Констрикторы

Он был пророком. Все остальные - обыкновенными людьми.

Он был возмутителем спокойствия - большинство ратовало за привычный всем порядок.

Он вел себя, как хулиган - а мало кому нравится выслушивать оскорбления в свой адрес, тем более по крупному счету незаслуженные.

Чем дерзновеннее открытие, чем абсурднее звучит какой-то смелый вывод, тем осторожнее следует к нему подходить и особенно - подводить остальных: таково правило техники научной безопасности. Канн это проигнорировал и потому пострадал.

Если на 90% правды дать 10% заведомой, но аккуратно поданной лжи, последнюю тоже примут за правду - прием часто употребляемый политиками и идеологами всех мастей. Но если чистую правду разбавить не ложью, нет просто чем-то посторонним, не имеющим отношения к делу, но противоречащим мнению большинства и тем более это большинство оскорбляющим - худшей услуги истине, попавшей в такой переплет, оказать невозможно. Если человеку сказать: "Ты - сволочь, дважды два четыре", в нем невольно загорится протестующее: "а, может, не четыре, а пять?" признать то, что неведомое заболевание может представлять для всех опасность после выступления Канна, означало для его коллег - бедных простых смертных - то же самое, что расписаться под его заявками, что в Министерстве медицины засели сплошные жулики, а заодно согласиться с тем, что сами они все дураки, кретины, идиоты, имбецилы и так далее - у Канна был целый список синонимов такого рода, а словарный запас профессора был на редкость богат, особенно по части оскорблений и ругательств.

Да и из чего следовало тогда, что карантин должен быть введен? (Посмотрите на небо - ведь солнце по нему крутится, солнце!) Несколько больных, слабое подозрение, ничем еще не подтвержденное, что болезнь вызывается каким-то возбудителем неизвестного происхождения - вот и все, что имелось у врачей на руках. Где тут можно взять основание для столь далеко идущих выводов? А карантин - не шутка, тут должна быть задействована и армия, и службы порядка, и вообще...

Все события развивались согласно обыкновенной житейской логике, да и не могли развиваться иначе.

Поднялся скандал.

Канн, оскорбленный в лучших своих чувствах, выскочил из конференц-зала, чтобы закончить свой жизненный путь под грузовиком со стройматериалами.

...и не надо обвинять автора этих строк в подрыве авторитетов: Канн действительно оказался провидцем, и чрезвычайное карантинное положение было-таки введено, пусть с большим опозданием. И все же, если быть объективным, придется признать, что Канн навредил и себе и делу как только мог, и даже сверх того.

Ведь как знать - не устрой он этого скандала с "разоблачениями", мысль о необходимости предпринять какие-либо меры по предотвращению распространения эпидемии не вызвала бы у чиновников от медицины такого неприятия.

Трагедия на дискотеке произошла через день после гибели неистового пророка.

А на следующее утро...

4

Он оказался сумасшедшим - только такого открытия Альбине не хватало.

Девушка подалась назад, чувствуя, что передает этим рефлекторным и все равно подлым жестом своего спасителя, как предала тем, что выжила, своих больных.

Возле коричневато-зеленых глаз возникли на миг удрученные морщины.

– Да брось ты, малышка... простите, мэм, - погрустнел незнакомец. Не бойся, я - тихий.

– Тихий, - повторила Альбина, кусая нижнюю губу. Плечи девушки вновь начали дрожать, но уже не от страха и не от рыданий, просто так. Тихий...

– Ну а если тебя это пугает, то могу уточнить - я из спецотделения. "Спецушник" - это так у вас называется?

– с необъяснимой иронией добавил он.

– То есть?
– не поняла Альбина.

"Сумасшедший... ну почему мне так не везет? Он вначале так мне понравился...
– поежилась она.
– Где же справедливость? Этот человек меня спас, а я..."

– Подожди, - вдруг широко улыбнулся он.
– Ты что - всерьез?

– Что?

– Ты действительно не поняла, о чем я тебе говорю? Послушайте, мэм... но ведь на вас белый халат!

– Ну и что?
– моргнула Альбина.

"Неужели он действительно псих? Ой, как похоже на то... при чем тут мой халат?"

– Как - что? Значит, вы - медсестра и потому не можете не знать вашего же медицинского жаргона.

– Ей богу, никогда не слышала такого термина... Что значит спецушник?
– покачала головой девушка. Внутри у нее шла борьба, но она ощутила вдруг, что отсутствие логики в его высказываниях только кажущееся, и что может еще оказаться, что он гораздо нормальнее, чем можно подумать с первого взгляда. Ведь если бы не эта проклятая синяя пижама...

– Ты из какого отделения?

– Из черепно-лицевой хирургии, - с надеждой заглянула она в его не злые - на редкость не злые!
– глаза.

"Ну оправдайся же... докажи, что ты такой же как все, нормальный странный человек" - молил ее взгляд.

– А что, здесь и такое есть?
– снова хмыкнул он, - ладно, поверим на слово. Пожалуй, я совершенно правильно сделал, что спас тебя - похоже, ты и в самом деле ничего не знаешь...

– О чем?
– сомнения, надежды, разочарование - все превращалось у нее теперь в раздражение. Еще не много и она бы рассердилась.
– Да объясните же вы мне, в чем дело, наконец!

– Да, ситуация, - задумчиво потянул он, отворачиваясь от девушки и глядя в пластмассово-голубое небо.
– Если ты не знаешь... так лучше тебе и не знать. "Спецпсихушка" - это понятие историческое. Лучше вот что... Считай меня лучше просто тихим и безобидным психом, который уже прошел курс лечения и готовится к выписке... Черт побери, - засмеялся вдруг "тихий", - но ведь теперь меня некому будет выписывать!

– То есть... вы уже здоровы, я правильно поняла?
– неуверенно переспросила она.

Альбина явно чего-то недопонимала в его объяснениях, а он так же чего-то не договаривал, но девушке хотелось одного: верить. Верить в то, что он здоров, что она не одна, что на этого человека можно положиться.

– Считай, что так, - окончательно развеселился он.
– Лучше давай подумаем, что нам делать дальше.

Альбина нахмурилась - она была не готова еще к этому вопросу, хотя прекрасно сознавала, что его необходимо задать и получить ответ.

– Не знаю, - снова закусила губу девушка.

– Что ж...
– "тихий" обнял колени руками.
– Давай порассуждаем на эту тему вместе.

– А как вас зовут?
– неожиданно спросила она.

– Это не важно, мэм... Давайте договоримся так: у меня провалы в памяти, и это я как раз забыл. Считай, что меня не долечили...
– немного преувеличенно фыркнул он.
– А вас как зовут?

– Ала.

– Ала... звучит замечательно... мне совсем не улыбалось называть вас все время мэм... Ну так что, по-вашему, Ала, следует сделать в первую очередь?