Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства
Шрифт:

Тем не менее на протяжении 1870-х годов отношение правительства к католикосу оставалось двойственным. Вновь обращаясь к этому вопросу после русско-турецкой войны 1877–1878 годов, МВД подчеркнуло нежелательность открытой конфронтации с католикосом, заметив, что вместо того, чтобы бороться со стремлением армян к независимости, следовало бы уничтожить причины, порождающие это стремление: «Патриарх не может не сознавать, что правительство не вполне довольно образом его действий. Такое сознание при важности интересов, привязывающих его к России и к Эчмиадзинскому престолу, всегда воздержит его от крайностей, если только он не будет поставлен в безвыходное положение». Министерство иностранных дел по понятным причинам было еще более снисходительно. Признавая, что Положение 1836 года действительно лишило католикоса некоторых привилегий и что совершенно нереально ожидать от пожилого человека, выросшего в «самовластной» атмосфере Турции, того, что он неожиданно подчинится законам вновь обретенной им страны, министерство заключало: «Мы силою вещей вынуждены делать духовному владыке армян возможные уступки». Далее: «Россия достаточно сильна, чтобы не опасаться последствий некоторых послаблений по отношению к действиям католикоса: снисходительностью и терпимостью она только может еще более укрепить свой авторитет и свое влияние среди его паствы». Таким образом, подбодренное военной победой над Турцией и усмиряющим эффектом, который она возымела на Кеворка, правительство решило избегать открытой конфронтации [433] .

433

РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 70 об.–77 (цитаты на л. 72 об. и 75).

Однако когда в 1882 году Кеворк умер, маятник вновь качнулся в сторону российского подданного на Эчмиадзинском престоле. Российское посольство в Константинополе посчитало, что утверждение еще одного турецкого кандидата сделает Эчмиадзин «рассадником политических интриг», а эчмиадзинское духовенство, раздраженное последствиями правлений двух предыдущих католикосов, желало избрать архиепископа Нахичевано-Бессарабской епархии Макария, российского подданного. На фоне этих настроений особое совещание (1883) решило в будущем отдавать предпочтение российским кандидатам. Желание видеть католикосом российского подданного было столь велико, что впервые император утвердил кандидата,

получившего меньшее количество голосов на выборах в Эчмиадзине (хотя сомнения по поводу взглядов и благонадежности второго кандидата также играли известную роль) [434] . Таким образом, Макарий (Техутци) официально стал католикосом в июле 1885 года, и когда константинопольская община признала его католикосом в ноябре того же года, чиновники внутри- и внешнеполитического ведомств истолковали решение турецких армян как победу российских законов, в частности Положения 1836 года [435] .

434

РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 474. Л. 42; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 77 об.–79; Материалы, извлеченные из дел МВД // РГИА. Печатные записки. Папка 2715. С. 22; Меликсет-Беков Л. М. Указ. соч. С. 16; Ashjian M. Op. cit. С. 77–97; Тунян В. Г. Указ. соч. С. 91–116. Вообще эти выборы были очень сложными, и их пришлось повторять, чтобы добиться желаемого результата.

435

Тунян В. Г. Указ. соч. С. 119.

Правление Макария позволяет наглядно увидеть практически неразрешимые противоречия российской политики относительно католикоса. Российский подданный был избран на престол в 1885 году в силу желания имперских властей иметь католикоса, который бы безоговорочно подчинялся российским законам. Но именно соблюдение Положения 1836 года скомпрометировало бы позицию Макария в глазах зарубежных армян — как из-за непопулярности самого Положения, так и в силу обстоятельств его избрания. Поэтому Макарий попросил у правительства некоторых уступок в отношении управления церковью, и оно, зная слабую позицию нового католикоса, пошло навстречу. Макарий получил особые привилегии в делах управления армянскими школами, которые правительство ранее старалось взять под свой контроль. Но, несмотря на все это, управление армянскими религиозными делами не наладилось. Напротив, государственный отчет позже заключил: «Добиваясь уступок от правительства, католикос весьма недвусмысленно относился почти ко всем его справедливым требованиям, отклоняя оныя нередко даже в дерзкой форме и до крайности затрудняя деятельность гражданского начальства». Более того, когда судебные инстанции на Кавказе приказали армянскому духовенству приводить свидетелей к присяге по-русски, Макарий издал указ, запрещающий это [436] . Таким образом, будучи российским подданным, Макарий тем не менее создал для имперской администрации еще больше проблем, чем его предшественник. По словам возглавлявшего кавказскую администрацию князя Григория Голицына (1902), «в сане Патриарха это был едва ли не худший из всех Эчмиадзинских патриархов, не исключая и прибывших из Турции» [437] .

