Конституирование и природа индивидуализации

– Жалко мне тебя, мама, – говорит мой сынок украденный. – Так жалко, что и сказать тебе не могу.

Надо же, такие слова мне…Что дальше? Как видите не померла я. Живу, вот уже 13 лет после того смертного приговора. А Сашка мой нашел отца, совсем старенького, и брата (мама его к тому времени померла). Он их нашел, выправил свои документы по новой, а в 1993 году подались они всей семьей в Израиль…

Семья у Вени хорошая, детей трое, уже внуки имеются. Я с ним два раза виделась. Один раз в России, другой – здесь, недавно. Все прощения просила, но он вздыхал тяжко, ничего не сказал. Думаю, не простил меня из-за матери. Та всю жизнь Сашеньку своего вспоминала…» [60] .

60

Красильщиков А. Еврейская месть. Быль. ЕС. № 3. 24–30 января 2007.

Назовем все своими словами, безусловно, Клавдия Зотова совершила преступление (украла ребенка) и многие годы не раскаивалась в этом. Ею двигали желание мести и «голые схемы» – распространенные в те годы культурные сценарии. В период преступления она явно была не в себе («я все горела страшным огнем»). С одной стороны, Клавдия всю жизнь любила Веничку, а с другой – ввергла в трагедию его семью и ускорила смерть его матери.

Но убить ребенка Клавдия все же не смогла, хотя хотела. Более того, она его полюбила, воспитала как своего сына, а на пороге смерти ее «стала мучить совесть», она два раза выпрашивала прощения у своего Саши. Зотова все же имеет совесть, она не может убить маленького ребенка, заботится о нем и любит его. У Клавдии была добрая и любящая мать, и сама Зотова способна на большую любовь (правда, как говорят в народе, любила «по-своему»). Но главное, оказалось, что для Клавдии маленький ребенок – это не орудие мести, а беззащитное дитя, нуждающееся в защите и любви. Немаловажными являются и угрызения совести [61] .

61

Недавно появившийся на экране фильм «Остров» поразил современную зрительскую аудиторию именно тем, что главный герой фильма всю жизнь переживает угрызения совести и старается помощью людям, чтобы искупить свой грех.

Продумаем этот кейс. Речь идет о становлении личности в юном возрасте и поступках, во многом определивших жизнь человека. Будем анализировать три ситуации: отвергнутой любви, толкнувшей Клавдию на преступление, неудавшейся полностью мести (хотя украла маленького брата Венечки, но убить его не смогла) и признания в преступлении на пороге смерти.

Первое на что стоит обратить внимание: пусковым механизмом всех трех ситуаций выступили объективные «экзистенциальные проблемы». В первом случае страшное горе отвергнутой любви, во втором – невозможность оставить на смерть маленького ребенка, хотя замысел такой владел Клавдией, в третьей ситуации ожидание приближающегося конца жизни с желанием встретить его с чистой совестью. Эти ситуации были объективны в том смысле, что сложились независимо от желаний Клавдии и требовали решения (поступка). Экзистенциальные они потому, что затрагивают самые глубинные платы жизни (ценности) личности. Действительно, Клавдия жить без любви Венички не могла («горя сильнее не было в моей жизни»); убить Сашу не могла тоже («ясно понимаю, что не смогу бросить маленького так, на смерть»), хотя желание отмстить было очень сильное; наконец, рак и близкая смерть, буквально поставившие перед Клавдией совесть, – не менее фундаментальное событие.

Можно предположить, что разрешение указанных экзистенциальных проблем требовало смены реальности. Каким образом можно мстить любимому? Если по-настоящему любимый, это сделать невозможно. Любя Сашу и вообще маленьких беззащитных детей, убить? Тоже невозможно. Как встретить свой последний день, ожидая скорую смерть, с таким камнем на сердце? Совершенно невозможно. Но все это сделать было необходимо: так замыслилось и сложилось: отомстить, убить, покаяться перед смертью. Почему таким образом? А потому, что над Клавдией довлели социальные схемы и стереотипы поведения. «На обиду нужно всегда отвечать, вплоть до смерти обидчика», например, как в сказке Пушкина «О мертвой царевне и о семи богатырях».

