Константинополь-Тихоокеанский

– Да куда денутся, поддержат.

– Золотишко пудами намывают, поделятся!

– Господа, не нужно никого принуждать, тем более силой заставлять пополнять кубышку нашего с вами дорожного фонда, – я ласково похлопал по прочной "корзинке", в которой помимо купюр, лежали и красивые мешочки с золотым песком, – просто скажите от моего имени золотодобытчикам, что их пьяные кутежи, не просто глупость, а преступление перед Россией. Ну да я им в Красноярске вставлю фитиля! Недопустимо, когда тысячи, десятки тысяч рублей выбрасываются на кураж, а не пускаются в ДЕЛО. Добывается богатство из недр российских, а проматывается на срамных девок и спаивание соседей. Хотят промышленники о себе добрую память оставить – лечебницы пусть строят, школы, училища. В Томске же вижу лет через тридцать-сорок первый в Сибири университет. И я не шучу, господа! Быть Сибири краем образованных людей, а не местом ссылки преступников. Всех каторжников в Америку вывезу, в Калифорнию.

Томичи испуганно посмотрели на свирепого великого князя, неведомая Калифорния казалась им местечком куда как страшнее и отдалённее чем даже Чукотка. Расставались душевно, следом за моим отрядом шли картографы-геодезисты, которым и предстоит наметить будущую трассу, связующую два замечательных сибирских города – Томск и Енисейск, захиревших в моей реальности из-за отдалённости от Транссиба. Дорогу велел делать как можно более прямой, по правому берегу Чулыма. Мои родные места, Бирилюсский район Красноярского края. Рядом с моим, разумеется не построенным ещё леспромхозом, насколько помню, должен в настоящее время функционировать Мелецкий острог. Непременно побываю на своей исторической родине, хотя Чулым, петляющий и часто меняющий русло наверняка сейчас далеко от той точки, где я появился на свет в 1971 году от рождества Христова… А в этой реальности уже не появится тот мальчик. Да и был ли мальчик…

В Ачинске меня "торкнуло" вторично. Детская память семидесятых – начала восьмидесятых годов двадцатого века прямо таки вопила и требовала заглянуть в Ачинский аэропорт, где мы, дети из медвежьего угла, леспромхозовская школота, прилетев бежали в буфет и от пуза напивались наивкуснейшей газировкой "Буратино". До того напивались, что едва могли дотерпеть и не напрудить в автобусе. Но, стоически держались и, доехав до железнодорожного вокзала, сначала бежали за мороженым (в стаканчиках, с деревянными палочками) и лишь потом в туалет…

То, что великого князя, пробило на слезу и молодой и статный красавец ловко сидючи на вороном жеребце не стесняясь плачет, смотря на явно не столичный Ачинск вогнало городскую верхушку в ступор.

Но, Константин быстро пришёл в себя, промокнул лицо платком и, ловко соскочив с коня, весело и ласково произнёс: "Здравствуй, здравствуй славный и сердцу любезный город Ачинск, земли чулымской столица! Принимай гостей"!

Обнятые и расцелованные царским сыном делегаты выслушали кучу комплиментов в свой адрес и немного напряглись – за что такая милость. Однако, когда высокий гость заявил, что пленён красотой природы и непременно устроит здесь свою Ставку, ежели будет назначен наместником Сибири, ачинцы подуспокоились и сдержанно загордились. Ишь как, даже душевнее чем в Томске себя ведёт царевич. Видать и вправду по нраву ему земля Сибирская…

Переночевав в Ачинске и проговорив все насущные вопросы, поутру двинулись на Красноярск, где я назначил сбор сибирских золотопромышленников, намереваясь "взять под крышу" новоявленных "хозяев жизни и тайги".

На сей момент именно Енисейская губерния давала три четверти всего золота, добываемого в Российской империи и заставить нуворишей тряхнуть мошной в правильном направлении – святое дело. Из Ачинска я рванул в сопровождении всего лишь двадцати двух человек. Все равно в Красноярске тормознёмся на месяц. А то и более – очень хочу проскочить до Енисейска, Минусинска на ту пору славных купеческих городов. Енисейск вроде как даже богаче и многолюдней Красноярска тех лет был. Вот и сравню. В Енисейске и базировались самые крутые золотодобытчики. А пока я гоняюсь по родному краю за впечатлениями, мой изрядно подрастянувшийся отряд доберётся до берегов Енисея-батюшки.

Почему я, достигнув шестнадцати годочков, практически сразу после дня рождения двинулся не на запад, знакомиться с потенциальными невестами, а на восток, по следам брата Саши?

Да не сошлись во взглядах с государем императором по вопросам наказания воров и мздоимцев, как мухи на мёд налетевших на железнодорожные подряды, так поругались, что хоть в Петропавловку сажай Константина за непослушание и непочтение. И ведь дерзил не только государю и вождю нации, но и отцу родному! По моему, батю это сильнее всего и обидело. Но, по порядку.

