Конец таежной банды

7

Красин очнулся в незнакомой обстановке в чьей-то хате на грязном полу. В окна лился тусклый свет. Он никак не мог понять, где находится, а потом резко все вспомнил и вскочил пораженный, сжимая кулаки. В груди у него все клокотало. Никто никогда прилюдно его так не унижал. Что ж, Коновалов подписал себе смертный приговор. Рука Красина метнулась к кобуре, но она была пуста. Затем он кинулся к окну. Из окна открывался вид на поле, где состоялась казнь, значит, он находился в чьем-то доме на окраине. Из сеней в комнату заглянул участковый Петраков:

– Пришли в себя, Павел Игнатьевич?

Красин промолчал. Он подошел к осколку зеркала на стене и взглянул на себя. Жалкое зрелище. Один глаз совсем заплыл. Губы распухли, а нижняя – с оттенком синевы лопнула и кровоточила, нос разбит. Растянув губы в зверином оскале, он обнаружил отсутствие зуба спереди. Волна ярости вновь сотрясла его тело. Нет, он не станет убивать Коновалова собственными руками. Он сделает намного умнее – подставит, а потом позвонит кое-кому, и Трубину придется искать нового заместителя, потому что этого арестуют. Ему по силам было все это организовать.

– Можете, если хотите, у моей тетки остаться. Это ее дом, – проговорил Петраков после продолжительной паузы, – если что нужно, скажите.

– Где мое оружие? – гневно спросил Красин, прервав свое молчание.

– Коновалов все забрал, – виновато опустил глаза Петраков.

– Я что, арестован? – ехидно поинтересовался Красин.

– Да нет, – пожал плечами Петраков, – конкретных распоряжений на ваш счет Коновалов не давал. Он просто велел убрать вас с дороги.

– Какой добрый, – сплюнул Красин, расправил гимнастерку и вышел, оттолкнув с пути участкового. – С дороги!

* * *

Давно не смазанные петли тихо взвизгнули, затем раздались едва слышные шаги, перекрываемые шумом дождя с улицы. Гость старался не шуметь. Аккуратно прикрыл дверь. Хотел подкрасться незаметно, но Афанасий Порфирьевич сразу понял, что он не один в комнате. Он сидел за столом, хлебал присланную Ефросиньей уху, затем положил на стол ложку и взял нож, будто для того, чтобы отрезать себе хлеба, и, мгновенно развернувшись, ударил наугад во тьму, царившую вокруг. Однако гость был готов к этому, отпрянул, перехватил руку с ножом, повалил Афанасия Порфирьевича на грязный пол, прижал, выдернул из пальцев нож и приставил лезвие к горлу хозяина.

– Штабс-ротмистр Андреев, вот как вы встречаете старых друзей?! Нехорошо, – услышал хозяин издевающийся хриплый голос, полный торжества. – Неужели у тебя действительно всю память отбило?! Ты был полковым адъютантом. Вспомни! Народная армия Комитета членов Учредительного собрания (Комуча). Генерал-лейтенант Каппель, главнокомандующий Восточным фронтом. Сибирский ледяной поход. Неужели ты мог такое забыть?

– Ты командовал вторым эскадроном… штабс-ротмистр Рыков, – дрожащим голосом проговорил Афанасий Порфирьевич.

– Верно, – обрадовался Рыков, – начинаешь вспоминать! Помнишь, как шли вдоль железной дороги, потом у Ачинска узнали, что Красноярск взяли красные партизаны, и главком принял решение обходить город с севера в районе Емельяново – Частоостровское с Енисея на реку Кан. Помнишь, как шли по реке, как стали проваливаться под лед из-за этого чертова золота. Ящики со слитками почти по сто килограммов каждый. Больше половины золота потонуло. Я сам едва спасся. А вы были далеко и не провалились. Ротмистру Алферову поручили везти оставшееся золото другим путем, а мы отвлекали на себя внимание красных. Куда ваш отряд направился?

