Конфедерация Метала

– Да, многовато конечно… Ну, коли в кабаки да корчмы не уместитесь, наши городские приютят на чердаках да подвалах Разнорабочего. К тому же время сейчас тёплое, так что часть может обустроиться в полях на сеновалах чуть южнее городских стен. В довесок, на полях тех, есть заброшенная мельница в три лестницы, примерно как наши башни, можете и там прилечь. Всё равно большинство мирных в войска али отряды ушли.

Чревосмерть слушал, периодически вырезая необходимую информацию металлическим прутом у себя в дневнике из тонкой цезиевой бумаги.

– Ярмарка в окрестностях будет проходить?

– В горьдень должен приехать, малая ярмарка из столиц обоснуется на центральной площади, большая будет стоять на Торговом Вале, что под восточной частью стены, слева от Разнорабочего района.

– Через два дня центр восток. – проговаривая про себя, записывал воевода.

– Только пошлину надо заплатить за проезд.

Без подзывания с предводительской повозки слез старый жрец, подошёл к сторожу и дал ему мешочек с монетами. Сторож недобро посмотрел на жреца, с некоторым презрением проводил его взглядом, и начал считать.

– Так ведь тут старый ценник. Вы не слышали? Вече подняло пошлины, на восстановление пострадавших от войны городов, деревень постов и дорог, а также на обучение новых отрядов, дружин и ополчения. – процитировал новый закон старожил.

Воевода на несколько секунд призадумался.

– Закон есть закон. Сколько там теперь?

– Вместо полмедняка с дружинника положено три четверти.

– Обдираловка. – буркнул молодой жрец, собираясь начать перепалку, но старый жрец, хранитель казны, быстро одёрнул своего ученика, продолжая отсчитывать сумму.

– Вы бы держали своих жрецов в вороньих рукавицах. – выкрикнул один из сторожей с мечельбой.

– Умолкни, Гореслав.– утихомирил своего подчинённого главный сторож. – А то они сейчас начнут…

– Вечевой закон Конфедерации Метала запрещает разжигание ненависти по отношению к любому из трёх народов, вам ли, у границы, этого не знать?– всё также твёрдо и без эмоций скандировал Чревосмерть.

– Ну вот, говорил же. – докончил сторож.

– Тем более по отношению к Совместному войску, ведущему непрерывную борьбу с Бессмертием и решающему внутренние тяжёлые конфликты.

– Да-да, я и мои ребята знаем законы Вечевого Совета и чтим их, просто мой вояка немного не привык к такому количеству, кхм, жрецов в одном месте. – с некоторой неприязнью ответил старожил. – До нас законы хоть и доходят через считанные дни после столиц, но вот из жителей старые истории так легко не выбьешь.

Хранитель казны доложил нужную сумму в мешочек поменьше и снова подошёл к старожилу. Хоть он это и хорошо скрывал, и морально боролся с этим, но во взгляде жреца тоже можно было прочесть нотку презрения. Но не то презрение, которое бывает у жертвы к истязателю, и даже не то презрение, с каким смотрят на тех, кого хотят полностью изничтожить, которое читалось во взгляде сторожей, но такое презрение, с каким господин смотрит на раба, считающий себя безмерно умным или богатым на глупого и бедного, или, как это бывает в различных империях и королевствах, человек голубой крови на простолюдина. Наверно, с таким взглядом жрецы раньше ловили братьев для обрядов или на продажу в Бессмертие. Впрочем, думаю, взгляд старожила также уводит нас в моменты сожжения братьями деревень жрецов и вырезанием населения. То были очень суровые времена, времена жестокие. Хотя, конечно, локально происходят подобные вещи до сих пор, но сейчас у нас хотя бы есть закон Вечевого Совета. И этот закон могут не любить, особенно былые поколения. Но закон есть закон, и с ним ни выйдет не мириться.

