Барабан опустил голову; у него перехватило горло, и он не мог проглотить слюны, которая, как склизкая глиста, двигалась под высохшим языком. Он присел на пол и начал тащить из-под трупа винтовку.
Пятак закричал что-то из коридора, немного погодя выстрелили совсем близко, за стеной, - он даже не обернулся к двери.
Винтовка была крепко зажата посиневшими пальцами. В ней застряли еще два патрона. Он постоял, подумал, выронил винтовку из рук, подошел к окну и повалился животом на подоконник.
На дворе суетились, бегали туда и назад милиционеры.
Барабан посмотрел вниз, рыгнул и засмеялся.
– Халло!
– крикнул он, размахивая руками.
– Хазейрим! Берите меня! Целуйте меня под хвост! Теперь я вижу...
Он перевалился через подоконник, как толстая жаба слетел вниз и упал на кучу мусора возле помойной ямы.
Здесь он открыл глаза, увидел небо, землю, пять револьверов, поискал в кармане портсигар и докончил свою мысль.
– Теперь я вижу, что может быть лучше всего, если бы я таки стал раввином!