Конторщица 4
Шрифт:
Мы с Репетун закивали, как китайские болванчики.
— Вот и замечательно, — сказал первый, — всего доброго.
Я подавила облегчённый вздох и поднялась из-за стола.
— Одну минуту, — вдруг опять влез второй, — а покажите-ка мне свою сумочку, гражданка Горшкова.
У меня похолодели руки. С ужасом я наблюдала, как второй, сука, вытряхнул из сумки всё содержимое, как роется в бумагах и квитанциях, и как, наконец, извлекает два листка с планом продвижения и пиара Барабаша. У меня зашумело в ушах и накатила волна тошноты
— Как любопытно, — прокомментировал второй, вчитываясь в рукописные строчки, — а что
В кабинете повисла очень нехорошая пауза.
— Вот видите! — вскричал Барабаш, — Видите?! Я говорю правду! Это они сговорились и всё врут! Я прошу вас разобраться и восстановить моё доброе имя!
— Помолчите, — непререкаемым тоном произнёс первый и Барабаш оборвался на полуслове.
— Ого! Слушайте: «…выделение и изучение собственных „слепых зон“, повышение заметности среди остального руководства, устранение препятствий…» — зачитал второй и поднял глаза на меня, — так не было, говорите, с вашей стороны попытки устранить товарища Плечевого с должности и заменить его товарищем Барабашом?
— Не было, — изобразила изумление я, — я же вам всё уже рассказала. Но могу повторить.
— А это что, а?! — выхватил первый у второго листы и почти сунул мне их в лицо.
— Это? — пожала плечами я, — а это текст. Я же учусь на филологическом в пединституте, мне скоро сдавать экстерном две сессии, так я примеры эссе и очерков сочиняю.
— Это не эссе, а план продвижения Барабаша! — рявкнул первый, и ткнул указательным пальцем в мои листы.
— Простите, товарищ, а где там написано, что это план продвижения Барабаша? — сухо поинтересовалась я.
— Ну вот же: «…необходимо начать еженедельно публиковать в городской газете материалы по результатам работы, взаимодействовать с рабочими на открытых мероприятиях, где подробно отвечать на все вопросы и оказывать помощь…» — начал зачитывать первый.
— Ну и что? Это общие слова. О Барабаше и о его продвижении там нет ни слова.
В кабинете воцарилась звенящая тишина. Мужчины переглянулись и первый опять спросил:
— Гражданка Горшкова. А как это так могло так совпасть, что товарищ Барабаш вызвал нас в связи с вашей аферой и вдруг мы находим у вас в сумке текст плана по устранению Плечевого?
— Понятия не имею, — изобразила дурочку я, — возможно, товарищ Барабаш видел текст этого эссе, когда вызывал меня в прошлый раз?
— Но секретарь товарища Барабаша утверждает, что вы сами позвонили ей с просьбой назначить вам встречу.
— Было такое, — кивнула я, — просто в тот, ещё самый прошлый раз, я растерялась и отказалась ехать с товарищами в баню. Причём отказалась, не очень подбирая выражения. А потом я подумала, посмотрела, как у меня на работе всё сложно стало, и решила, что я таки была неправа и очень нуждаюсь в опыте руководящих товарищей. Поэтому я позвонила и попросила о встрече. Чтобы извиниться. А товарищ Барабаш предложил взять красивую подругу и…
— Понятно, — хмыкнул первый, прервав мои излияния. — Можете быть свободны… пока свободны.
— А это можно? — я протянула руку к лежащим на столе листам.
— А это останется у нас, — отодвинул от меня мятые бумаги второй. — Всего доброго.
Я не сильно была солидарна с невзрачными мужчинами, но оставаться в кабинете тоже не стала, и сразу вышла в приёмную, не прощаясь.
Репетун тенью выскользнула за мной.
В приёмной сидела перепуганная секретарша
и мелко тряслась.— Ну что там? — сделала большие глаза она.
— Ой, — страшным голосом ответила ей я и вышла из приёмной.
Ласковый ветерок дул в лицо, принося запахи города: травы, деревьев, отработанного машинного масла, чьих-то духов и гречневого супа из соседней столовой. По сравнению с ужасами кабинета, здесь было, как на другой планете. Беззаботно смеялись дети, обстоятельно беседовали две чинные старушки, продавщица кваса, в белом халате и колпаке, что-то сердито отвечала тощему дедку с бидончиком.
Все как обычно. Но я пережила такой стресс, что мне эти простые звуки и запахи сейчас были как целебный бальзам. Сейчас они меня отпустили, но я кожей ощущала, как всё шито белыми нитками и это далеко ещё не конец.
— На работу можете не идти сегодня, Татьяна Петровна, — тихо сказала я Репетун.
— Угу, — кивнула задумчиво та.
— Я хочу извиниться перед вами, — вздохнула я, — никто же не знал, что так выйдет. Втянула вас во всё это.
— Хорошо, что все пока обошлось, — прошелестела Репетун.
Она была всё ещё бледная, но держалась молодцом.
— Я бы сейчас выпила коньяка, — вдруг сказала она, — руки до сих пор дрожат.
— А вы знаете, я тоже, — прислушалась к своим ощущениям я, — а давайте так и сделаем? Возьмем бутылочку чего-то покрепче и посидим? Только мне коньяка не хочется, а вот от бокала красного сухого вина я бы не отказалась.
— Замечательно, — поддержала мою инициативу Репетун. — А давайте! Мы такое пережили, что нужно сейчас маленечко расслабиться. Только где мы посидим? У меня нельзя, мама дома, а в ресторанах сейчас проверяют.
Я задумалась. Вспомнила, что в эти времена по злачным местам и магазинам ходил народный контроль и проверял, чтобы трудящиеся работали, а не развлекались.
— Можно у меня, — после секундного раздумья сказала я, — Дома у меня Римма Марковна, так что туда не пойдем, а вот в ее комнату, в коммуналке, сходить можно. Там конечно не бог весть какие апартаменты, но посидеть тихо вполне получится. Если, конечно же, вас не будут смущать беспокойные соседи.
— Меня не будут, — усмехнулась Репетун, — я в заводской женской общаге пятнадцать лет прожила, причем у нас в комнате аж четверо жило, так что отдельная комната в коммуналке — это почти курорт.
— Вот и ладненько, — удовлетворённо усмехнулась я, — только давайте на закуску что-то такое возьмём, чтобы не готовить. А то у меня соседи такие, что врагу не пожелаешь. Как пристанут, то всё настроение испортят.
— Тогда предлагаю заскочить на рынок, — предложила Репетун, — там ещё не все разошлись.
Хорошо, что городской рынок был недалеко, да и я была за рулём машины, поэтому мы туда доехали быстро. В это время рынок еще не был сердцем торговли каждого населённого пункта, здесь продавцов гоняли, но крестьяне из окружающих деревень понемногу продавали плоды своей сельскохозяйственной деятельности, причём по довольно умеренным ценам. В основном здесь всё оккупировали бабушки. Поэтому очень быстро мы накупили хрустящих малосольных, в укропе и смородиновом листе, огурчиков, свежих помидор и зелени, взяли небольшой кусочек копченного сала и кольцо домашней колбасы, которая издавала умопомрачительно-чесночный аромат, прихватили ноздреватого домашнего хлеба и четвертинку от круга козьего сыра.