436

РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 474. Л. 42–43 об. (цитата на л. 42 об.); РГИА. Материалы, извлеченные из дел МВД; РГИА. Печатные записки. Папка 2715. С. 22–23.

437

Цит. по: Тунян В. Г. Указ. соч. С. 146.

К концу 1880-х годов отношение имперской власти к армянам значительно ухудшилось. Смутные опасения «сепаратизма» переросли в убеждение, что часть армянской интеллигенции стремится к возрождению Армянского царства и что церковь является частью этой национальной программы [438] . Уже в 1882 году, после смерти Кеворка, кавказский наместник писал: «Благодаря привилегированному у нас положению Эчмиадзинского патриарха и бесконтрольному влиянию его на армянские учебные заведения почва для развития идеи о „крупной Армении“ до известной степени подготавливается» [439] . Начиная с 1870-х годов Санкт-Петербург делал попытки подчинить армянские школы государственному контролю. Год от года эти попытки встречали упорное сопротивление, причем армяне ссылались на Положение 1836 года, возлагавшее контроль над школами на церковь. Дело осложнилось тем, что к тому времени даже Синод поддерживал католикоса против государства [440] .

438

Об образе армян как заговорщиков и о националистических элементах в возникающих армянских партиях см.: Suny R. G. Op. cit. Р. 42–51, 68–78.

439

РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 79 об. Отношения между армянскими революционными партиями были более сложными, чем утверждается в таких заявлениях, но Налбандян замечает, что если в 1860-е гг. главное интеллектуальное направление среди армян вело к атеизму, то в 1870-е гг. церковь стала средоточием армянской жизни и считалась воплощением нации. См.: Nalbandian L. Op. cit. P. 57.

440

О школах, см.: РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 474. Л. 48 об.–51;

Suny R. G. Op. cit. С. 44–47, 69; Тунян В. Г. Эчмиадзинский вопрос в политике России, 1873–1903 гг. Ереван, 2002, особенно с. 155–206; Тигранян С. Вопрос об армянских церковных школах в России // Кавказский вестник. 1905. № 3. Ноябрь. С. 58–82; а также записку Департамента духовных дел иностранных исповеданий: Записка об Армянских школах. СПб., 1911.

Все эти обстоятельства и общая репрессивная атмосфера при Александре III способствовали тому, что имперское правительство близко подошло к принятию позиции Каткова, изложенной за четверть века до того. Лишь за два месяца до смерти Макария, в апреле 1891 года, собралось еще одно совещание, посвященное продолжавшимся «недоразумениям» в делах с Эчмиадзином [441] [440]. Оно подтвердило, что в первой половине столетия католикос «пользовался совершенно исключительным влиянием» на армян, и потому правительство действовало правильно, поддерживая его статус и жалуя армянской церкви широкие привилегии. Но с появлением в Константинополе «Национального собрания» (учрежденного на основании Сахманатрутьюна) у армян возник другой политический центр, подрывавший «прежнее обаяние Эчмиадзинского патриаршего престола». И действительно, уникальный статус католикоса «был потерян безвозвратно» и никакие привилегии, дарованные Санкт-Петербургом, не смогли бы его возродить. Не отрицая некоторого политического значения престола, совещание вынуждено было признать, «что в распоряжении правительства не имеется способов и средств, чтобы обратить католикоса в послушное орудие наших политических целей». Совещание заключило, что правительство должно требовать строгого выполнения законов и полного подчинения армянских школ Министерству народного просвещения. Петербургу следует отказаться от активного вмешательства в отношения Эчмиадзина с зарубежными армянами, а при новых выборах «придерживаться наблюдательного положения», сохраняя конечно же право не утверждать кандидата, открыто враждебного России. Это был первый однозначный выбор власти в пользу внутригосударственной логики. Даже МИД — традиционный защитник католикоса — не возражал против этих изменений [442] .

441

Как в этом совещании, так и в других подобных, принимали участие министры внутренних дел, народного просвещения и иностранных дел, а также глава управления Кавказом (наместник или главноуправляющий).

442

РГИА. Материалы, извлеченные из дел МВД. Папка 2715. С. 19–25. Заключение совещания также изложено в РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 474.

Л. 43 об.–44 об. Министром иностранных дел в то время был Николай Гирс.

