Константинополь-Тихоокеанский

Однако же – грех жаловаться, прижился я в этом времени, уже отождествляю себя с Костиком, родителей и братьев-сестёр люблю и чту. И не было ни малейшего желания (хотя есть возможность) приготовить "обратный эликсир". Зачем? Впереди столько интересного, Крымскую войну надо, нет, не переиграть, – предотвратить, Аляску отстоять, привязать её покрепче к России-матушке. Ну а там видно будет.

По калифорнийскому форту Росс работу вёл неспешно. Для начала на огромной карте отметил флажками населённые пункты в американских владениях, а когда венценосный папенька зашёл пожелать сыну доброй ночи, то застал Костика у географической карты, как раз втыкающего флажок на место форта Росс.

– Хорошо придумал, Костя, – папе моя затея с флажками явно понравилась, – смотри какая большая наша Россия – величайшая в мире держава.

– Да, папа! И там где поднят русский флаг, он никогда не будет спущен! А на карте ещё много мест где можно основать российские поселения.

– Сынок, ты не по годам умён, – батя расчувствовался, – когда вырастешь, встанешь во главе флота и отобьёшь у нехристей Константинополь. Будешь там царствовать! Константин в Константинополе! Как твоя великая прабабка завещала!

– Царьград оставим брату Саше, а я стану основателем нового города, Константинополя Тихоокеанского, на американском материке!

И воткнул загодя припасённый флажок то ли в Орегон, то ли в север Калифорнии. Ну, в место на карте, где этим штатам положено быть созданными в ТОЙ, моей родной реальности.

Эмоциональный папаня скомкано пожелал доброй ночи продвинутому сыну и поспешно удалился.

Мне "морские командировки" нравились. Как здорово вырваться из дворца, набитого соглядатаями и подхалимами, пообщаться с офицерами флота, людьми образованными, имеющими кучу прожектов по присоединению к Российской империи отдалённых территорий. Очевидно, через них на Константина и вышли осенью 1837 года представители Российско-Американской компании. Во всяком случае, пришли они с Литке.

Мнение юного генерал-адмирала о необходимости сохранить форт Росс и укрепить позиции России в Калифорнии "русские американцы" горячо разделяли, но сетовали на безденежье, малолюдье и "наезды" мексиканцев, гордящихся изгнанием прежних испанских властей и презирающих европейцев. На Карла Васильевича Нессельроде, что интересно, не жаловались. А ведь именно эта сволочь преизрядно нагадила Российско-Американской компании, "зарубив" в 1825 году проект переселения купленных компанией крепостных крестьян в Русскую Америку, с предоставлением им там свободы, да и в иных многих случаях пакостил, сволочь. Нет, надо думать, что делать с Нессельроде, на посту министра иностранных дел Карлуша будет херить все начинания молодого Константина, папенька верит этой мерзкой обезьяне. А то Карл Васильич уже топит в бесконечных бюрократических согласованиях дальневосточные экспедиции, постоянно откладываемые, по тем или иным надуманным причинам. Подстилка австрийская! Первый кандидат на устранение! Отправлю, непременно отправлю Нессельроде "в гости к Пушкину".

Да, увы, – Александр Сергеевич роковой 1837 год не пережил. Не судьба видно, не судьба. Путешествуя с братом Сашей поэт "отпустил тормоза". Начал неумеренно выпивать он ещё в Петербурге, видно потому и решился уехать подальше от нотаций жены, встряхнуться.

И вот, в славном городе Казани, будучи вдрабадан упоен почитателями таланта, пристал с домогательствами к правильной и приличной вдове чиновника. Женщина вырвалась из объятий пьяного стихотворца и побежала по улице. Поручик Храпов, служивший в местном пехотном полку, удержал Пушкина от погони, за что был бит по лицу и вызван на дуэль. Брат Саша в это время куролесил со свитскими где-то за городом и не мог вмешаться. По показаниям свидетелей, Храпов сам писал стихи, и, будучи большим поклонником Александра Сергеевича, всячески пытался примириться с разбушевавшимся Пушкиным, но, не вынеся оскорблений и не желая стать убийцей гения, там же и застрелился. Мгновенно протрезвевший литератор ушёл к себе в номер, написал покаянное письмо-завещание и разрядил пистолет "в хладный лоб"…

Мда, такая вот штука – история, ты её меняешь, "прогибаешь" а она обратно в своё русло норовит. Вот тебе и альтернатива. Эх, брат Пушкин, как про тебя бард пел: "При цифре тридцать семь, с меня слетает хмель"… Тридцать семь лет, тридцать седьмой роковой год…

Неужели ничего не получится, и позорной Крымской войне быть, и Аляску сдать придётся, как ни крутись, ни исхитряйся?!

