Консул

Карточка переходит из рук в руки.

— А что означают эти три квадратика на рукаве? — спрашивает соседка Тайми.

— Это что-то вроде старшего лейтенанта, — поясняет Кай.

— Орден боевого Красного Знамени ему сам Калинин вручил, — говорит Тойни. — Этим орденом награждали героев. Тойво очень дорожит этой наградой.

Оттелиани откидывается на подушки, слабыми руками натягивает одеяло. Устала.

— Будь спокойна, тетушка Оттелиани, за Тойво рабочие всего мира.

Люди расходятся, бесшумно закрывая за собой дверь. С матерью остается старшая дочь, Тойни. Утром она идет на работу, а ее сменяет сынишка соседки Тайми. Он принес бабушке свежий пеклеванный хлеб с сыром. Оттелиани просит парнишку сбегать в киоск, купить газеты. Что-то скрывают от нее люди, чего-то не договаривают. Мальчик приносит газеты, подает очки. Оттелиани читает страшные строчки: Антикайнена обвиняют, как уголовника, в убийстве, в сожжении какого-то белофинна на костре. Досужий журналист объясняет, что теперь не избежать Антикайнену смертной казни. Буквы прыгают, краснеют, накаляются, кровавыми ручейками растекаются по бумаге. Стиснула Оттелиани газету обеими руками, тихо охнула. Испугался мальчик побелевшего лица бабушки, побежал за матерью. Собрались соседи, вызвали врача…

В камеру к Антикайнену вошел адвокат. Он был взволнован. Тойво заметил его смятение:

— Не беспокойтесь, уважаемый! Я приму любой приговор с высоко поднятой головой. Понимаю, что они решили уничтожить меня физически. Я им страшен. Но я-то их не боюсь. Они бессильны казнить правду, казнить идею.

— Господин Антикайнен, я пришел к вам с горестной вестью. Ваша матушка…

— Неужели? — побелевшими губами прошептал Тойво.

Адвокат склонил голову.

"Моя милая, бедная мама. Великая мученица и самая добрая мать на свете. Как бы я хотел поцеловать с благодарностью твои застывшие руки. Я навсегда запомню их теплыми и ласковыми. Не выдержала. Это они тебя убили". Тойво сидел, закрыв лицо руками.

— У меня к вам просьба, господин адвокат, — поднял он наконец голову. Глаза его были сухи, только глубже запали, и в них была нестерпимая боль. — Я очень прошу передать моей сестре Тойни небольшое письмо, я его сейчас напишу.

— Охотно выполню вашу просьбу, этого требует простая гуманность, — ответил адвокат.

… Сернес и столица Финляндии не знали подобных похорон. Гроб с телом матери Антикайнена несли на руках через весь город, и прах Оттелиани был, как знаменем, покрыт красными гвоздиками.

Многотысячная вереница людей в скорбном молчании провожала в последний путь мать своего Тойво. В палисадниках и на подоконниках Сернеса не осталось красных цветов… Люди несли в руках розы, яркие соцветия герани, букетики скромных полевых гвоздик, мальв и алые маки.

Цветы! Самое совершенное, гармоничное и чудесное творение природы — цветы.

Человек избрал цветы как символ бескорыстия и чистых помыслов, добра и радости, любви и дружбы, благодарности и почитания. Цветы — первые посланцы любви. Цветами встречают появление на свет нового человека. Цветы — знак дружбы и почитания. Цветами встречают победителей, никогда — врагов. Цветами провожают в последний путь дорогого сердцу человека.

Несчастен и обездолен тот, кто не познал трепетного волнения при виде первого подснежника, мохнатой сережки орешника, не погрузил хоть раз лицо в душистые, обрызганные росой гроздья черемухи, не испытал ликующей радости от разноцветья трав, не был взволнован очарованием цветущих яблонь.

Цветы прекрасны, хрупки и недолговечны.

Но когда красные цветы вздымают вверх тысячи рук, они становятся знаменем, становятся оружием.

Ваня Туоминен, шагая рядом с Эйно, тоже нес букетик красных маков. Проходя сквозь строй полицейских, Ваня понял, что красные цветы страшат их, что они готовы вырвать и втоптать их сапогами в грязь.

За гробом тетушки Оттелиани несли два больших венка. Один из красных роз. На алой ленте золотые слова: "Прощай, родная, последний привет тебе из-за тюремной решетки. Мама, на этом твоя борьба закончена. Твой сын Тойво". На другом венке надпись: "От единомышленников Тойво его отважной матери".