Крайград встречал нас своими высокими чёрнокаменными стенами, обитыми несколькими слоями тантала бойницами и башнями, но главная достопримечательность была единая статуя, состоящая из двух братьев высотой в метров девятнадцать-двадцать. Один из братьев с морщинами, редеющими волосами, с накидкой дикого хищника, не то нашего, не то твари с Топей, с меховыми шкурами на предплечьях и нижней части торса. Остальной торс голый, как и босые ноги. В одной руке он держит древний топор из грубо обработанного камня, а другой передаёт первобытный гитарный гриф, с помощью которого, по поверьям братьев, суждено если не возвыситься, то стать равными богу, или богам метала, второму брату. Второй брат стоит напротив первого брата, вдоль дороги. У него длинные волосы, выбритое лицо, голый торс и руки, но узкие облегающие штаны и тяжёлые ботинки. Одной рукой он держит часть обращённого к нему гитарного грифа, а другой вздымает ввысь одну из первых мечельб современной конструкции, на конец которого насажена голова нежити.

Эта скульптура является, по сути, предвратьями к городу.

Проехав под сенью грифа и падающих от голов теней нам открылось пустое пространство вдоль дороги, ведущей до главных ворот. Слева, как нам и говорил старожил, были видны слабо растущие поля, редкие домики и неподвижная мельница. Справа были хаотично разбросанные дома, шалаши и палатки, за которыми следовали слегка поросшие травой глухие равнины. Сама крепость была обнесена острыми танталовыми кольями, перед которыми виднелся ров вокруг всего города с чёрной смолой. Сторожу, который спешил предупредить Братский Сбор о воинском пришествии, только открыли ворота, поэтому наши повозки замедлились, дав воителям понаслаждаться видами.

– Эх, сейчас с семьёй увижусь. Материнской похлёбки съём, да под батину самодельную скульку, м-м-м. – приговаривал Дубобит, наш воитель и друг из Братства, распластавшись на скамье.

– А где ты живёшь, мужик? – спросил Тёмногонь, встряхнув толстые дреды.

– А вон, в разнорабочем квартале. – Дубобит указал на скопление хаотичных домов справа. – Третий дом от рва, второй от торга. Отец на ярмарках помогает обставиться приезжим и своим. Ну и так, по плотничеству помогает соседям, за монету или за спасибо. А мать в полях работает.

– Так они же заброшены.

– А мать говорит у них там в три поля от мельницы, чуть западнее, есть несколько рабочих пахотен, на них всех работников и собрали.

– Я слышал, что Крайград – самый чтущий традиции город в братстве.

– Был когда-то, но сейчас технологии племени и культура Империй дошли и до наших земель. Сам видел, что братья-сторожа с вашими, вашими, – потыкал пальцем Дубобит на нас с Чернижкой. – мечёвками, в мундирах металлических… А вон, глядите, и гонец поскакал на стальконе. Приди ты сюда лет пятьдесят назад, встретил бы башневых без защиты, с мечами и срущими лошадьми. Да и сами братья, скорее всего, под грибной скулькой были бы, на галлюнах стояли. Жрецов скорее всего бы пустили, да только вряд ли так спокойно проход состоялся.

– Это разве спокойный проход?

Все посмотрели на Тёмногоня и засмеялись, что братья, что жрецы.

– Ну вы и дикари, чуваки.

– А вот эта вот, грибная скулька, она ещё разрешена? – спросил Тёмногонь, падкий на разного рода психоделики.

– Не. После того, как Братья подали жалобу на действие грибов для армии там, на подростков и всё такое, совет запретил производить и продавать грибы. Особенно на запрет повлияли жёны и матери, обычное дело.

– А что, хочешь опробовать? – Черногоре со смешком хлопнул Тёмногоня по плечу.

– Слушай, ну от таких вещей тяжело отказаться. – ответил Тёмногонь, доставая из внутреннего кармана своей джинсовой куртки без рукавов, украшенную различными нашивками и заклёпками, небольшой свёрток с каким-то порошком, который рокер закидывал в нос примерно каждые несколько часов, с перерывом на скульку и портативный дымоход, сжигающий контрабандный табак с помощью какой-то нагревательной системы.

– Помню, в Степном Роге когда был, заходили мы в одну пивную, так там нам из под полы дали по стакану скульки этой на грибах, в обмен на наш, тоже теперь запрещённый, травяной пузырь. Штука отменная, эта грибная скулька. – добавил Злыня.