– Я помню, как шли по тайге в противоположную сторону. Потом на нас напали чехословаки, – с содроганием произнес старик, вспоминая то страшное время, – был страшный бой. Они напали внезапно из леса. Мы были не готовы. Две трети отряда полегло сразу, остальных взяли в плен и потащили в горы. Командир отряда легионеров – поручик Зденек был настоящим зверем. Я так понял, что он уже не подчинялся руководству корпуса и действовал сам по себе. Они, наверное, догадались, что мы везем, и поэтому напали. Зденек хотел припрятать золото, а позже за ним вернуться. Долго бродили, пока не нашли подходящее место. Там была большая гора в излучине реки, окруженная высоким каменным плато. Берег у реки – сплошные скалы. Мы нашли расщелину. Один из легионеров поднялся и сказал, что сверху есть пещера. Золото отнесли внутрь, спрятали там, а нас, оставшихся, всех расстреляли у входа в пещеру. Трупы сбросили к подножию горы со скал.

– Как же ты выжил? – поинтересовался Рыков, убирая нож и отступая назад, чтобы старик мог встать.

Андреев, кряхтя, поднялся, присел на стул и стал растирать вывернутую кисть, рассказывая свою историю.

– После расстрела, когда они начали сбрасывать со скалы трупы, то заметили, что я и еще двое человек легко ранены. Зденек запретил нас расстреливать по второму разу. Он сказал, что является человеком глубоко верующим и считает, что раз мы выжили, то на то воля божья, и ему ничего не остается, как отпустить нас с миром. Я не верил, что это возможно. Однако нас действительно отпустили, предварительно ослепив и содрав верхнюю одежду. Зимой здесь это равносильно смерти. Мороз был под тридцать градусов. Я плутал по лесу и едва не замерз. Снега везде было по пояс. Я пошел вдоль скал, где его было поменьше. Минут через тридцать уже начал терять сознание. Потом каким-то чудом вновь вышел к этой самой скале, в беспамятстве снял с убитых одежду, нашел спички, развел костер. Чехи к этому времени уже ушли. Потом оказалось, что я не один. Поручик Герасимов тоже вернулся к скале. Идти куда-то не имело смысла – оба слепые. Мы остались там. Жили в небольшой пещере, рядом с основной. Из-за трупов внизу часто приходило зверье. Пришлось его отпугивать выстрелами.

– Да, не сладко пришлось, – согласился Рыков, живо представляя себя в тайге зимой, слепого. Затем он встрепенулся и спросил: – А чем же вы там питались? Охотиться вы точно не могли…

– Ну, там кое-что осталось из консервов, сухари, чехи не все унесли, – замялся Андреев, опустив голову. Он точно боялся встретиться с собеседником взглядом, позабыв о своей слепоте.

– Так вы ели трупы, – с неприятным холодком в желудке догадался Рыков. Он сам изумился своей догадке, но сразу почувствовал, что прав.

– Да, а что нам оставалось делать, – заорал на него слепой старик, меняясь в лице, – умирать никто не хотел. Герасимов все стонал, что мы совершаем грех. А мне в тот момент было уже плевать. Мы перетащили все трупы в пещеру и охраняли их от зверей до весны. Морозы великолепно сохраняли мясо…

Рыков даже не знал, что тут сказать. Все это было за гранью его понимания.

– А потом Герасимов сошел с ума и попытался меня убить, – продолжал Афанасий Порфирьевич, мысленно находясь там, у пещеры в тайге, – он орал, что мясо испортилось от жары и им нечего есть. Что на траве они долго не протянут. В общем, полностью свихнулся от голода. Ростом он был под два метра, и мне с ним было не справиться. Да еще безумие добавляло ему сил. Он бегал за мной около пещеры с ножом. Оба падали, поднимались и снова бежали. Несколько раз он меня чуть не настиг. Уже хватал и тащил. Вырвавшись от него, я убежал в лес. Мне уже было все равно, куда идти. Еды в пещере не было. Дня два я скитался по лесу. Потом вышел на скит. Меня тут приютили, выходили. Они не знают, что я совершил…

Тут Андреев запнулся и замолчал, уйдя в себя окончательно. Рыкову в этот момент просто не сиделось на месте. Идеи распирали его изнутри. Он вскочил, подбежал к столу, освещая себе путь фонариком, смел со стола на пол всю посуду и разложил на ее месте карту. Поскольку света все равно не хватало, подошел и распахнул окно с закопченными стеклами. Мрак в доме немного рассеялся. Пахнуло свежестью и запахом прелой листвы, пропитанной дождевой водой. Дождь шел еще вовсю. Капли барабанили по подоконнику. Крыша хибары во многих местах протекала, и уже целые струйки лились сверху на пол, уходя в землю сквозь гнилые доски.