Делать нечего. Она,Черной зависти полна,Бросив зеркальце под лавку,Позвала к себе ЧернавкуИ наказывает ей,Сенной девушке своей,Весть царевну в глушь леснуюИ, связав ее, живуюПод сосной оставить тамНа съедение волкам.

Тем более, что евреи – «убийцы в белых халатах» и «ей за это ничего не будет от властей, потому что все евреи в СССР будто стали вне закона, и с ними можно было делать все что угодно».

Однако и убить беззащитного ребенка (которого Клавдия, не осознавая того, любила) невозможно, лучше сделать вид, что убила, а реально, наоборот, защитила и спасла.

Вот Чернавка в лес пошлаИ в такую даль свела,Что царевна догадалась,И до смерти испугалась,И взмолилась: «Жизнь моя!В чем, скажи, виновна я?Не губи меня, девица!А как буду я царица,Я пожалую тебя».Та, в душе ее любя,Не убила, не связала,Отпустила и сказала:«Не кручинься, бог с тобой».А сама пришла домой.«Что? – сказала ей царица, —Где красавица-девица?»– «Там, в лесу, стоит одна, —Отвечает ей она, —Крепко связаны ей локти;Попадется зверю в когти,Меньше будет ей терпеть,Легче будет умереть».

Наконец, можно предположить, что христианское мироощущение требовало явиться перед Богом с чистой совестью, следовательно, нужно было сознаться в содеянном грехе, покаяться и получить прощение.

Вот эти схемы (одна явно заимствованная из Пушкина, другие вмененные социальными инстанциями) помогли Клавдии сменить реальность, чтобы стали возможны рассмотренные поступки (кража ребенка, спасение и воспитание его, признание и покаяние). При этом не надо думать, что я говорю о сплошной социальной детерминации. Нет, без творчества Клавдии смена реальности тоже не произошла бы, например, нужно было к месту вспомнить сказку Пушкина и так перетолковать ее, чтобы вместо царевны оказались Венечка и Сашок.

Может возникнуть вопрос: как это Клавдия не просчитала последствия своего поступка, достаточно было только представить их, чтобы отступиться от замысленного? Или почему ни с кем не посоветовалась? А вероятно, потому, что была девственно чиста (пуста) в плане мышления и общения. Не умела ни мыслить критически (в данном случае, в отношении себя), ни обсуждать свои проблемы в общении. Кроме того, все же понимала, что нарушает закон, поэтому о совершенном никому ни одного слова. Учитывая, что мышление и общение – две центральные личностно ориентированные практики, можно предположить, что Клавдия не была в то время полноценной личностью. Право образует еще одну личностно ориентированную практику [62] . Нарушение закона Клавдией подтверждает деформацию ее личности.

62

Розин В. М. Генезис и современные проблемы права. М., 201; Розин В. М. Личность и ее изучение. М., 2012.

Да и как она могла стать полноценной и нормальной личностью, если с 14 лет работала на торфоразработках, на прессе по 12–14 часов в сутки, жила в бараке? Как я показываю в книге «Феномен множественной личности» нарушение нормального хода социализации (отсутствие в семье любви, защиты, внимания, воспитания), как правило, выливаются в несформированность тех или иных сторон (способностей) личности, а также в деформированные представления и асоциальные поступки.

Но, какая, спрашивается, связь между бедной Клавдией, жившей в эпоху социалистического застоя, и современными молодыми людьми, оперирующими Интернетом и мобильной связью, получающими нередко в подарок от состоятельных родителей автомашины? Вроде бы никакой. Тем не менее, такая связь на уровне массового типа существует. Действительно, разве современный молодой россиянин верит в право? Нет, и социологические опросы это подтверждают [63] . А раз не верит, то вполне может нарушить закон. Разве он, не читающий книги, способен к критическому мышлению, без которого сегодня понять что-либо невозможно? Разве ему трудно вменить версию (схемы) событий, изображающую «черное как белое», а «белое как черное» (например, что на Украине одни фашисты). Разве он не столь же скрытен, как и Клавдия, когда совершает неблаговидные поступки, которые он хочет скрыть от остальных (а возможностей в настоящее время для сокрытия значительно больше)?