На центральной улице кто-то в передних рядах поднял руку с красным букетом, и вся колонна вдруг превратилась в красное длинное полотнище.

В охранке неустанно трещал телефон. Что делать? Знамен нет. Лозунгов нет. Красных транспарантов не несут. Но все с букетами цветов, и все цветы — красные. Это же вызов. Настоящая демонстрация. Но напрасно листают всякие уставы и наводят у юристов справки. Нет, цветы, пусть и красные, даже самыми жестокими реакционными законами не запрещены.

На кладбище был послан усиленный наряд полиции.

Гроб с телом тетушки Оттелиани был огражден прочным заслоном почетного караула рабочих. Старый Кай, участник финляндской революции, много лет проведший в тюрьме, взял из рук рыдавшей Тойни листок бумаги.

— Дорогие товарищи! — глуховатым голосом обратился он к рабочим. — Мы прощаемся с матерью нашего любимого мужественного борца Тойво. Первое слово я предоставляю ему. — Старик вынул из нагрудного кармана очки, развернул листок и стал читать: — "Друзья! Мою мать сегодня несут в могилу… Закат ее жизни мог быть светлее. Она перенесла в своей жизни многое. Живя в бедности, обремененная многочисленной семьей, она мужественно отдавала ей все свои силы. Положите на гроб от меня красные цветы. Я хочу, чтобы все знали, что моя мать была воодушевлена теми же идеями, что и я. Она одобряла мою жизнь и мой путь борьбы за дело трудящегося народа, за которое я теперь сижу в этой тюрьме".

Кай сложил листок и спрятал его в карман.

— Мы выполнили волю отважного сына отважной матери. Провожаем ее красными цветами и перед открытым гробом дорогой Оттелиани торжественно обещаем вести борьбу за наше правое дело так, как ее ведет Тойво. Спасибо тебе, дорогая Оттелиани, за то, что ты подарила нам такого сына!

Гроб с телом тетушки Оттелиани опустили в могилу. Огромный холм красных цветов возник над ней.

Ветер осторожно перебирал алые лепестки.

Глава 15 У СЕСТЕР ВИНСТЕН

Ирина и Константин, взявшись за руки, молча, в каком-то особо приподнятом настроении вошли в маленький двор, огороженный кустами цветущей сирени. Остановились. Старались представить себе, как тридцать лет назад через эту же калитку, в осенний дождливый вечер, по этим же каменным плитам шел Владимир Ильич Ленин. Завернул направо. Постучал в дверь…

Дверь со скрипом раскрылась, и перед Константином и Ириной предстали две очень старенькие женщины. У обеих белоснежные волосы, валиком зачесанные вокруг головы, обе в очках, маленькие, толстенькие. У их ног вертелась белая кудрявая карликовая болонка. Откуда-то изнутри дома монотонный хриплый голос выкрикивал: "Свен, Карл, Юхан, комм хит!" (Свен, Карл, Юхан, сюда!)

Гости приветствовали хозяев по-фински, но выяснилось, что сестры Винстен говорят только по-шведски и по-немецки.

— Будем говорить по-немецки, — предложил Константин Сергеевич. — Мы — советские люди, из Москвы. Скажите, пожалуйста, у вас жил Владимир Ильич Ленин?

— О мейн Готт! — разом испуганно воскликнули обе старушки.

— Тридцать лет мы ждем этого визита, — с каким-то отчаянием воскликнула старшая из них, — но, увы, время берет свое…

Ирина поняла это по-своему.

— Не беспокойтесь, все, что вы нам расскажете, без вашего разрешения опубликовано не будет.

— Мы очень хотели бы услышать подробности о пребывании у вас Владимира Ильича. Нас интересует все, что сохранилось у вас в памяти, — добавил Константин.

Сестры пригласили гостей зайти в дом. Чистенькая квартирка со специфическим запахом старых вещей. Домотканые половички в коридоре, в гостиной на крашеном полу потертый ковер. На диване, обтянутом парусиновым чехлом, ворох вышитых подушечек, на одной из которых сразу же устроилась болонка, сверкая из-под белых лохматых бровей черными любопытными глазками. Из соседней комнаты тот же хриплый голос продолжал выкрикивать: "Свен, Карл, Юхан, комм хит!"