Конторщица 4

— Жасминовых устриц в крыжовнике, морского ежа под укропно-огуречным соусом и свиную ногу с черной смородиной, — машинально ответила я и Эдичка расхохотался, словно я удачно пошутила.

Зато витавшее над столом напряжение спало, и он явно расслабился.

Я раскрыла меню и, незаметно поморщившись, скользнула глазами по небрежно отпечатанным на машинке строчкам: «осетрина г. к. с помидором» была жирно зачёркнута и сверху, и от руки, круглыми буквами пятиклассница-отличницы вписано: «салат карт. с белк. паст. океан».

«Салат карт.» я не хотела, а таинственный «салат рыбный деликатесный» оптимизма с таким названием почему-то не внушал. Наконец, мы выбрали. Взяли «солянку на сковороде из палтуса», «салат из свежих помидоров» и «севрюгу-фри». Я заказала бокал «вина Янтарь» (других вариантов в меню не было), а Эдичка взял себе «водку Экстра», сразу графинчик.

Вот и чудненько.

Пока несли заказ, товарищ Иванов начал развлекать меня, рассказывая бородатые несмешные анекдоты (почему-то многие мужчины убеждены, что женщинам это нравится). Так как портить настроение Эдичке я не планировала, нужно же было у него всё выяснить, поэтому я вежливо посмеивалась в нужных местах, хотя внутренне кипела от негодования.

Наконец, принесли помидоры (порезанные на тоненькие лепесточки с зубчиками и закрученные в пучки в виде хризантем, на которые даже смотреть без слёз нельзя было), сырно-мясную нарезку и спиртные напитки, и мои мучения закончились.

Так мне хотелось думать.

— Ну, давай за то, чтобы в глазах наших любимых была только радость и любовь, — многозначительно-пылко взглянув на меня, произнёс тост Эдичка.

Мы чокнулись и Эдичка лихо хлопнул рюмашку. Крякнув, он потянулся вилкой к хризантемоподобному помидору. Я обозначила, что пригубила бокал и отставила его в сторонку. Помидор есть не стала.

— Говорят, тебе зама дают, — жуя спросил Эдичка и в его голосе явственно послышались завистливые нотки.

— Да, — неопределённо ответила я и, чтобы не развивать эту тему дальше, мудро заявила, — между первой и второй перерывчик небольшой.

— Тогда давай, за любовь без памяти и за память без любви! — произнёс очередную банальность Эдичка и хлопнул ещё рюмашку.

Лицо его раскраснелось, он распустил галстук и расстегнул пуговичку на воротничке рубашки.

Как раз принесли горячие блюда.

— А давай под рыбку повторим! — проявил инициативу уже Эдичка, наливая себе водочки (на мой бокал он даже не посмотрел, и я поняла, что надо побыстрее его допрашивать, а то еще пару рюмок и будет всё).

— Эдичка, я так рада, что мы, наконец, можем пообщаться наедине, — сказала я томно и товарищ Иванов приосанился. — Кстати, давно хотела тебя спросить…

— Извините, товарищи! — в этот момент администратор подвёл к нашему столику какую-то немолодую парочку. — Прошу вас, присаживайтесь.

Я вытаращилась, но судя по спокойной реакции остальных — здесь это было вполне нормально. Женщина, с виду сельская бухгалтерша или завмагазином, в вышитой зелёной люрексовой гладью оранжевой блузке с рукавами-фонариками, которые полнили и без того полные руки, с ярко подведёнными глазами и начёсом на голове, обвешанная золотыми украшениями, словно новогодняя ёлка (кажется, она надела на себя всё золото, что было) спокойно уселась рядом со мной, и я еле сдержалась, чтобы не поморщиться от густого шлейфа её сладких духов. Кажется, «Опиум», причём она вылила на себя примерно полфлакона.

Мужчина, что умостился напротив, был под стать своей спутнице, правда в заурядном классическом костюме, поэтому на фрика был практически не похож, если не считать того, что у него была лысина, на которую он начёсывал волосёнки снизу вверх. При движениях головой волосёнки немного оттопыривались от лысины в виде пучков и пёрышек и в эти моменты он начинал напоминать Публия Корнелия Сципиона в лавровом венке при триумфальном въезде в Карфаген.

— Что посоветуете, товарищи? — обратился к нам мужчина, рассматривая меню.

Я промолчала, а вот Эдичка принялся консультировать. Уже через пару минут между ними завязался оживлённый разговор.

— А вы где такую блузку шили? — заинтересованно спросила меня женщина, явно намереваясь поболтать.

— Брат из тюрьмы прислал, — мрачно пошутила я и у женщины вытянулось лицо. Не знаю, что она подумала, но от меня отстала.

Так и сидели где-то около часа, эти трое болтали между собой, а я молча ковырялась в тарелке, хорошо хоть рыбные блюда были выше всяких похвал.

Когда изображавшие джаз-трио лабухи на сцене (они гордо именовались ВИА «Синее пламя») заиграли что-то разухабисто-весёлое, разгорячённый спиртным народ ещё сильнее взбодрился и повалил на середину зала танцевать.

Наши соседи — тоже.

— Пошли и мы, что ли? — предложил мне Эдичка, постукивая в такт пальцами по столу и не отрывая возбуждённый взгляд от танцующих.

— Ой, не люблю эту песню, — соврала я, так как слышала её впервые. — Давай лучше на следующий танец пойдём.

— Ну давай, — вздохнул Эдичка и вылил остатки водки из графинчика (уже второго) себе в рюмку. Хитро посмотрев через рюмку на меня, он заплетающимся языком сообщил:

— Вздрогнем, братишка?

— Секунду, — остановила его я. — Сейчас мой тост, он очень важный, ведь ты мой тост ещё не слышал.

— М-мда? — искренне изумился Эдичка и возмущённо вознегодовал, потрясая зажатой в руке рюмкой и щедро расплёскивая водку в блюда с остатками помидор. — Как так можно?!

— Но прежде, чем я скажу этот тост, ответь мне на один вопрос, — заглянула в его пьяные глаза я, в надежде найти проблеск разума, — только он очень секретный. Ты же секреты хранить умеешь?

— Я — могила! — закивал головой Эдичка и стал похож на китайский болванчик. Очень пьяный китайский болванчик.

— Это правда, что руководство собирается сносить базу отдыха в Орехово?

— Тебе честно сказать? — наклонившись через столик ко мне, громким напряженным шепотом спросил Эдичка, тяжело дыша на меня водочными парами.

— Да. Очень честно, — ответила я, стараясь не морщиться.

— А вот и скажу! — патетически воскликнул он, — да! Я скажу! Всё, как есть, скажу!

— Скажи, — подбодрила Эдичку я.