Контрафакт

• вкладывай в товар, который можешь продать;

• будь проворнее в получении прибыли!

Вот он и старался. У Кэссона ничего не сказано в отношении погашения долгов. Но тут Вова и сам догадался. Он постарался возвратить в срок свой льготный кредит. Чистой же прибыли хватило на новые закупки «левака». Но предоплата была уже не пятьдесят, а тридцать процентов. И с этой предоплатой Вова справился сам. Долг был погашен, и Вова стал расширяться и расширяться.

Кроме Горюнова он нашел еще одного издателя – Мышкина, которому образованные книжники дали прозвище Князь. Ассортимент «левака» расширялся, количество росло.

Используя милицейские связи, Вова через участкового вышел на потрясающий подвал под старым кирпичным домом, потрясающий! Там было пять (пять!) больших помещений и одно маленькое – для конторы. С помощью того же участкового Вова его и арендовал. И – недорого, совсем недорого, по государственным расценкам. А участковый и «на лапу» не хотел брать, ничего не хотел, кроме магарыча. Пропивали подвал у Вовы в общежитии. Участковый пришел в штатском, чтобы не стеснять себя при переходе в нетрезвое состояние. Ну и правильно, потому что три бутылки на двоих они уговорили. Рассказывали друг другу случаи из милицейской жизни: участковый – из своей жизни, Вова – из своей. Инна только и успевала закуску подкладывать. Сначала селедку, холодец, потом уже в ход пошли вчерашние котлеты, сыр, колбаса. Беседа разгоралась. Холодильник пустел. Вова, как человек габаритный, ел больше, да и пил тоже больше своего собеседника. Если бы кто потрудился посчитать, то получилось бы, что из трех выпитых бутылок «Кристалла» Вова, пожалуй, поглотил две, а участковый – одну. Но для человека средних физических данных и одна, согласитесь, немало. Плюс пиво. Одним словом, друзья (да-да, теперь уже друзья до гроба!) дошли до такой кондиции, что Вова принялся вручать участковому деньги за услугу, а участковый стремился не принимать подарка.

– Хороший разговор ценнее взятки! – выдал он бесценный афоризм.

В конце концов Вова насильно сунул ему деньги в карман пиджака. А уж в самом-самом конце концов участковый, уходя, выложил их из кармана на холодильник, где Вова их потом и обнаружил.

Во дворе кирпичного дома, похожего на П-образную казарму, стояла видавшая виды «Газель» с поднятым капотом. К морде машины приклеился согнутый буквой «Г» человек. Широко расставленные ноги словно прилипли к передку автомобиля. Голова же, руки и туловище обретались в его распахнутом зеве, как в пасти дрессированного зверя. Дело двигалось с трудом: мастер выставлял контрольные точки после смены плоскозубчатого ремня. Двигатель, как и весь «Газелевич», был старый, из него местами капало моторное масло, накапало на плоскозубчатый ремень – вот он и полетел. Хорошо, водитель был не новичком, понял, в чем дело, и не стал добиваться с тупым упорством, чтобы машина завелась. Его выдержка спасла клапана – они не погнулись. Для тех, кто совсем не знает устройства автомобиля, поясним: сейчас мотор починить трудно, а если бы водитель оплошал, было бы еще трудней.

Но водитель, как уже было сказано, не оплошал. Он вылез из машины, остановил грузовичок и за умеренную плату добуксировался до собственного склада. Склад был расположен в подвале кирпичного дома, похожего на казарму. Это был тот самый склад, который арендовал Вова Блинов. Его-то машину и приволок во двор нанятый грузовик.

Года два назад Вова продал свою старенькую «шестерку» и купил, чуть добавив, старенькую же тентовую «Газель», или, как панибратски говорят клубники, «Газелевича». «Газелевич» возил книги нехотя, часто хворал и капризничал, и Вове пришлось-таки с ним помучиться. Хорошо еще, что в обозреваемом пространстве обретался Лешка, этот автомобильный хирург и терапевт, который непонятно зачем решил тоже заняться книжным бизнесом. Ну решил, так решил. Вова ему помогал, давая «левак» на реализацию со скидкой. То есть Лешка, ничего не вкладывая, имел свой товар и деньги отдавал только после его продажи. Да и как не поможешь, когда у тебя – раздолбанный «Газелевич», а у него – золотые руки?

– И все, Вова? Поэтому только? – так и подмывает его спросить. – Ответь-ка начистоту!

А уж если бы пошло дело начистоту, Вова оттопырил бы нижнюю губу и ответил бы кратко:

– Еще Манька.

Но мы не спрашиваем пока, не спрашиваем, чем же уязвила такую мощь и массу такая, с позволения сказать, соломина. Не спрашиваем, и все. Время не поспело.

