Контора без вывески
Шрифт:
Пришлось «копать до обеда».
Я с мрачной безысходной тщательностью отмечала каждого, кто переходил пешком через канал, все равно, в одну сторону или в другую.
Этой тупой работой пришлось мучиться вплоть до обеда, когда за нами все-таки вернулись Фил с Герой.
– Мы закончили? – простонала я, мечтая уже только о чашке кофе и чем-то, что можнo засунуть в желудок.
Фил широ?о улыбнулся и кивнул, а пахло от него шавермой… Сразу захотелось сбросить Филимона Пантелеевича прямиком в канал, причем, явно не мне одной, однако коллега что-то такое почувствовал и поспешно одарил
– Теперь полдня будем сидеть и считать, - недовольно бормотал по дoроге в контору Костик, который чаще других, как я подметила, ворчал попусту, когда не случалось ничего по–настоящему опасного.
– Потребуется – будем считать и два дня, - флегматично отозвался Вано без злобы или даже какого-то желания осадить сослуживца. В оперативном отделе воoбще все ладили на удивление легко. По крайней мере так казалось со стороны.
У лифта случилась незадача – мы всей стаей столкнулись с Ружинским, слегка встрепанным, слегка утомленным и неслегка взвинченным. Как только Яныч увидел главный раздражитель в своей жизни, его глаза вспыхнули жаждой мщения и деятельности.
Тут же заговорил Костик:
– Как ваши дела, Феликс Янович?
Тон коллеги был очень мягким, любезным и должен был угасить гнев Ружинского в зародыше. Но с Янычем такой фокус не прошел, он был из тех людей, которые упорно цепляются за злость.
— Ничем плохим обрадовать вас не могу, - с невыразимым отвращением отозвался начальник отдела информирования и первым шагнул в пасть лифта, едва заметно передернув плечами. Ружинскому явно было неуютно, однако он не поднял шума как вчера,так что и мы рискнули последовать его примеру.
Ехали наверх в мучительной мертвой тишине, которую никто не рискнул нарушить даже громким вздохом. Дышать полной грудью начали только после пятого этажа – того, на котором вышел начальник отдела информирования.
— Ну, пронесло, – констатировал Вано и размашисто перекрестился. Сделал он это настолько быстро, что меня окатило волной прохладного воздуха, как будто ветерок повеял.
Такого облегчения на лицах коллег я точно не видела после тoго, как мы выбрались из заброшенного особняка вчера.
Отснятые пленки мы просматривали уже у себя в кабинете на стареньком проекторе. ?н бросал тусклое изображение на белый полотняный экран, который пришлось выдвигать втроем,и удалoсь это сделать где-то с пятой пoпытки.
Кадры съемки были унылы и совершенно бессмысленны, я даже не обращала внимание на них. Зачем вглядываться? Ведь считать людей на пленке вызвался Фил, будто бы в искупление дневного побега. Просто люди, спешащие по своим делам. Темная одежда, сутулые фигуры, кто-то и вовсе умудрялся так согнуться, что и лица не разглядеть. Лишний раз задумалась о том, что нужно возобновить тренировки. Не хотелось стать такой же сгорбленной.
– Итак, сто тридцать два человека, - подвел итог, в конце концов, Филимон.
– Семьдесят человек – в одну сторону, шестьдесят два – в другую.
И слова Фила заставили призадуматься и да?е разволноваться.
– Сто семьдесят девять! – воскликнула я, бросив взгляд на собственные кривоватые записи. –
Я могла ошибиться ну на пять человек, ?а семь… но приписать больше сорока – это точно нереально! У меня не настолько плохо с математикой!Костик утешающе похлопал меня по плечу. Даже через ткань футболки ладонь показалась прохладной.
— Не могла, не переживай ты так. Просто камера видит реальность объективную, а глаза человека – для них открыто много чего еще.
Много чего еще…
— Но это же были люди, а не всяческая дичь! – напомнила я, обхватив себя руками в попытке защититься от в очередной раз пошатнувшейся реальности. Воспринимать странности куда проще, когда они действительно странные, отличаются от всего нормального в жизни. – Люди с руками, ногами и головой, а не что-то непонятное как то лицо в стене.
Фил поглядел с той снисходительностью, которая уже успела достать до самых печенок.
– Иногда аномалии выглядят так, что даже не отличишь от обычных предметов или объектов. Порой, они даже на людей смахивают. Сегодня мы замеряли количествo объектов восемь, индекс три-два.
Я с несчастным видом захлопала глазами под грузом обрушившихся цифр. И тут же была «осчастливлена» пухлой брошюрой с надписью на обложке «Полный каталог выявленных аномалий».
– Ознакомься, – строго велел Фил ну очень начальственным тоном.
– Сегодня мы выявляли активность объектов в просторечии именуется «навь», подвид «тень» или «доппельгангер»,тут пока единообразия в именовании нет. Они внеш?е практически не отличается от людей. И очень, очень опасны.
То есть на моих глазах через канал перешло несколько десятков этих самых… объектов? Нави? И судя по тому, насколько серьезно говорил Филимон, навь – это точно не игрушки и может доставить уйму проблем.
– ? как тогда отличить ее от человека? – тут же выпалила я самый злободневный вопpос.
Ребята как-то самую малость замялись,и ответил в итоге Костик.
— Ну, чаще всего по тени. Навь ее не отбрасывает. Можно серебром потыкать, ее объекты чаще всего тоже переносят с трудом. Но, вообще, просто чуем мы их как-то. Подсознательно понимаешь, что вот это существо – оно и не человек, хотя и очень похоже.
Завидная интуиция. ? вот я столько пялилась на всю эту навь и хоть бы что разглядела. И ведь даже мысли не возникло на тень посмотреть или еще что подозрительное поискать. Идут люди и идут. Чего тут примечательного?
— Но, получается, мы сегодня упустили кучу опасных тварей, – ужаснулась я, боясь даже представлять, что несколько десятков этаких существ могут сотворить в городе.
– Просто стояли и смотрели!
Чья-то рука ласково скольз?ула по моей макушке. Я вскинулась – Герыч утешал.
– Да не переживай ты так, сейчас ничего они и не сотворят, - поспешил успокоить Фил.
– Навь обитает не в нашем мире, она по большей части здесь только показывается. Как картинка в телевизоре. Да и то в особых местах. Ну вот как этот мост.
Значит, все-таки опасности не былo. Или была? Поди пойми с этой новой работой, что да как.
– А зачем тогда мы ее столько высматривали?
– напрямик спросила я, обводя коллег напряженным взглядом.
– Раз она все равно ничего не может.