Консул

— Это наш старый попугай, — пояснила старшая, — наш верный сторож. Он кричит, чтобы люди думали, что в доме у нас много мужчин. А мы всю жизнь живем двоем, — вздохнула она.

У окон на многоэтажных жардиньерках крохотные разноцветные керамические горшочки с кактусами. В простенке между окнами пианино с откинутой крышкой, на нем папки с нотами.

Уселись за круглым столом, покрытым плюшевой скатертью. Старшая многозначительно посмотрела на младшую сестру: мол, разговор буду вести я.

— Господин Ленин жил у нас как инженер Петров. Мы не могли себе представить, что наш скромный квартирант — будущий премьер-министр России. Рекомендовал его нам магистр Владимир Смирнов, библиотекарь Гельсингфорсского университета.

— Ты ошибаешься, Анна, — не утерпела младшая, — господин Петров пришел к нам с рекомендацией Виргинии Смирновой, матушки Владимира Смирнова.

— У меня отличная память, — строго заметила Анна. — А ты, Сонни, всегда все путаешь. И хотя это было тридцать лет назад…

— Двадцать девять с половиной, — поправила Сонни.

— Вы знали, что инженер Петров русский революционер? — спросил Константин Сергеевич.

— Догадывались, — ответила после некоторого раздумья Анна, перебирая руками, покрытыми старческими коричневыми пятнами, складки своего старого платья. — Но он не был похож на бунтовщика, о которых столько писали в газетах. И какие только ужасы не рассказывали о русской революции, революционерах. Но инженер Петров был весьма образован, вежлив, отлично говорил по-немецки, мог читать наизусть из Гете, из Гейне и хорошо понимал музыку. Даже пел романсы.

— Под мой аккомпанемент, — добавила с гордостью Сонни.

— У нас был тогда белый шпиц, который очень приветливо относился к инженеру Петрову, а собаки очень хорошо разбираются в людях. Но к нашему огорчению, инженер Петров был равнодушен к нашей коллекции кактусов, пожалуй, даже не любил их.

— Он предпочитал полевые цветы, — вставила Ирина.

— Но у нас редкая коллекция кактусов. Например, вот этот, — Анна произнесла какое-то мудреное название по-латыни и указала на колючий серый шар, больше похожий на маленького свернувшегося ежа, чем на растение.

— Они очень колючие, и вид у них невзрачный, — откровенно заметил Константин Сергеевич, и сестры поняли, что все русские мужчины не понимают толка в кактусах.

— А чем же занимался у вас Владимир Ильич? Кто его навещал?

— Он с утра до ночи читал и писал. Утром мы покупали ему уйму газет — русских, английских, французских, немецких, шведских, которые он сразу просматривал. Иногда спрашивал значение незнакомого ему шведского слова. По-шведски он не говорил, но читал свободно. Магистр Смирнов приносил ему почти каждый день книги. Однажды к нему приезжала из Петербурга его жена. Очень милая интеллигентная женщина. Тоже вовсе не похожая на революционерку.

— Она просила нас делать для господина Петрова простоквашу и дала нам рецепт ее приготовления, — добавила Сонни.

— Вечером он ходил гулять, — продолжала свой рассказ Анна, — гулял ровно час. И снова садился за работу. Свет в его окне горел до поздней ночи, пока хватало керосина в лампе. Тогда у нас еще не было электричества.

— А где он жил? — спросила Ирина.

— Во флигеле, во дворе.

— Можно посмотреть?

— Извольте. Мы пойдем, а ты, Сонни, приготовь кофе и подай сахарные крендельки. Наше фамильное печенье, — пояснила хозяйка, — мы всегда подавали его к вечернему чаю господину Петрову.

— Когда же вы узнали, что инженер Петров — это Ленин? — спросила Ирина, привычно делая записи в блокноте.

