Конец осиного гнезда. Это было под Ровно(изд.1970)
Шрифт:
– Он самый!– вынужден был ответить я, так как Сережа молчал. – А это остальные обитатели Полюса недоступности. Знакомьтесь– Кольчугин, Кольчугина, Логачев, Березкин. Все налицо.
Петрунин и Воронков с искренней теплотой жали руки друзьям, которых до этой минуты знали только по фамилиям.
– А что за фашисты?– спросил Костя.
– Фашисты знатные!– ответил ему Фома Филимонович.– И серьезные…
Окружающие дружно рассмеялись.
– Как это понимать?
И тут Сережа Ветров опять не выдержал, хотя мы и договорились молчать до последней
– Майор Гюберт и шифровальщик Похитун,– произнес он и спрятался за чью-то спину.
На короткое мгновение воцарилось молчание. Березкин толкнул в бок «предателя», но было уже поздно.
– Это… это серьезно?– оторопело спросил Петрунин.
– Серьезно, друже! Сущая правда,– ответил я.
– А где они?
– Совсем рядом. Упакованы и готовы к отправке,– сказал Логачев.
– Вот оно как…– еще не придя в себя от такой вести, пробормотал Петрунин. – Гюберт и Похитун? Хм… Ну, знаете…
– Сколько пассажиров?– раздался сердитый бас пилота.
– Восемь,– ответил я.
– А груз?
– Четыре вещевых мешка, личные вещи и оружие.
– Дайте-ка мне провожатого,– сказал пилот.– Я погляжу поле.
Сопровождать его вызвался Березкин. Вместе с ним пошли и два партизана.
– Давайте грузиться, товарищи!– потребовал второй пилот.– Через полтора часа начнет светать.
Все отправились за вещами. Гюберт отказался идти. Когда его поставили на ноги, он повалился на землю.
– У моего начальника,видать,заскок приключился!–произнес Фома Филимонович и постукал себя пальцем по лбу. – Это бывает. Придется его волоком тянуть.
– Волоком не волоком, а дотянем…– пробурчал рослый партизан, обросший черной бородой. Он без посторонней помощи схватил Гюберта в охапку, легко подбросил и, взвалив на правое плечо, зашагал к самолету.
– Вот каков наш Филя! – похвастался Трофим Степанович. – После войны в чемпионы пойдет.
Гюберт извивался, дергал ногами. Филя серьезно и спокойно предупредил его:
– Не ерзай, не ерзай, господин, а то уроню.
Похитуну развязали ноги, но он стоял не двигаясь.
– Вам что,господин на тонких ножках, особое приглашение?–обратился к нему Трофим Степанович.– Или тоже на ручки хотите? Марш вперед!
Похитун пустился вприпрыжку и скоро догнал партизана, несшего Гюберта.
Со мной рядом шагал Петрунин, и я обменялся с ним мнением по одному вопросу.
Когда началась погрузка вещей, я распорядился:
– Друзья! Пистолеты, автоматы, гранаты, табак и лишнюю одежду оставить Трофиму Степановичу. Быстро!
Карягин смутился, но остался очень доволен.
– Расщедрился ты, майор!– сказал он.– А не жалко?
– А как бы вы поступили, будучи на нашем месте?– спросил его Петрунин.
– Что ж, спасибо… Больше ничего не скажу,– проговорил Трофим Степанович.
А когда я объявил ему, что оставляем отряду радиостанцию с питанием к ней на четыре месяца, он расчувствовался и обнял поочередно меня и Ветрова.
– А уж радиста-то мы отыщем. Есть на примете,– сказал он.
Ветров
протянул ему бумажку и наставительно пояснил:– Берегите ее,как самого себя.Тут все,позывные,частота, время… Специалист разберется.
– Залезайте, залезайте! Пора!– строго приказал вернувшийся пилот.
Мы бросились к самолету. Взбирались по лесенке, подавая друг другу руки. Втащили Гюберта и Похитуна.
Опять прощались с партизанами. И пробыли-то мы вместе менее суток, а прощались, как давние знакомые, как закадычные друзья.
Партизаны тотчас побежали к лошадям.
Уже в самолете Сережа Ветров вынул из-за пазухи белку и вручил ее Тане. Зверек вскочил на плечо своей хозяйки и, не обращая никакого внимания на непривычную обстановку, начал деловито отряхиваться и приглаживать свою взъерошенную шубку.
– Скажи пожалуйста!– удивился механик,закрывая дверь. – Впервые на нашем борту такой пассажир!
Гюберт делал вид, что дремлет.
Взревели моторы и вздрогнул самолет. Белка в испуге юркнула и забилась под головной платок Тани. Самолет вырулил к краю поляны, развернулся и стремительно помчался вперед, освещая дорогу фарами.
Когда горизонт осветился солнечными лучами,я увидел раскинувшуюся впереди Москву. Все приникли к окнам. Из моих друзей еще никто не бывал в столице, кроме коренного москвича Сережи Ветрова.
– Москва?– крикнула мне на ухо Таня.
– Москва!– ответил я.
И вот самолет уже побежал по гладкой бетонированной дорожке.
– Глядите!– Петрунин тронул меня за плечо.– Машина полковника.
По летному полю катилась закрытая легковая машина.
Самолет подрулил к площадке, моторы взревели еще раз и заглохли. Открыли дверцу, В лицо ударили слепящие лучи солнца. К самолету катили лесенку.
– Полковник торопится,– сказал Петрунин.– Хотя это ему несвойственно. А с ним…
– С ним полковник Фирсанов,– улыбнулся я.
Да, на плечах Фирсанова я увидел полковничьи погоны. Оба они– и Решетов и Фирсанов– были в летной полевой форме, но при орденах. Они шагали широко, о чем-то горячо говорили. Решетов энергично жестикулировал.
И отъезд и приезд всегда очень будоражили меня то тревожным,то печальным, то радостным волнением. И сейчас я почувствовал это острое ощущение, заставляющее сильнее биться сердце.
– Выходите первым,– сказал мне Петрунин.– А за вами– соратники. Мы потом. А сюрприз придержим…
Со стесненным дыханием я шагнул на первую ступеньку лесенки, а потом спрыгнул на землю и, приложив руку к кепке, доложил Решетову:
– Товарищ полковник! Докладывает майор Стожаров… Задание выполнено!
– Здравствуйте, подполковник!– прищурив глаза, четко ответил Решетов и крепко пожал мне руку.
Мне показалось, что я ослышался, но Фирсанов рассеял мои сомнения.
– Привет,подполковник!Привет, Кондратий Филиппович! Очень рад и хочу тебя обнять, – сказал он.
Он так и поступил.