Консул Тревельян

– Он похож на человека, но не человек, – задумчиво произнес юноша, скрестив руки перед грудью. – Но есть нечто такое, что роднит его с людьми, с лучшими из нас: сочувствие и готовность помочь. Не каждый человек на это способен.

– Не каждый, – молвил Тревельян и поднялся.

Они продолжили путь по тоннелю, шагая мимо застывших в нишах роботов, мимо узких коридоров с трубами и жгутами проводов, мимо вентилей, коллекторов и стоек, на которых перемигивались огоньки. Тоннель сделался еще шире, и теперь по его оси бежала пара рельсов – второй вывернул из какого-то темного прохода. Вероятно, то были монорельсовые дороги, но ни вагонеток, ни других экипажей не попадалось. Через часа полтора стены тоннеля разошлись в стороны, потолок взмыл вверх, пол опустился, и путники сошли по лестнице в просторный зал. Здесь стояли гигантские цилиндры ректификаторов, к ним тянулись со всех сторон окрашенные синим и зеленым трубы, в воздухе висел туман едких испарений. Свист выпускаемого газа смешивался с резким стуком насосов, гудели вытяжные вентиляторы, в прозрачных колоннах булькала очищенная вода – на взгляд Тревельяна, все еще мутноватая, неприятного белесого оттенка. Казалось, что в этом зале нет ничего, кроме работающих механизмов, но тревожное предчувствие вдруг охватило Ивара – он замер на половине шага, огляделся, но не увидел ни людей, ни роботов охраны. Возможно, на Декаи Таилу вообще не имелось боевых кибернетических систем – их производство было сложным и весьма энергоемким.

– Мы почти на месте, – сказал Найт Ракасса, вытирая пот со лба. Затем он вытянул руку к металлической плите, выступающей над полом. – Нужно сдвинуть этот люк и спуститься ниже. Помоги мне, консул Трев.

– Я сам. Для меня это нетрудно.

Плиту Ивар сдвинул с легкостью, хотя она весила добрый центнер. Всмотрелся в неясные отпечатки на ее поверхности, хмыкнул и произнес:

– Люк недавно открывали. Это подозрительно.

– Нет. Ялонг и другие, что скрываются здесь, часто выходят на поверхность.

– Зачем?

– Для сбора сведений. Еще им нужна еда.

– Понятно. Ну, давай спускаться.

Они миновали узкую лестницу с потертыми пластиковыми ступеньками. Внизу находилась круглая камера с десятком дверей и небольшим бассейном посередине. Бассейн, тоже круглый, диаметром метра два, был полон воды, а на его дне поблескивала стеклом и металлом какая-то сложная конструкция.

– Анализатор, – пояснил Найт. – Здесь помещения для тех, кто следил когда-то за качеством очистки – в давние, очень давние времена… Теперь это делает анализатор, и никто сюда не спускается. Только люди нашего суонча. Но где же они?

Юноша оглядел камеру с таким видом, будто в ней чего-то не хватает. В его глазах вспыхнули тревожные огоньки.

– Странно… Где часовые?.. Они всегда тут были… Ялонг за этим следил…

– С ним что-то случилось. Что-то нехорошее, – произнес Тревельян. Склонив голову к плечу, он стоял у лестницы, пытаясь разобраться в хаосе ментальных импульсов. Здесь были люди, почти за каждой дверью, и от одних тянуло волнами хищного торжества, как от стаи волков, загнавших, наконец, добычу. Другие ощущения были страшными: бессильная ненависть, безнадежность, мука и ожидание смерти. Странная смесь, подумалось ему. Явный признак трагедии, какого-то кровавого конфликта, где есть победившие и проигравшие, палачи и жертвы. Последних, кажется, скрутили в бараний рог.

Ивар отошел от лестницы, сделал несколько шагов и остановился у бассейна. Найт повернул к нему бледное лицо.

– Что происходит, консул Трев? Ты думаешь…

Пять или шесть дверей с грохотом распахнулись, выплеснув фигуры в красной униформе, с уже знакомым оружием, похожим на музыкальные инструменты, и клинками у пояса. Их было больше десятка – крепкие парни с угрюмыми лицами, не мелл-паа, а обычные люди.

Хватит на целый оркестр, решил Тревельян, разглядывая солдат. Четверо отрезали его от лестницы, остальные заняли позицию у стен, держа серебристые жезлы на сгибе руки. Их командир, тощий мужчина в мундире с золотым шитьем, вышел вперед. На голове – ежик светлых коротких волос, тонкогубый рот, безжалостные серые глаза… Вместо ушей – едва заметные перепонки. Иг-фатха, безухий мелл-паа, понял Ивар.

Острый взгляд безухого скользнул по лицу Найта, затем остановился на Тревельяне. Догадаться, кто из них старший, было нетрудно.

– Попались! – пропел иг-фатха, и голос его был подобен флейте. – Попались, нейи льо хузем! Ну, сейчас поговорим, поговорим! Жизнь не обещаю, но легкую смерть придется заработать!

