Контора
Шрифт:
Но Ханна ни в какую не соглашалась.
– Я больше не юрист, так что давай пей.
Я немедленно взял реванш: она смогла назвать лишь одно имя Бинго из «Бананового Сплита».
– Фригл, Друпер и Снорк! – завопил я. – Это три.
Но Ханна была стойким бойцом.
– У Пенфолда не было имени, – возразил я, полный негодования. – Как у самого Грозного Мыша. Его же не называли «Бернард Грозный Мыш», не так ли?
Страсти накалялись, и хотя Ханна пыталась бить на жалость («Есть вещи, которые я не забываю»), я отказывался поверить, что его звали Эрнест Пенфолд – пока мы не включили
Потом я потерял очко за то, что считал Пенфолда мышью, в то время, как это был хомячок – верный друг Грозного Мыша.
Бутылка с водкой была пуста наполовину, а текилы почти совсем не осталось, когда Ханна вдруг яростно напустилась на мистера Бенна.
– Этот мужик – чокнутый гомик, – заявила она. – Живет один, прекрасно одевается и ведет тайную жизнь: шляется по магазинам, а гомик постарше разрешает ему переодеваться и реализовывать разные фантазии.
Я заставил ее выпить виски за предвзятое отношение к мистеру Бенну.
И тут Ханна вскочила и взволнованно воскликнула:
– Как же я могла забыть?
Она унеслась в свою комнату и вернулась с коробкой, которая была нарядно упакована – это явно был подарок.
– Ханна, ну зачем? Мне так приятно, что ты здесь живешь.
– Это не тебе. Это подарок моему брату ко дню рождения, – ответила она, срывая упаковку. Это оказалась видеокассета, которую она сунула мне в лицо.
– «Манки»! – произнес я с благоговением. – Сто лет не видел. О, как здорово! Ты просто чудо, Ханна.
Мы быстро стряхнули с дивана пакетики от чипсов и крошки пиццы и потушили лишний свет. А затем под вопли «Манки!» и «Пигси!» уселись рядышком смотреть, как Манки, Пигси и Сэнди сражаются с демонами и плохим синхронным переводом, пытаясь защитить Трипитаку.
– Вообще-то Трипитака был реальным лицом, и он действительно отправился в Индию за буддистскими священными книгами, – прошептал я.
Сведения такого рода, которые накопились в моей памяти за ряд предыдущих лет, почему-то никогда не пользовались успехом на званых обедах.
Однако Ханна погладила меня по руке и придвинулась поближе.
– Иногда ты меня удивляешь, Чарли Фортьюн. Тебе известно, что ты умный парень? Не интересный, но умный.
Время от времени рассказчик выдавал обрывки причудливой буддистской мудрости.
– Что это означает? – заинтересовалась Ханна, когда он изрек: «Даже умирающий с голоду верблюд все же больше, чем лошадь».
– Очевидно, это означает, что если у тебя есть верблюд и он давно ничего не ел, он все-таки больше, чем лошадь. По-моему, все совершенно ясно.
Ханна задумчиво отпила глоток вина.
– А как это соотносится с жизнью?
– Если ты не в силах понять это сама, то не уверен, что мне следует тебе говорить.
– Ну же, просвети меня, – ущипнула меня Ханна.
– Это означает, что тебе следует завести лошадь побольше. Или хорошо кормить своего верблюда.
– Да, глубокая мысль. Нужно процитировать это, когда буду бегать на собеседования в поисках работы.
Мы продолжили смотреть фильм в молчании, и тут рассказчик торжественно произнес: «Является ли любовь тяжелым трудом даже для тех, в ком сердце карпа?»
– Да, – не задумываясь ответил
я.– Итак, ты не только умен, но еще и мудр, – рассмеялась Ханна. – Кто бы мог подумать? – Она поменяла положение на диване, оказавшись ко мне лицом. Я повернул голову, не отводя взгляд от экрана.
Краешком глаза я заметил, как голова Ханны приближается к моей. Отупев от выпивки, я не придал этому значения, и наши губы соприкоснулись.
Через несколько секунд до меня дошло, где я и что происходит. Я резко отстранился. Ханна продолжала клониться ко мне, глаза ее были закрыты. Я оттолкнул ее.
– Что ты делаешь?
– Ничего, – ответила она, в ужасе поднеся руку ко рту. – Я поскользнулась.
– Поскользнулась? Сидя на диване?
Ханна обхватила голову руками. Растяжимый посох Манки увеличился, вызывая недвусмысленные фаллические ассоциации, после того как сексуально озабоченная принцесса-дракон уговорила Манки «сделать его побольше».
– О боже, я так виновата! Прости, Чарли, я не знаю, что на меня нашло.
– Ханна, мы не можем. Мы не должны. Нам не следует. Мы… ну нам просто нельзя.
Отвернувшись от меня, она заплакала.
– Я знаю, знаю. Я так виновата! Просто ты был так добр ко мне, а мне так паршиво, и я чувствую себя никому не нужной. А благодаря тебе мне как-то легче, и мне вдруг захотелось поцеловать тебя. – Она сделала глубокий вдох.
Конечно, трудно было винить Ханну за это, но мы оба знали, что поступили неправильно. В другое время, в другом месте, при другой любимой девушке – и кто знает?
– Все дело в выпивке, – сказал я решительно. Ханна энергично закивала головой, выражая полное согласие.
– Да, верно. Не помню, когда я в последний раз так сильно накачалась. Должно быть, это из-за выпивки.
Нас обоих слегка трясло, но мы старались делать вид, будто ничего не произошло. Однако «Манки» вдруг перестал казаться таким уж забавным.
5. Не говорите вашей любимой девушке о том, что случилось.
ГЛАВА 26
Что бы вы сделали с суммой в 168 960 фунтов стерлингов, если бы вам нужно было потратить ее в течение восьми недель?
Летали бы первым классом каждый уикенд в кругосветное путешествие?
Сняли бы у Ричарда Брэнсона [47] принадлежащий ему остров, а его самого, возможно, наняли бы дворецким?
Зашли бы в банк, имея при себе 16 896 000 монет в один пенс и попросили бы обменять их на монеты в два пенса?
А может быть, напоили бы всех юристов в Сити, выставив им 67 584 бутылки виски и 21 120 пицц?
Или выплатили бы их Чарлзу Фортьюну за то, что он корпел семьсот четыре часа за своим рабочим столом? В среднем – по восемьдесят восемь часов в неделю в течение восьми недель. Да, эта сделка «Бритиш Мавинейторз» – просто кошмар!
47
Миллионер, владелец авиалиний. Также имеет крупную собственность в различных сферах бизнеса.