Константин Великий. Равноапостольный
Шрифт:
– Мы с радостью поделимся с тобой.
– А я щедро расплачусь. Пусть не золотом, но землей, ведь это она дает нам пищу.
– Землей? – переспросил Константин.
– Паннонией и Далмацией, – ответил тот. – Уверен, они принесут тебе богатые урожаи.
– А иллирийская армия?
– Перейдет в твое полное распоряжение, если ты, конечно, этого желаешь.
Предложение Лициния и вправду выглядело щедрым. Константин пристально посмотрел зятю в глаза. Тот уступал ему обширные территории вместе с половиной своей армии, но сохранял за собой богатейшие восточные провинции. Важнейший ресурс Паннонии и Далмации – рекруты, из которых получались крепкие, надежные воины.
Лициний подготовится и дождется, пока на Рейне станет неспокойно, убедит племена готов совершить набег за Дунай, а затем нанесет ответный удар. Иллирийцы не скоро забудут своего прежнего повелителя, велика вероятность, что в трудную минуту они перейдут на его сторону. И тогда уже Константину ничего не останется, как поднять белое знамя.
«Нет, лучше завтра снова вывести войска и навсегда разрешить все наши разногласия, – подумал Константин. – А если он не захочет сражаться, то пусть сидит в сгоревшем лагере и умирает с голоду».
С порывом ветра в шатер ворвался запаха жареного мяса. Рты всех присутствующих наполнились слюной. Измотанные долгим сражением, ничего не евшие с самого утра, римляне на мгновение позабыли обо всем, кроме жалобного урчания своих животов. Надменная непроницаемая маска слетела с лица зятя. И Константин прочитал во взгляде Лициния страшную усталость. Единственное, чего тот хотел на самом деле, – это поскорее вернуться домой, к жене и сыну. Он тешил себя мыслью о реванше, но лишь для того, чтобы успокоить уязвленную гордость.
Отражение схожей слабости Константин увидел много лет назад у отца, когда Констанций наслаждался жизнью с Феодорой и детьми. Любовь ослабила и Лициния. Истинную победу Константин одержал над ним в тот день, когда выдал за него сестру.
«Любовь – сладчайший яд», – с тоской подумал император.
Лициний вернется домой в надежде восстановить силы, но вместо этого совсем расслабится. Константин испытал облегчение с легким привкусом зависти. Он потребовал прибавить к Паннонии и Далмации Грецию с Македонией. Лициний согласился, и соправители заключили мир.
III
Лициний подписал договор о перемирии, оставил во владении своего шурина две трети Империи и отбыл в Никомедию к семье. Константин стал старшим августом. Первым делом он велел иллирийским войскам вернуться в лагеря и гарнизоны, где ожидать дальнейших приказов. Иллирийцы были злы и растеряны. Их вели в бой против Константина, твердили, что он враг, а теперь отдали под его командование. Они роптали, но все же подчинились, так как не были готовы снова браться за мечи.
Константин во главе рейнской армии направился к Сирмию. Жители с тревогой ждали прибытия своего нового повелителя. Старший август успокоил их, отправив в город гонца с распоряжением начать подготовку к празднествам. Пусть сравнительно скромным и недолгим, главное, это было знаком, что Сирмий не отдадут на разграбление рейнским легионам. Армия разбила лагерь у стен города, Константин вошел в него только с палатинской гвардией. Состоятельные жители Сирмия в течение нескольких дней щедро снабжали солдат вином, яствами и гетерами. Авл Аммиан присматривал, чтобы, пируя, легионеры не перебарщивали.
Константин подсчитал средства в казне
Сирмия, благо у Лициния не было времени их вывезти, и созвал совет.– Эрок, ты со своими людьми вернешься на Рейн, полевые легионы нужны сейчас здесь, поэтому вам предстоит защищать галльские провинции, – сказал император.
– Но нас слишком мало, о Божественный, – заметил вождь алеманов. – Мы не сможем отразить серьезное вторжение.
– Надеюсь, вам и не придется обнажать оружие. Ты, как никто другой, умеешь договариваться с племенами. Задабривай их, стравливай друг с другом, делай все, чтобы у них не возникло желания совершать набеги. В твоем распоряжении половина всех налогов, взимаемых с Белгики [2] .
2
Белгика – одна из римских провинций в Галлии, названная в честь кельтского племени белгов.
– Он будет их приворовывать! – не сдержался Авл, который покинул армейский лагерь, чтобы поучаствовать в совете.
Эрок осклабился.
– Разумеется, – кивнул Константин. – Иначе ради чего ему усердствовать? До тех пор пока на Западе спокойствие и порядок, я готов закрыть на это глаза.
– Твое поручение – честь для меня, о Божественный, – произнес Эрок, склонив голову, при этом на его губах играла полуулыбка.
– Иллирийской армии придется выдать двойное жалованье, чтобы задобрить воинов, – продолжил император. – Когда все уляжется, сократим ее численность на треть. Иначе мы не сможем долго содержать рейнские и иллирийские войска. Легионерам предложим выйти в отставку или отправиться служить к Лицинию.
– К Лицинию? – поразился Далмаций. – Зачем усиливать врага?
– Нельзя их просто выгнать, – пояснил Константин. – Легионеры должны быть уверены, что с ними всегда поступят по справедливости. Если Лициний единственный, кому они могут служить, то пусть отправляются к нему. Лучше уж так, чем вся иллирийская армия поднимется против нас. – Немного помолчав, император добавил: – После мы перемешаем войска Рейна и Иллирии. Половину легионов оставим здесь, вторую отправим охранять северные рубежи. – Константин обратился к Далмацию: – Вы с Авлом будете следить за выдачей жалованья, присматривайтесь к тем, кто особенно недоволен. От них мы избавимся в первую очередь.
Константин понимал, что, как бы Авл и Далмаций ни старались, им не удастся обнаружить большинство изменников, тех, кто будет подстрекать иллирийских легионеров поднять бунт против нового августа. Император нуждался в человеке, от глаз и ушей которого нельзя ничего скрыть.
Константин пустил по дворцу Сирмия слух, что он хочет видеть Публия Лукиана. Командир тайной охраны не заставил себя долго ждать. Он ничуть не изменился с их прошлой встречи. Одет скромно и опрятно. На гладко выбритом лице застыло выражение почтительности. Колючие серые глаза смотрели на императора внимательно и слегка настороженно.
– Я прогнал тебя, но позволил остаться поблизости, – сказал Константин. – Теперь ты получишь еще один шанс, но, если подведешь меня вновь, позавидуешь участи Вассиана.
– Если ты разочаруешься во мне, о Божественный, я брошусь на свой меч, – пообещал Лукиан.
Император коротко кивнул:
– Займись армией, которую оставил Лициний. Пока в иллирийских легионах все спокойно, ты и твои люди будут получать жалованье. Но, если они взбунтуются, вы первыми за это ответите.
– Справедливо, – произнес Лукиан, слегка наклонив голову.