Скорая смерть Макария дала государству возможность продемонстрировать свое безразличие к выборам 1892 года. Судя по всему, правительство действительно воздерживалось от вмешательства в выборы, что подтверждается фактом избрания османского подданного. Новый католикос Мкртич (Хримиан) прежде служил архиепископом Ванским и патриархом Константинопольским, а также представлял армянские интересы на Берлинском конгрессе [443] . В его правление противостояние Петербурга и Эчмиадзина достигло своего зенита. Проблемы возникли почти сразу же, так как сначала султан не пожелал снять с Мкртича османское подданство, вероятно, из-за его деятельности в Берлине, и дал свое согласие только после заступничества российского поверенного в Константинополе [444] . Мкртич брал пример со своих предшественников, сопротивлялся Положению 1836 года и отказывался отменить приказ Макария о присягах. Мкртич открыто нарушил постановления, требовавшие коллегиального решения армянских брачных дел, а также устранил от церковных дел единственного оставшегося члена Синода, которого Петербург считал надежным. Далее без ведома правительства в 1890-е годы Мкртич признал учреждение двух зарубежных епархий, в Англии и Америке, имевших в принципе право принимать участие в выборах католикоса [445] . МВД скоро пришло к выводу, что Мкртич стремился «к установлению полной независимости церковной власти от светской» [446] .

443

Libaridian G. J. Op. cit. Р. 160–169; Nalbandian L. Op. cit. Р. 53–55; Hovannisian R. G. The Armenian Question in the Ottoman Empire, 1876 to 1914 // The Armenian People. Р. 209–211; Джаншиев Г. А. Патриарх-Католикос Мкртич. М., 1893; Эчмиадзинский патриаршеский престол и армянские католикосы // Исторический вестник. 1892. Т. 49. Июль. C. 159–164. Статья 61 Берлинского трактата обязывала Порту провести реформу для улучшения положения армян. Именно в это время армянский вопрос стал предметом международного регулирования. Описание посвящения Мкртича в сан католикоса см.: Lynch H. F. B. Op. cit. Р. 251–256.

444

РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 474. Л. 45–45 об.; Тунян В. Г. Эчмиадзинский престол. С. 135.

445

Правительство узнало об этих епархиях только в 1907 г. и запретило их участие в выборах в 1908 г. ввиду позднего сообщения об их существовании, но

в последних выборах при «старом режиме», в 1911 г., они получили право участвовать. См.: РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 302; РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 39. Л. 443.

446

РГИА. Л. 45–48 (цитата на л. 48); Егиазаров Г. Несколько слов об армянском духовенстве. Кишинев, 1909. Автор этой брошюры (видимо, армянин) утверждает, что при Мкртиче «воцарил беспорядок».

Бессилие имперских чиновников в этом деле поразительно. Они не только не обладали механизмом, способным заставить католикоса подчиниться, но даже не располагали законом, позволявшим сместить неугодного католикоса с его поста (это просто не предусмотрели при составлении Положения 1836 года). В итоге некоторые чиновники поддержали экстремальные меры воздействия на духовенство, гарантировавшие заодно и неиспользование церковных денег на революционные нужды, то есть конфискацию имущества армянской церкви. В то же время по данному вопросу в правительственных кругах единства не было. Многие утверждали, что эта мера будет как неэффективной, так и явно нарушающей права собственности. Когда дело обсуждалось в Комитете министров, 12 его членов во главе с Сергеем Витте (против пяти) выступили против конфискации. Меньшинство же утверждало, что государству не удается взять под контроль армянские начальные школы, поскольку духовенство объявило их собственностью приходских церквей. Перспектива длительных судебных разбирательств убедила меньшинство в том, что наиболее целесообразной была бы простая конфискация церковного имущества. Без каких-либо оговорок, несмотря на все сомнения большинства и на само Положение 1836 года, ясно закрепившее за армянской церковью право распоряжения своим имуществом, Николай II принял мнение меньшинства. Конфискация имущества армянской церкви началась в 1903 году [447] .

447

Основания для такой меры разъясняются, см.: РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 474; Высочайше утвержденное 12 июня 1903 Положение Комитета Министров // РГИА. Печатные записки. Папка 745; Тунян В. Г. Эчмиадзинский вопрос. С. 155–203; Куликов А. Армянская церковь России как юридическое лицо // Кавказский вестник. 1905. № 2. С. 69–76.