К чёрту сопли! Собраться, Костя. Мы ещё повоюем!

Брат спешно прервал поездку и вернулся в Петербург, загоняя лошадей. В гибели Пушкина многие "доброхоты" начали обвинять цесаревича – мол, не предотвратил, не отнёсся к Александр свет Сергеичу с должным почтением. Дантеса в нашей реальности так не третировали как здесь Сашу. А ведь это наследник престола!

Александр после долгого разговора с отцом наедине, заперся в своих комнатах и никого не принимал. По столице ползли невероятные слухи. Гроб с телом поэта медленно и торжественно передвигался из Казани в Петербург, засыпаемый цветами встречавшей печальную процессию "прогрессивной общественности".

После трёх дней затворничества Саша пошёл к отцу и заявил о сложении с себя высокого звания наследника престола в пользу брата Кости. Батя, очевидно, ждал такого афронта, изругал старшего отпрыска и послал за мной.

– Константин, – император начал без предисловий, – твой старший брат так потрясён прискорбным происшествием, закончившимся смертью двух достойных людей, Храпова и Пушкина, что считает себя не вправе наследовать корону. Александр твёрдо решил уехать в глушь, жить частным лицом. Ты мой второй сын, умён и серьёзен не по годам. Что скажешь?

– Я догадывался, что Саша захочет так поступить – по дворцу ходят разные слухи, кто-то распускает гнусные сплетни…

– Мерзавцы! Сгною! – Всё-таки Николай Павлович был велик и страшен в гневе.

– Папа, а если Саше на время уехать, но не в Европу.

– Как уехать, куда?

– На восток, продолжить путешествие до Тихого океана. Разметить тракт до Амура, который я хочу построить, присоединить тамошние земли к России, пустить экспедицию по Амуру до устья, закрепить накрепко Сахалин за Россией. У Геннадия Ивановича Невельского есть план исследования тамошних земель и забирания их под руку российского императора.

– Так, продолжай.

– Саша вернётся через два-три года героем, а здесь всё успокоится. Когда сам наследник престола будет на Амуре, китайцы и маньчжуры носа не покажут в наших пределах. А Саша заберёт с собой свой полк, своих офицеров. И дорогу наметят по пути, которую…

– Которую ты мечтаешь проложить до Великого океана. – Перебил меня отец. – А неплохо, сын мой. Весьма неплохо. Александр, гляди, Константин тебе свою мечту дарит – Великий Путь проложить из Петербурга до океана. Справишься?

– Справится, Саша молодец. А как вернётся – сразу пускай женится!

Император испытующе посмотрел на меня.

– Константин, разве тебе не жалко Пушкина, он ведь был твоим наставником?

– Жалко, но Сашу жальче, он не виноват, а так страдает.

Александр, доселе прямо и отрешённо сидевший в кресле, разрыдался, уткнувшись лицом в колени.

Я посмотрел на отца и, повинуясь его жесту, покинул кабинет императора.

Свора высших сановников, толпившихся у царских покоев, учтиво, заметно ниже обычного, поклонилась. Я отделался сухим и вежливым кивком. Суки, стервятники. Разъедутся по домам и начнут каждый свою цепочку сплетен выстраивать. А уже от них подхватят и разнесут по Петербургу самые невероятные версии, гады помельче.

Ну да ладно. Если не сработает мой вариант и Сашка взбрыкнёт и предпочтёт жизнь "простого" великого князя, я в проигрыше не буду. Как наследник престола смогу наворотить значительно больше. А ежели Александр рванёт подобно Македонскому покорять Восток, так и прекрасно, на полтора десятка лет раньше Амур станет российским. Только чтоб оба берега наши были. Ну, об этом я брату особо напомню.