Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Конец света в Бреслау
Шрифт:

Мок наклонился над столом и протянул руку вперед. Громкая, горячая пощечина опустилась на щеку Майнерера. Ударенный отпрянул и уже не смотрел с яростью на своего мучителя.

— Послушай меня, Майнерер, — тон Мока все еще был сладким. — Ты настолько быстр, что мне не пришлось коверкать себе язык рассказами о людях из той фирмы, которым — несмотря на то что они мне нравились больше, чем тебе, — я успешно прервал карьеру. Так что коротко: если ты еще раз облажаешься, тебя переведут в Отдел нравов. Ты займешься убеждением старых шлюх, чтобы делали регулярные венерологические обследования. Кроме того, там тебя ждет еще одна увлекательная задача: шантажирование сутенеров. А их нелегко шантажировать, потому что

может на них ничего не иметь. Их шлюхи молчат о слабостях шефов. Поэтому ты будешь над ними подшучивать и выслушивать оскорбления в свой адрес. День за днем. А результаты будут мизерные. Выговор. Один, другой… Мой приятель Герберт Домагалла не будет иметь жалости к твоей личности. И все, Майнерер. Таким будет твой конец. С облегчением ты займешь должность постового на Рынке, чтобы не видеть и не чувствовать вони, разложения и сифилиса.

— Что мне делать? — спросил Майнерер. Его голос не выдавал никаких чувств, что насторожило Мока.

— Можешь дальше следить за моим племянником. С момента, как он покидает стены гимназии. — Мок достал из жилета цепочку и наклонил голову. Почувствовал в висках небольшой стук. — Но сейчас одиннадцатый час. У тебя еще есть время. Ты пойдешь к криминальному советнику Домагалле и найдешь мне что-нибудь обычное на шефа казино в отеле «Четыре сезона», Норберта Риссе. Ну что? Иди и посмотри, как выглядит твой будущий отдел.

Вроцлав, четверг 1 декабря, полдень

Старец издал последний любовный вздох. Софи кричала громко, хрипло. Сжала веки и лежала так долгие минуты. Она вздохнула, освободившись от тяжести мужчины. Она услышала топанье босых стоп старца. Не открывая глаз, погладила себя по шее, где грубая борода старца оставила красные зудящие следы. Диван качался под натиском мускулистого тела барона фон Хагеншталя, который передавал свою кинетическую энергию телу рыжей уличной, а затем — через нее — телу Элизабет, застрявшей в нижней части этой сложной пирамиды.

Софи открыла глаза. У кровати стояли две девочки. Теперь они смотрели осознанными глазами, в которых не было следов одурманивания или гипнотического одеревенения. Тогда барон ударил по лицу рыжую проститутку. На ее лице появилось явно выраженное покраснение. Фон Хагеншталь совершил еще один замах. Девочки задрожали. Слезы навернулись им на глаза. Беспомощные и испуганные, они держали в узких пальчиках белые лепестки роз.

— Нам еще сыпать? — спросила одна из них.

Софи зашлась плачем.

Вроцлав, четверг 1 декабря, два часа дня

— И что? — спросил Мок.

Хайнц Кляйнфельд потер очки и посмотрел на Мока усталыми, близорукими глазами. В его взгляде крылась тоска, хитрость и мудрость талмудиста.

Эдуард Рфйнерт также прервал чтение акта и положил бороду на кулак. Выражение его лица была упрямым, а чувства на нем значительно менее читаемым. Ни одному, ни другому полицейскому не пришлось отвечать на вопрос Мока. Криминальный советник знал последствия архивных исследований.

— Съешьте что-нибудь теперь и приходите сюда через час, — сказал Мок и сложил изучаемые перед собой папки в ровную стопку. В течение следующих нескольких секунд он заботился о своих волосах, которые упорно застревал в зубьях костяного гребня. Он никуда не спешил, несмотря на то что несколько минут назад Мюльхауз передал ему по телефону приказ незамедлительно явиться. Привел себя в порядок, вышел из архива и начал трудный путь по лестницам и коридорам. Он делал все, чтобы оттянуть встречу с шефом: давил носком обуви давно валяющиеся окурки, высматривал знакомых, с которыми мог бы поболтать, не пропускал ни одной плевательницы. Он не спешил видеть разъяренного Мюльхауза и говорить, во время чего должно было произойти неизбежное.

