Конец света
Шрифт:
Фет заныл и стал прыгать на одной ноге. Так он, наверное, себя успокаивал.
– Ну Ностик! – не унимался он. – Откроем, пожалуйста!
Мимо нас безбоязненно скакали капли и корчили нам рожи.
– Мы заглянем только! – жалобно ныл Фет. – Одним глазочком! И всё!
– Хитрый, – сказал я. – Ты же знаешь, что коробка сразу исчезнет.
– А если чуть-чуть приоткрыть, совсем немного, может, и не исчезнет? Давай попробуем!
– Ты же знаешь, что исчезнет, – махнул я рукой. – Ладно уж, открывай. Что с вами, транжирами, поделаешь.
Фет стал развязывать ленточку, высунув от усердия язык, и приговаривал:
– Да, с нами, транжирами, всегда так.
Как только
Усевшись под елкой, мы стали чистить мандарины. Их запах смешивался с запахом хвои. Чуть поодаль прыгали новогодние капли. Пробегали деловитые люди – группами и поодиночке. Чаще всего они шли дальше, в другой лес, по пути отбирая шапки у капель. Жизнь кипела, а мы смотрели на всё это, ели мандарины и дышали морозным воздухом, выдыхая пар.
Я закрыл глаза и глубоко вдохнул.
– Не хочу конца света. Зачем он нам?
– Будет другой мир, – выдал заученную фразу Фет. – Гораздо лучший, чем этот.
– Я не хочу лучший, Фет. Мне и здесь нравится.
– И мне нравится, – признался Фет. – Сколько мы здесь уже?
– Два года, – сказал я. – С прошлого конца света прошло два года.
Почему-то мы вместе посмотрели в сторону. И замолчали. Кто-то сидел под деревом вдалеке, обхватив колени руками. И оттуда, из-под густых еловых зарослей, на нас, прищурившись, смотрела Марийка.
Как все заканчивалось и начиналось снова
Я хорошо помню прошлый конец света. Это было тоже зимой. Я не собирался его запоминать, а сейчас помню всё до мелочей. Был совсем обычный день. По предзнаменованиям, которые я замечал уже давно, конец света должен был наступить в ближайшее время. Но никогда не знаешь, в какой именно день это случится. Поэтому я был спокоен… Ничего особенного не делал – так же, как и в прежние дни, проснулся утром, прошмыгнул мимо спящих родителей. Успел заметить, что папа высунул ногу из-под одеяла, а на тумбочке лежала раскрытая книга. Было еще темно, я, не включая свет, ногой нащупал в коридоре обувь и вышел на морозный воздух.
Помню, как здорово запахло деревенским печным дымом. В носу защипали морозные иголки. На нашем крыльце сидел воробей и поглядывал на меня. Тогда ко мне закралось какое-то подозрение – вдруг конец света будет сегодня! – но я отогнал его подальше. Подумаешь, воробей на крыльце. Греется он, может.
В сумерках утра блестел новый снег. На нем виднелись витиеватые птичьи следы. Тропинку замело, и, как только я вышел, в ботинки сразу набился снег. Почему-то это было приятно. Я еще подумал мимоходом, какой замечательный нам достался мир. Хоть он и не простой. И как жалко с ним расставаться. Но новый мир будет, конечно, лучше…
Я прошел через наш двор к калитке, которая выходила прямо к дому Фета. Мы с ним познакомились как раз благодаря тому, что нам достались соседние дома. Это было еще в самом начале мира, когда жилье раздавалось в соответствии с количеством заработанных кю. Темное окно Фета было полузадернуто занавеской с ромбиками, а на заснеженном широком подоконнике сидел всё тот же воробей. Он чирикнул и упорхнул. Я поежился и постучал в окно. Фет – лежебока, и обычно его не добудишься. Я влез на подоконник, толкнул
форточку. Осторожно присел, набрал в ладони снега, скомкал его и тихонько подбросил Фету на кровать. Тот заворочался, заныл, сбросил снежок с кровати, но не проснулся.Я спрыгнул на снег. Обошел дом, толкнул дверь. Она была открыта – в этом мире мы никогда не закрывали двери друг от друга. Тихонько прошел по дому, зашел в комнату Фета. Взглянул на будильник – на нем был выставлен режим «Сплю, даже если будят». Вот чудак, подумал я тогда. Ведь проще поставить режим «Просыпаюсь легко», и никаких беспокойств. Но этот номер был у нас почти каждое утро. И я уже давно сделал себе на одном из брелоков режим «Бужу любого». Включил его и стал трясти Фета за плечи – до тех пор, пока оба режима не нейтрализуются.
– Ну что ты меня трясешь, конец света, что ли? – недовольно проворчал Фет.
– Снег выпал, – объяснил ему я. – В школу пора. Завтракать надо. Столько дел, а ты спишь.
– Дай мне десять кю, и я проснусь, – буркнул Фет и отвернулся к стенке.
– Вот тебе десять кю, – сказал я и еще сильнее затряс Фета.
Он дернул плечом, сбрасывая мою руку, сел, потер глаза. Ему давно пора было стричься – волнистые волосы спускались почти до плеч.
– И угораздило тебя рядом поселиться? – недовольно бурчал он. – Мама меня рано не будит. Мама меня жалеет.
И правда, мама у него сама подолгу спала. Она считала, что хороший сон в жизни – это главное, и после хорошего сна всегда начинается хороший день. Или хороший вечер. Наверное, она права: сама всегда была радостной, шутила, трепала меня по голове одной рукой, а другой рукой трепала по голове Фета. Если бы ее сына она воспитывала без меня, то они вместе спали бы до вечера, а вечером радовались бы. Фет не ходил бы в школу и жил бы без кю: и добывать их некогда, да и тратятся они у него слишком быстро.
– Пойдем в школу, – сказал я ему.
– Я уроки не сделал.
– Ты их никогда не делаешь.
Фет расплылся в довольной улыбке.
– Ладно уж, пойдем, – согласился он и добавил задумчиво: – Маму разбудить, что ли?
– Пусть спит, – возразил я. – Собирайся.
– Она так и конец света проспит, – Фет засуетился.
– Я свое дело сделал, – сообщил я. – Буду ждать тебя у нас.
Когда я вышел от Фета, уже почти рассвело. Я посмотрел в сторону нашего дома – над крышей возвышалась огромная гора. Это была прыгалка. Мы жили совсем рядом, но люди не ходили толпами мимо нашего дома. В этом мире, как и в любом другом, прыгалка находилась в любом поселении – городе или деревне. Этот мир был миром деревень. В каждой жило не более ста человек. Те, кто в прошлом мире заработал больше кю, получили дома с центральным отоплением, а тому, кто заработал чуть поменьше, достались домики с печным отоплением. В принципе, в этом и была вся разница. Многие ругались и говорили, что слишком перестарались и можно было жить в свое удовольствие, тратя кю налево и направо. При переходе из одного мира в другой кю не сохранялись – просто учитывалось их количество.
В начале мира, когда мы увидели свой дом – одноэтажный, простой, с черепичной крышей, – моя мама сказала:
– Я тут жить не буду.
Отвернулась к забору и обиженно стояла. Было понятно, что жить она тут будет (а куда ей деваться?), но жизнь ее станет несчастной и беспросветной. А какой у нее вид был, когда она узнала, что туалет на улице, я просто передать не могу. Такой вид, будто не просто на улице он, а за десять километров отсюда. Про печное отопление она тогда даже не подозревала. То есть видела трубу, конечно, но никак не связала ее с необходимостью греться.