«Ишь разошелся, поганец! – проворчал Командор. – Вбей его в землю, парень! По самую макушку!»

Найт, бледнея и стискивая кулаки, уставился на безухого.

– Где Ялонг Ракасса?! – выкрикнул он. – Что вы с ним сделали? Где остальные наши люди?

– Где? – Тонкие губы офицера растянулись в усмешке. – Скоро узнаешь, узнаешь, где! Двери! Откройте двери!

Один из красных распахнул дверь напротив лестницы. Там была узкая длинная комната, залитая резким светом ламп. На полу валялись в лужах крови люди – голые, с распоротыми животами, содранной кожей, переломанными конечностями, с лицами без глаз и багровым провалом на месте рта. Семь человек – шестеро мертвых, но седьмой, с грудью, исполосованной ножом, и выдавленными глазами, был еще жив.

– Этого сюда! Сюда! – велел мелл-паа, и слепца вытащили из комнаты. Он скорчился на полу, поджимая ноги и дрожа всем телом. Найт побелел еще больше. Губы его тряслись, голос звучал прерывисто и тонко.

– Ял-лонг… это т-ты, Ял-лонг?..

– Мальчик… кто-то из наших мальчиков… – прохрипел изуродованный человек. – Зря ты сюда пришел… Придется… – он выплюнул сгусток крови, – придется умереть… Постарайся… быстро… не говори им ничего…

– Скажет, скажет! – буркнул офицер. – Ты, Ялонг Ракасса, упрямая тварь, но не все у вас такие. – Взгляд иг-фатха снова уперся в зрачки Тревельяна. – Хочешь легкой смерти? Тебе и твоему приятелю? Хочешь? Хочешь, нейи льо хузем? Не заговоришь, снимем с молодого шкуру, медленно-медленно, а тебе придется слушать и смотреть, слушать и смотреть. – Он оскалился. Острые зубы и бледное лицо делали его похожим на вампира. – Послушаешь, посмотришь, потом возьмемся за тебя. Нейи льо хузем дословно переводилось «те, чей срок отмерен» – идиома, обозначавшая живущих недолго. Похоже, в устах мелл-паа это было ругательством.

Дед взъярился. Он был лишь разумом в памятном кристалле, бестелесной сущностью, но нрав его не претерпел изменений. Нрав, привычки и богатый лексикон коммандера Звездного Флота.

«Сучонок недорезанный! Хмырь безухий! В гальюн его, мордой в парашу! Что молчишь, голубь сизый? Матку ему выверни и на яйца натяни! Да поживее!»

Однако Тревельян безмолвствовал. Он старался дышать мерно и ровно, дышать ртом, но висевший в воздухе запах крови и растерзанных тел по-прежнему щекотал ноздри. Спокойствие не оставило его; в мирах, где сила и жестокость торжествовали над милосердием и разумом, он, случалось, наблюдал жуткие картины и привык не поддаваться гневу. Сейчас его мысли текли стремительно, как полет корабля, что разгоняется до скорости света перед прыжком через Лимб. Он думал о Ялонге и о том, успеет ли помочь умирающему; думал, как обезопасить Найта в неизбежной схватке; прикидывал, что за оружие у красных – пулевое?.. лучевое?.. – и хорошо ли владеют им солдаты. Он знал, что убить придется всех. Это не радовало, но и не вызывало особых сожалений; смерть – возмездие для палачей.

– О чем я должен тебе рассказать? – Тревельян уставился на безухого и напряг мышцы, чтобы активировать кожу. – О ваших монстрах, жирующих на верхнем уровне? О тех, кого мелл-паа загнали в подземелье? Или про то, как и когда все вы подохнете?

– Место! – пропел офицер, и теперь в его голосе звучали не флейты, а грохот литавр и рык басовых труб. – Скажи про место, где затаился ваш суонч! Место, место, место! На каких островах, в каких горах вы прячетесь! Говори, говори! – Он повелительно махнул солдатам. – Ну-ка беритесь за молодого! С пальцев начнем! С пальцев, с пальчиков!

Трое красных направились к Найту, обнажив клинки. Сталь хищно поблескивала в ярком свете ламп.

– На пол! Сюда! – Тревельян подтолкнул юношу к стенке бассейна. – Лежи и не шевелись!

Шагнув к безухому, он перебил горло мелл-паа ребром ладони, потом ударил солдата в висок и выхватил нож из ослабевших пальцев. Глаза безухого закатились, голова повисла, точно срубленная топором; падая, он разинул рот, но не выдавил ни звука. Тело иг-фатхи еще содрогалось в агонии, когда труп солдата рухнул на него. Клинок стремительно мелькал в руках Тревельяна. Укол… перебросить в другую руку… снова укол… Хлынула кровь из рассеченных артерий, и двое красных, еще не потерявшие голос и жизнь, пронзительно вскрикнули.