Все так. Однако кто-то же стоял там, у «Газелевича», пока мы тут рассуждали и рассказывали, стоял, согнувшись в три погибели, уйдя телом под капот. Кто же? Точно, что не Вова: не та фигура, чтобы согнуться в три погибели и погрузиться в зев автомобиля. Впрочем, что там загадывать загадки! Не так много на этой сцене действующих лиц, чтобы не найти героя. Кому же было и стоять там буквой «Г» и копошиться в двигателе, как не Лешке?

Лешка и копошился, а в двух шагах пристроился задиком Лешкин «Жигуль», любезно подняв крышку багажника и предоставляя на выбор любые – пожалуйста– инструменты.

Но вот мотор подал признаки жизни: кашлянул, чихнул и принялся работать, правда с перебоями, кряхтя и чертыхаясь.

– Ну вот! – весело сказал Лешка. – Осталось зажигание установить, и все. Подай-ка отвертку.

Вова подал отвертку и спросил:

– Я больше не нужен?

– Нет, – сказал Лешка. – Теперь я сам.

Вова кивнул и отправился в подвал. Шестнадцать ступенек вниз – и он оказался в своих владениях. Во всех пяти подвальных помещениях высились штабели книжных пачек. Штабели были уложены технологично: по пять, семь, одиннадцать и четырнадцать пачек в основании. Таким образом, определить количество книг в каждом штабеле можно было простыми арифметическими действиями. Если бы все это перемножить и сложить, не забыв помножить и на отпускную цену, получилась бы сумма, за которую можно было бы купить не одну московскую квартиру. Но о квартире-то как раз Вова и не помышлял. Он помышлял о джипе. О мощном, сверкающем облицовкой джипе «Патруль» или «Чероки», не суть. Квартиры там, евроремонты, джакузи-макузи Вову пока что не волновали. Он был начинающим «новым русским», и начинать намеревался с джипа.

Почему же именно с джипа?

Да потому, что слаб человек, погрязший в амбициях. Взять хотя бы эпизод из недавнего прошлого. Он, Вова, сержант еще в то время милиции, обливаясь потом, налегает, как на бурлацкую лямку, на буксировочный трос и тащит свою развалюху, на которую с трудом наскреб с жидких милицейских доходов. Сзади упираются Лешка с братом, а мимо громыхает на телеге Лешкин отец, и конь его наглый задирает хвост и стреляет навозом чуть ли не в Вову. И хоть глупо, глупо и непонятно, с чего взялось, но Вове кажется в этот момент, что оба они, он и конь, как бы соревнуясь, тянут каждый свое, и конь опережает и радостно серет, а Вова только обливается потом.

– Да полно, Вова! – хочется сказать ему. – Не был ты унижен з родных краях, был как-никак милиционером, хоть в небольших чинах, но властью. И на государственной зарплате при лютой в округе безработице.

– А вот и был, – возразит на это Вова. – Был унижен. В сравнении с тем же Лешкой Борисенко. Тот же Лешка Борисенко успел уже к тому времени дважды сорвать большие деньги и просвистеть их, а я тогда денег еще и не нюхал. А вот я приеду в частный сектор города Братство на джипе, прокачусь на сверкающем внедорожнике по чутким улицам, забацав между делом нехилую музыку, и посмотрим тогда, что скажут дорогие земляки, тот же самый отец Борисенко и его чертова лошадь.

В подвальном владении были туалет и кран с раковиной, припасено было и полотенце, и мыло, и стиральный порошок для отмывания первой грязи. Вова всем этим тщательно воспользовался и, уже чистый, вошел в «канцелярию».

А в «канцелярии» на единственном старом деревянном кресле, обшитом продранным зеленым сукном, сидела Манька и лузгала семечки.

– Мань! – позвал Вова внезапно осевшим голосом.

– Ну! – ответила Манька и подозрительно посмотрела на него. Взгляд у Вовы помутнел, губа слегка оттопырилась.

– Мань, встань, я посижу.

Манька, пожав плечами, легко поднялась с кресла и не успела оглянуться, как Вова с неожиданной для его комплекции ловкостью схватил ее за тощие бока и усадил на широкие колени. О том, чтобы вскочить, нечего было и думать: Вова удерживал ее большими пухлыми ладонями, ощущая пальцами выпирающие ребра, и дурел от этого.

«Да что я им, медом намазана? – пронеслось в Манькиной голове. – Вадик ходит, головой крутит, и Вова вот…»

Вову Блинова Манька сильно уважала, как достигшего вершины.

Она вдруг перестала ерзать на Вовиных коленях: поняла, что этим еще пуще его распаляет. Повернулась лицом к лицу, положила руки на толстые плечи, и заглянула внимательно в глаза. И от ее больших зеленых зрачков в распахнутых ресницах толстый человек Вова Блинов стал терять остатки благоразумия. Еще минута… Но минуты этой ему не было дано. Хлопнула дверь, на лестнице послышались Лешкины шаги. Манька спрыгнула с Вовиных коленей и с новой силой принялась за семечки.

– Принимай работу! – весело крикнул Лешка.