63

Наблюдается своеобразный парадокс – право в современной России формируется в контексте неправовых практик. За годы реформ, пишут Т. И. Заславская и М. А. Шабанова этот контекст настолько расширился, что для большинства стал более реальным, чем само право. По данным этих авторов 42 % респондентов «указали, что в современных условиях их законные права нарушаются чаще, чем до реформ. Особо неблагоприятно и важно для осмысления сути современного трансформационного процесса России то, что основными субъектами, нарушающими права граждан, являются власти разных уровней (их назвали 89 % респондентов)… Многие исследователи выражают тревогу по поводу глубокого разрыва между административно-правовой и социокультурной составляющими российских институтов. Отмечается, что новые законы и нормы нередко остаются на бумаге, реальные же практики развиваются так, как если бы этих норм не было». Отчасти понятно, почему российское общество в правовом отношении склоняется к пассивности: попытки населения действовать через право и суд чаще всего заканчиваются неудачей. «Вопреки расхожему мнению о правовой пассивности и чрезмерном долготерпении российских граждан, – пишут те же авторы, – 66 % опрошенных все же предпринимали какие-то действия, направленные на восстановление своих законных прав. Однако для абсолютного большинства (73 %) пытавшихся сопротивляться они чаще всего были напрасными» (Заславская Т. И., Шабанова М. А. Социальные механизмы трансформации неправовых практик // Общественные науки и современность. 2001, № 5, С. 6–7, 20).

Ну, положим, скажет наш оппонент, на какое это отношение имеет к образованию? Отвечаю, имеет. Ведь тьютор стремится приобщить своего подопечного (и себя, кстати) к добру, общественному благу, помощи людям. Но сделать это по отношению к личности, у которой отсутствует критическое мышление и понимание права, зато налицо «двойные стандарты» (говорю одно, а делаю другое, киваю головой, но не верю, дома говорю, что думаю и делаю, что считаю нужным, а публично – то, что от меня ожидает начальство), – так вот, сделать это очень трудно. Дальше, как усваивают наши дети законы и другие социальные нормы? С одной стороны, формально, с другой – так, чтобы их можно было обойти (нарушать). Какие профессии и занятия они выбирают? Те, кто чувствуют фальшь власти, стараются идти в науку, в инженерные профессии, стать художниками и прочее (подальше от политики и власти), а те, кто стремится сделать карьеру и жить безбедно, напротив, стать юристами, чиновниками, депутатами. Теперь рассмотрим некоторые особенности мира, в который вступает или войдет в перспективе подопечный тьютора. Обсудим эти особенности на примере экзистенциального выбора, предполагающего свободу личности, ведь выбор (товара, места жительства, профессии, способа жизни и прочее), пожалуй, характеризует нашу современность и человека. И не должен ли тьютор помогать молодому человеку как в выборе направления образования и задач, решаемых в нем, так и в связанных с ними жизненных экзистенциальных проблем?

4. Проблематичность экзистенциального выбора в современных условиях неопределенности и сложности

На мой взгляд, экзистенциальный выбор предполагает ясное видение реальности и будущего. Если же, как в настоящее время, ни то ни другое не просматривается, то осуществить выбор становится затруднительным. С будущем в настоящее время что-то неблагополучно. Насколько ясно воспринималось будущее во второй половине прошлого века, настолько неопределенно и бледно сегодня. Социологические исследования показывают, что россияне планируют свое будущее не больше чем на пол года, от силы год. Хозяйственные субъекты предпочитают такое слово – будущее вообще не употреблять. Но как, спрашивается, в таком случае возможно развитие предприятий и хозяйства страны?