— О том, что наш квартирант не инженер Петров, мы узнали через несколько дней, как он нас покинул. К нам тогда явился лейтенант финской полиции. Он спрашивал у нас, сколько времени жил у нас вождь русских большевиков Ульянов и куда он от нас уехал. Мы с сестрой объяснили, что у нас жил инженер Петров, а не Ульянов. Уехал внезапно, остался нам должен шестьдесят марок, которые на следующий же день прислал с курьером. Лейтенант составил протокол, мы с сестрой его подписали, и больше нас не беспокоили. Прошло десять лет. Мы все ждали, что инженер Петров явится к нам или пришлет кого-нибудь. В девятьсот семнадцатом году в России произошли революционные события. Однажды осенью я разворачиваю немецкую газету и читаю, что в Петербурге создано новое правительство, которое назвали советским. Во главе его Владимир Ульянов-Ленин. И его портрет, по которому я сразу узнала нашего квартиранта инженера Петрова.

— Я тогда давала урок музыки, — вспоминает Сонни, — в гостиную вбежала Анна, показывает мне газету и говорит: "Ты подумай, Сонни, у нас жил премьер-министр России Ленин, а его жена — первая леди России — дала нам рецепт простокваши". Мы тогда целый вечер проговорили об инженере Петрове.

Анна повела гостей к ветхому флигелю, который примостился у скалы в углу двора. Из темного коридора открыла дверь в комнату. От разросшихся деревьев в комнате был полумрак, лиловые кисти сирени льнули к стеклам. У окна письменный стол на двух тумбах, справа кафельная печка с медной почерневшей заслонкой, у другой стены два венских стула с продавленными плетеными сиденьями, железная кровать с завитушками. Половицы пола скрипели, прогибались под ногами, и тогда пугливо вздрагивали стулья.

Ирина начертила план комнаты, обозначила на нем мебель.

— Стол стоял тогда торцом к окну, — объяснила Анна. — Зима была очень холодная, и инженер Петров попросил разрешения самому топить печку. Он любил огонь, и, когда я заходила приглашать его к ужину, он стоял любовался на огонь, и о чем-то думал. Говоришь ему: "Господин Петров, вас ждет ужин", а он не слышит, стоит и, заложив руки в карманы своей куртки, думает.

— Можно, мы здесь немного посидим? — спросил Константин Сергеевич.

— Пожалуйста, а я пойду проверю, так ли приготовила Сонни кофе. Я избаловала свою малышку, она бережет руки, ведь она преподает музыку, а я даю уроки немецкого языка и веду наше хозяйство.

— А "малышке" Сонни далеко за семьдесят, — заметила Ирина, когда Анна ушла. — Давай мысленно перенесемся в то время, помечтаем. Представим себе, как все это было.

— Мне тогда было семь лет, — взволнованно сказал Константин Сергеевич. — Я был подпаском, сыном безземельного крестьянина. А Владимир Ильич здесь, за этим письменным столом, думал о моей судьбе, о судьбе многомиллионного крестьянства России. Писал здесь "Аграрную программу" социал-демократии. Решал судьбу многих поколений.

— И мою тоже, — сказала Ирина, — хотя меня тогда еще и на свете не было. Ты знаешь, у нас дома есть книга — первый том первого собрания сочинений Ленина. Подписана псевдонимом "Вл. Ильин". Называется "За 12 лет". Вышла в свет в конце 1907 года. И сейчас эта книга осветилась для меня особым светом. Здесь, в Финляндии, Владимир Ильич написал к ней предисловие, редактировал статьи. Сюда, в эту комнату, привезла Надежда Константиновна эту книгу, только что вышедшую из печати. Владимир Ильич, наверно, просиял от радости, держал в руках эту книгу, листал ее, еще пахнущую типографской краской. А Надежда Константиновна, наверно, стояла и медлила сказать ему, что на книгу уже наложен арест, что тираж конфискован, а против ее автора прокурор возбудил судебное преследование, что царская охранка разыскивает Ленина. Владимир Ильич листает книгу и не знает, что ее уже сжигают в печах охранки и что рабочим удалось спасти часть тиража. Этой книгой Владимир Ильич утверждал и развивал главный тезис своего учения — необходимость установления диктатуры пролетариата.