Встреченная решительным объединенным сопротивлением армянского народа под руководством Армянской революционной федерации (Дашнакцутюн), конфискация закончилась полным крахом [448] . Сам католикос Мкртич отказался подчиниться закону, заявив, что он был разработан без его участия. Активные волнения в Закавказье, так же как и общий кризис самодержавия, к началу 1905 года заставили правительство назначить более либерального Иллариона Воронцова-Дашкова на восстановленное Кавказское наместничество. Одним из его первых актов была приостановка конфискации для нейтрализации Дашнакцутюн [449] . Таким образом, политика конфронтации оказалась не более эффективной, чем политика задабривания.

448

Действительно, если Армянская революционная федерация раньше смотрела на церковь амбивалентно, то конфискация церковных имений объединила эти две силы, усилила национальный характер Федерации и убедила ее членов расширить свою деятельность за пределы Османской империи, в Россию. См.: Suny R. G. Op. cit. Р. 48–49; Ter Minassian A. Nationalism and Socialism in the Armenian Revolutionary Movement (1887–1912) // Transcaucasia, Nationalism, and Social Change: Essays in the History of Armenia, Azerbaijan, and Georgia / Ed. by Ronald Grigor Suny; 2nd ed. Ann Arbor, 1996. P. 166–168; Libaridian G. J. Revolution and Liberation in the 1892 and 1907 Programs of the Dashnaktsutiun // Ibid. P. 194–196.

449

«Об исполнении Высоч. утв. 12 июня 1903 Положения Комитета Министров» и «Отношение Министра Земледелия и Государственных Имуществ Сергею Ю. Витте 24 февраля 1905» // РГИА. Печатные записки. Папка 745; РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 18; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 283; Дякин В. С. Указ. соч. С. 45–50, 473–482; Всеподданнейшая записка по управлению Кавказским краем генерал-адъютанта Графа Воронцова-Дашкова. СПб., 1907. С. 8–9.

Нерешительность после 1905 года

Сам по себе отказ от конфискации армянского церковного имущества не мог решить основные противоречия между внутри-и внешнеполитическими приоритетами в отношении католикоса. Причины, побудившие наместника и МИД снова вспомнить о международном значении Эчмиадзина, следует искать, в частности, в переоценке российских внешнеполитических целей после неудачной войны с Японией, особенно при министре иностранных дел А. П. Извольском (1906–1910). На фоне растущей нестабильности на Балканах и проявления немецкого влияния в Турции имперское правительство старалось предотвратить «преждевременный» распад и раздел Османской империи и вместе с тем — возможность захвата проливов третьей державой, что нарушило бы статус кво . Извольский считал, что при необходимости Россия должна действовать в восточном вопросе решительно. Политические революции в Персии (1906–1911) и Османской империи (1908–1909) еще более усложняли ситуацию, и их влияние на зарубежных армян оставалось открытым вопросом. В этом контексте царские чиновники, занимавшиеся внешней политикой страны, старались не раздражать армян новыми посягательствами на права их церкви. К 1912 году Петербург даже хотел реактивизировать армянский вопрос, что было трудно, пожалуй, даже невозможно без содействия католикоса. Таким образом, сочетание факторов: меняющиеся внешнеполитические цели, политические события в Турции и Персии, назначение Воронцова-Дашкова — заставило Петербург отступить от конфронтационной политики двух предыдущих десятилетий [450] .

450

См.: Hovannisian R. G. Op. cit. Р. 233–238; McDonald D. M. United Government and Foreign Policy in Russia, 1900–1914. Cambridge, Mass., 1992. P. 101–111; Bodger A. Russia and the End of the Ottoman Empire // The Great Powers and the End of the Ottoman Empire / Ed. by Marian Kent. London, 1984. P. 76–110 (особенно с. 78–82); Davison R. The Armenian Crisis, 1912–1914 // American Historical Review. 1948. Vol. 53. № 3. P. 481–505 (особенно с. 489–490); Сборник дипломатических документов: Реформы в Армении, 26 ноября 1912 года — 10 мая 1914 года. Петроград, 1915. C. 3–6, 22 и 178; Письма И. И. Воронцова-Дашкова Николаю Романову, 1905–1915 гг. // Красный архив. 1928. № 26. С. 97–126; Somakian M. Empires in Conflict: Armenia and the Great Powers, 1895–1920. London, 1995. Р. 37–69. Об армянах в контексте политических революций в Персии и Турции см.: Ahmad F. Unionist Relations with the Greek, Armenian, and Jewish Communities of the Ottoman Empire, 1908–1914 // Christians and Jews in the Ottoman Empire. Р. 401–434; Chaqueri C. The Role and Impact of Armenian Intellectuals in Iranian Politics, 1905–1911 // Armenian Review. 1988. Vol. 41. № 2. P. 1–51; Ter Minassian A. Le rфle des Armйniens du Caucase dans la rйvolution constitutionnaliste de la Perse, 1905–1912 // Caucasia between the Ottoman Empire and Iran, 1555–1914 / Ed. by Raoul Motika, Michael Ursinus. Wiesbaden, 2000. P. 147–174.