Мюльхауз действительно был в ярости. Широко расставив

руки, он опирался на стол. Толстые пальцы отбивали монотонный ритм по темно-зеленой столешнице. Стиснутые ледяным гневом челюсти сжимались на мундштуке трубки, а из-за зубов и из ноздрей вырывались струи дыма. Мюльхауз попросту кипел. Мок сел напротив своего шефа и начал заполнять большую пепельницу в виде подковы.

— Мок, завтра в вашу дверь постучится посланник, — голос Мюльхауза дрожал от эмоций, — и принесет вам приглашение на экстренное заседание ложи «Гор». Вы знаете, как будет звучать второй пункт повестки дня? «Вопрос исключения Эберхарда Мока из ложей». Именно так. Этот пункт я предложил, и я его пересмотрю. Может, вы еще помните, что я секретарь ложи?

Он молчал и наблюдал за Моком. Кроме усталости ничего не видел на его лице.

— Причина исключения? — Мок загасил папиросу, вкручивая его в дно пепельницы.

— Совершение уголовного преступления, — Мюльхауз, чтобы успокоиться, начал вращать железным ершиком в горящем чубуке. — За то же самое исключение из полиции. Достукались.

— А какое я совершил преступление? — спросил Мок.

— Притворяетесь идиотом или действительно им являетесь? — Мюльхауз остатками сил воздержался от крика. — Вчера при десяти свидетелях вы избили сотрудника казино Вернера Кала. Использовали при этом кастет. Кал недавно пришел в сознание. А потом вы уничтожили драгоценный китайский фарфор директора казино Норберта Риссе, чтобы вымогать у него долг за племянника. Это видели три свидетеля. Дежурному поступило сообщение о преступлении. Скоро будет сформулировано обвинение в избиении и уничтожении имущества значительной стоимости. Потом вы предстанете перед судом, и ваши шансы невелики. Ложа предвосхищает факты и удаляет из своего круга потенциальных преступников. Полицайпрезидент отстранит вас от обязанностей. А потом мы расстанемся.

— Герр криминальдиректор. — Мок замолчал после произнесения такого официального титула и на мгновение услышал шумы за окном: трамвайный звонок на Шубрюкке, плеск оттепели, клацанье конских копыт на мокрой брусчатке, шарканье ног студентов, спешащих на лекции. — Наверное, еще не все решено. Этот охранник приблизился и первым напал на меня. Я только оборонялся. Это подтвердит мой племянник и человек по имени Виллибальд Хённесс, сотрудник казино. Я бы не верил Риссе. Угостил меня кофе и разбилась моя чашка. А он, как я вижу, подал заявление, что я разбил ему весь китайский сервиз. Странно, что не сказал об изнасиловании, которое я сделал его попугаю.

Мюльхауз поднял руки и изо всех сил ударил кулаками по столу. Подскочила чернильница, прокатилась по столешнице, посыпался песок из развалившейся песочницы.

— А чтоб тебя черт побрал! — рыкнул Мюльхауз. — Я хочу от тебя узнать, что произошло! А ты вместо объяснений втюхиваешь мне дурацкие шутки про попугая. Завтра меня вызовут к полицайпрезиденту Клейбёмеру. Когда он меня спросит, что имеешь в свое оправдание, я отвечу: Мок защищался заявлением «Я бы не верил Риссе».

— Единственным оправданием является родство, — сказал Мок. — Мой племянник — моя кровь. Я многое для нее сделаю. Ничего больше не имею для своего оправдания.

— Так скажу завтра старому: зов семейной крови, — иронизировал Мюльхауз.

Он уже успокоился, закурил трубку и сверлил подчиненного двумя буравчиками глаз. Моку стало его жаль. Он смотрел на его лысину, покрытую редкими прядями волос, длинную бороду девятнадцатого века, колбаскообразные пальцы, охватившие нервно теплый чубук. Он знал, что Мюльхауз вернется сегодня вечером домой после традиционной четверговой партии в скат, что встретит его обедом худая жена, которая стареет с ним четверть века, что они поговорят обо всем, только не о своем сыне Якобе, за которым сохраняли пустую и холодную комнату.

Поделиться с друзьями: