Конец каникул

Я сел на старый сундук и привалился к стене.

Хорошо было здесь, с голубями. Разве где-нибудь на свете есть место спокойнее? А Рыжий, этот подлец Рыжий, который крутил головкой, словно в поисках спутника для нового побега, показался мне самым прекрасным голубем, какого я вообще когда-либо видел. Неожиданно для самого себя я подумал, что из тридцати семи голубей, которых держали мы с отцом, именно Рыжего люблю я больше всего. И страшно удивился, что не понял этого раньше.

Глава 6

У нас в Божехове храмовой праздник бывает в день святой Анны, точней, в ближайшее после него воскресенье. Как себя помню, вместе с мальчишками я с нетерпением ждал этого дня, а нынче и не заметил, как он пришел.

Эльжбета смеялась до упаду, глядя на лотки «с разной дребеденью», как она окрестила все эти странные и забавные, никому не нужные вещи, которые привозят торговцы на нашу ярмарку.

— Знаешь, я думала, храмовые праздники с ярмаркой бывают только где-нибудь в деревушках… Или в городах, куда приезжают туристы из-за границы. Например, в Ловиче или, скажем, на Подгалье… Первый раз вижу такую ярмарку!

— А в Варшаве не бывают? — спросил я и сразу пожалел об этом. Может, вопрос был и глупый. Но почему же все-таки она на меня так посмотрела?

В Варшаве? А ты был в Варшаве? Хотя бы с экскурсией?

Нет… На экскурсию мы ездили в Краков. И в Познань на международную ярмарку. Ага, и потом еще в Щирк, — припомнил я.

В Щирк? А что такое Щирк? Где он находится? Меня разозлил вопрос. Собственно, не сам вопрос, а эта ее улыбка. Но, поглядев на Эльжбету, минуту спустя я подумал: может, это мне только показалось, может, в конце концов, она всегда так улыбается…

Не каждый обязан знать, где находится Щирк. Но решил не отвечать: раз не знает, пусть не знает. Не моя потеря.

— Обиделся? — спросила Эльжбета, но уже без улыбки. — Юрек, не будь ты таким смешным…

Сама подсказала мне слово. Может, я бы не додумался, может, я и понимаю-то его не так. Смешная у нас ярмарка. Смешные эти лотки, смешно, что я не был в Варшаве. И Щирк смешной. А я? А может, и весь Божехов? Значит, смешно и то, что мы стоим тут вместе, а кругом надрываются пищалки, протискиваются, толкая нас, увешанные ярмарочными баранками, оживленные люди… Нет, наверно, она думала иначе. Откуда ж тогда у меня такие мысли?

И вдруг я почувствовал, Эльжбета хватает меня за руку. Посмотрел на нее с удивлением. А она рассмеялась:

— Ну чего так глядишь? Просто я не хочу, чтоб мы с тобой потерялись в этой толпе…

И потянула за собой. Мы стали пробираться к тому месту, где рядом с тиром собралось больше всего народу — к киоскам с ярмарочными лотереями.

— Попытаем счастья? — спросила Эльжбета.

— Нет, я никогда не пробую! Мне не везет, — сказал я и расхохотался.

Вспомнил, как несколько лет назад мама уговорила отца попытать счастья в лотерее. Они велели мне нажать рычажок, круг с номерами закрутился, перышко, служившее указателем, заметалось, задевая о гвозди, и наконец остановилось у самого большого гвоздя. «Главный выигрыш! — объявил хозяин лотереи. — Молодому человеку представляется право выбора». На выбор, однако, были предложены только три вещи: вино за шестнадцать злотых, глиняная вазочка и голова Костюшко.

Я затеял страшный спор с родителями. Мать желала вазочку, отец был за вино, но в конце концов они решили, что им все равно — лишь бы не Костюшко. Однако я уперся. Костюшко был трехцветный: лицо золотое, губы и шапка красные, брови и ворот кафтана черные. Мать заявила, что не пойдет со мной по улице, если я понесу Костюшко. Отец ее поддержал. Я возвращался домой один, но с Костюшко под мышкой.

Пока я рассказывал Эльжбете эту историю, мы ели сахарную вату на палочках, вата была еще теплая и липла к губам, к щекам…

— А что с этой головой? Раскокал?

— Посягнуть на великого человека? Ты что, смеешься? Это он меня мучил… Ровно год допекал!

В самом деле, с головой были связаны ужасные переживания. Мне не разрешили держать ее дома, и Костюшко отправился в сарай, где у нас жило тогда несколько кроликов. Один из них ни с того ни с сего сдох, и отец сказал, что это из-за Костюшко. Я перетащил голову в подвал, а зимой пожертвовал ее на школьную лотерею. Учительница не хотела брать голову, но наше школьное самоуправление объявило, что мой Костюшко для выигрыша годится. К несчастью, голову выиграл Зенек. Ему тоже не разрешили держать ее дома, и она вернулась к нам в подвал. В следующую ярмарку я встал пораньше и продал голову хозяину той самой лотереи, где выиграл ее год назад. За десять злотых. Но и это еще не все.

Случилось так, что в это самое время наша харцерская дружина выбирала своего героя. Когда кто-то предложил Костюшко, я вскочил с места и начал возражать. После очередного родительского собрания директор пригласил отца в канцелярию и заявил ему, что в серьезной дискуссии я вел себя неподобающим образом. Вышла из этого целая история…

Эльжбета так хохотала, что люди начали останавливаться, и мне стало неудобно. В конце концов она выдавила из себя:

— Как же все-таки называется ваша дружина?

— Как? Самым лучшим образом: четырнадцатая харцерская такой-то и такой-то шахты дружина имени Тадеуша Костюшко. Цвет платка — желтый. После этого, надо тебе сказать, я перестал ходить на сборы…

— Весело ж вам! — услыхал я вдруг.

Мимо прошла Ирка, остановилась, посмотрела на меня, потом на Эльжбету…

— Познакомьтесь! — сказал я, сам не зная почему.

— А зачем? — Ирка повернулась на пятке и отплыла к тиру. Только сейчас я заметил, что она не одна. С ней была подруга и двое молоденьких солдат.

— Не огорчайся! — буркнул я Эльжбете, но и сам, надо сказать, огорчился. — Соплячка! Дура! Вот увидит ее мать…

Но Эльжбета и не думала огорчаться. Она только смеялась.

— Видал? А ты говоришь «соседка». Этого я не мог понять.

— В самом деле соседка!

— Ой, Юрек! Ты или притворяешься, или не знаешь девушек… Сколько ей лет?

— Шестой класс кончила. Ну и что? Вот появится Зенек, он ей всыплет. И за дело. Вмиг успокоится… Жаль, ты не знакома с Зенеком!

Мы съели вату, выкинули палочки, пора было отправляться дальше. Возле тира Эльжбета остановилась.

— Посмотрим немного, ладно?

У меня не было ни малейшего желания, но она, как нарочно, задержалась возле Ирки и ее компании. Оба солдатика как раз заряжали, физиономии у обоих были такие, будто они собираются ставить мировой рекорд.

Они стреляли с условием: три попадания из десяти. Дела шли неважно. В мишень попасть нетрудно, но в яблочко угодишь не сразу.

— Юрек, а ты стрелять умеешь? — спросила Эльжбета.