Строительство "чугунки" началось в мае 1842 года, одновременно от Москвы, где командовал Александр и от Петербурга, где "могучее плечо поддержки" Николаю Павловичу подставил юный Костик. Своих "дружков" конезаводчиков я вытягивал как мог, – убедил отца потянуть с покупкой паровозов до последнего, ведь прогресс идёт такими семимильными шагами, что за год-два конструкция паровозов значительно изменится и мы, затратив немалые деньги, получим по окончании строительства устаревшие машины, к тому же проржавевшие от невозможности их полноценно эксплуатировать. А вёрст на 10-20, потягают вагоны с грузами и лошадки. Все считали меня лоббистом "лошадиной мафии", в том числе и папенька, но я то знал – стройка растянется на годы, какой смысл тратить золото на ненужные сегодня паровозы. Надо ли говорить, что подряд на шанцевый инструмент я выиграл влёгкую. Никто попросту не выставился супротив царевича. Ну, тут меня комплексы не мучили совершенно – за качество отвечал лично. Хмурый отец, с неодобрением относившийся к стремлению сына заработать копеечку изрядно попыхтел, стараясь сломать лопату. Конечно, такому здоровому лбу это в конце концов удалось. На то как государь яростно ковыряет грунт, исподтишка поглядывали несколько сот пар внимательных глаз. Сломав два черенка и не повредив собственно само полотно лопат, батяня сердито выхватил из рук адъютанта третью по счёту и слово гвардеец-преображенец со штыком (лопатой) наперевес устремился на ближайший пригорок, где воткнув орудие труда землекопа в слой сухой глины торжественно изогнул и пошатав таки надломил продукцию "Завода скобяных и железных изделий Константина Кузнецова". Восторжествовав над непокорной железякой царь успокоился и что-то недовольно бурча, загрузился в карету. Реплику: "Сдуру можно и … сломать", я героически удержал при себе…

К концу сезона работ в 1842 году выяснилось, на меня "катил бочку" паскудник Клейнмихель. Многих протеже графа я едва ли не пинками гнал со стройки, делая подрядчиками отставных офицеров флота, как правило, людей грамотных и ответственных. С них я не получал вообще ни единой копейки, давая людям возможность заработать, правда ставил условие хорошо относиться к трудягам-подёнщикам и подбирать смышленых и расторопных людей с прицелом на будущие стройки. Была мысль обучать таких "живчиков" грамоте и продвигать, делать десятниками, и проводить их потом, лет через несколько, самих в подрядчики. Формировать свою команду, короче говоря. Но мои благие намерения были для Петра Андреевича, столь ярко и образно воспетого Некрасовым как серпом по известному месту. Нет, напрямую на дерзкого и неуступчивого Константина он не наезжал, наоборот – лебезил и заискивал. Но папеньке такую прогонял пургу, будто бы я принимаю посулы и подношения и от тех и от этих, что не способствует авторитету фамилии. Удивительное дело, – отец молчал, даже не пытался поговорить по душам, потому-то жулик граф был нами раскрыт только по осени 1842 года. Обсудили в первопрестольной с Сашей подлюку Клейнмихеля и на сём дело казалось и окончилось. Казалось нам тогда. Ан нет, проклятая немчура в 1843 году сумела потеснить некоторых из моих отставников, и так вышло, что 15 июня я с десятком конвоя выехал на поляну, где обедали хмурые артельщики. Вонь от котла исходила столь гадостная и мерзостная, что подъехав метров на десять пришлось нос затыкать. А люди эту дрянь ели. Ребятишки лет десяти-двенадцати неторопливо и сосредоточенно обгладывали кости. Поодаль, метрах в ста от подёнщиков трапезничали пронырливый купчик и длинный, на глиста похожий армейский поручик.

– Эй, сволочь, – рявкнул я на отечественного предпринимателя, – бегом ко мне!

– Сию минуту-с! – наверняка купчина меня знает. Да и немудрено – кого ещё будут сопровождать хмурые гвардейцы Финляндского полка.

– Твои люди?

– Точно так-с, мои-с.

– Бери миску, наливай, ешь.

– Ваше высо…

– Молчать! Исполнять!!!

Работяг как ветром сдуло. Поручик сгорбился за столом и старался сделаться меньше ростом. Помертвевший подрядчик, похоже, намеревался "лишиться чувств".

– Если в обморок грохнешься, как барышня кисейная – сожрёшь весь котёл, – уже спокойно и ласково пообещал великий князь

В общем, жрал, блевал и плакал барыга долго и упорно. Пятеро финляндцев из десяти бегали в кусты травить. Сам еле удержался. Подозвав старшего артели, выдал ему по полтора рубля серебром в расчёте на каждого, кому я помешал "пообедать". Чёрт! Как представлю это варево…

– Так, гнида, – купчик испуганно закивал, – иди на дистанцию. В конторе подпишешь отказ от подряда, вернёшь деньги и выплатишь штрафы.

– Помилуйте ва…

– Молчать!

– Ребята, – обратился я к подёнщикам, – есть кто грамотный? Вот и славно. Завтра подходите к конторе, найдёте отставного лейтенанта флота Забелина. С ним будете работать, он человек справедливый, не обидит. Скажете, великий князь Константин Николаевич за вас ручается. Сейчас записку напишу.

Крестьяне разом, все как один, рухнули на колени. Эх, Расея моя, Расея…

Глиста-поручик оказался каким то троюродным племянником Клейнмихеля и немедля кинулся на доклад к высокопоставленному родственнику. Тот, вообразив, что Константин решился на рейдерский, ну, или местным языком изъясняясь, на разбойничий захват бизнеса, побежал к императору.