Это не значит, однако, что правительство, и в особенности МВД, снова взялось за старую политику без изменений и колебаний. После смерти Мкртича в октябре 1907 года министр внутренних дел П. А. Столыпин вспомнил о предложении бывшего главы администрации Кавказа Голицына низвести католикоса «на степень обыкновенного духовного начальника» с ограничением района его ведомства только пределами Российской империи. Непризнание «вселенского значения» католикоса лишило бы его привилегированного положения и позволило бы правительству относиться к нему как к обыкновенному подчиненному. Столыпин также выразил беспокойство по поводу созыва католикосом собрания армян в Эчмиадзине в 1906 году для обсуждения вопроса о будущем участии народа в разрешении церковных дел. Особое опасение вызывало преобладание на собрании членов Дашнакцутюн и сочувствующих ему. «[И]скусственно восстановив в Эчмиадзине духовно-политический центр армянского народа, мы тем самым если не узаконили, то молчаливо признали за католикосом фактическую возможность объединить вокруг себя армянские партии местного и иностранного происхождения, и поэтому Эчмиадзин сделался в некоторой степени очагом революционного движения среди русских армян» [451] . Результатом было широкое обсуждение в 1908 году привилегий католикоса и отношения российского государства к его вселенскому значению.

451

РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 306. Л. 76; Дякин В. С. Указ. соч. С. 722–725, 751–752. Мкртич, кажется, согласился созвать это собрание под давлением дашнаков. См.: Libaridian G. J. Op. cit. Р. 196. Наместник Воронцов-Дашков впоследствии объяснил, что он разрешил проведение этого собрания, чтобы «благоразумные элементы» среди армян сами убедились в революционном направлении учредителей съезда, не совпадающем с интересами армянской церкви. По словам наместника, именно такой раскол и произошел, разделив революционную федерацию и духовенство. См.: Всеподданнейшая записка. С. 14–16; Официальное сообщение о причинах роспуска Эчмиадзинского съезда // Колокол. 1906. 16 ноября. № 3. С. 2. Ашджян подтверждает, что съезд действительно объявил борьбу «церкви и клерикализму». См.: Ashjian M. Op. cit. Р. 104.

Самым горячим сторонником католикоса и ориентации государства, выразившейся в Положении 1836 года, был наместник на Кавказе Воронцов-Дашков, который протестовал «категорическим образом» против предложения Голицына. Предполагавшаяся к проведению сразу после неудачной попытки конфискации церковного имущества, эта мера не могла бы реализоваться «без крайне трудной и грозящей осложнениями борьбы», и в любом случае указ российского правительства вряд ли бы заставил армян отказаться рассматривать католикоса как главу всех армян. В данный момент, по мнению наместника, нужно было постараться убедить армян в том, что они являются прежде всего российскими подданными, «а отнюдь не создавать из них снова врагов русской государственности». Воронцов-Дашков признавал, что, в отличие от глав других христианских исповеданий, католикос получает особые формы признания со стороны императора, «но для меня несомненно, что это сделано в свое время законодателем вполне сознательно, так как Верховний патриарх-католикос представляется главою целой отдельной церкви, между тем как все находящиеся в России другие высшие сановники иных христианских исповеданий, не исключая и православного, являются только начальниками отдельных епархий». Наместник подчеркивал глубокую мудрость, лежавшую в основе законодательного признания католикоса главой всех армян и настаивал на его важности для защиты русских интересов в Закавказье и на Ближнем Востоке. Если какие-либо цели в этом отношении оставались невыполненными, то причины следовало искать в репрессивных мерах правительства против армянского духовенства. Наместник предложил всего лишь одно существенное изменение в управлении армянской церковью, а именно — введение закрытой баллотировки на выборах католикоса для защиты делегатов от влияния «крайних партий» и «террора» [452] .

452

РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 830. Л. 51–56; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 306. Л. 43–45.

Поделиться с друзьями: