Контракт на молчание

— Дай-ка, красавица, на тебя посмотреть.

Мне становится не по себе от приближения этой напористой женщины, но Джули из семьи Эперхартов: эти не тушуются. Она встречает внимание на зависть флегматично. Будто так и надо.

— Глаза совсем как у деда, — немного досадливо заключает Реджина и без лишних церемоний: — Иди-ка к бабушке. — Отбирает у меня обалдевшего ребенка и командорским тоном интересуется: — Как зовут?

— Джули.

Это отвечаю не я. Это отвечает моя дочка. В отличие от меня, ее напористая родня не пугает.

Реджина Эперхарт-Хьюс сидит на террасе, красиво сложив ноги в шезлонге и потягивая апельсиновый сок, к которому у них с Райаном явно семейная слабость. Прежде чем сесть с ней рядом, я пытаюсь понять, что чувствую по отношению к этой женщине. И… чувствую я странное. Такое бесцеремонное вмешательство в личную жизнь мне чуждо. Я успела позабыть, как вела себя при знакомстве с Клинтом моя мама, но более чем уверена: моя мама никогда не была такой резкой. Впрочем, она вырастила мягкую меня, а не идущего по головам Райана Эперхарта. И не будем забывать, что Клинт явился пред ее очи одетым.

— Не стой за спиной, как будто задумываешь мое убийство, — заявляет Реджина и многозначительно хлопает ладошкой по соседнему шезлонгу. — Садись и рассказывай. Сына я послушала. Теперь твоя очередь.

— Что рассказывать?

Я сажусь, но даже не пытаюсь понежиться под солнцем. Не то место, не та компания. Все — не то.

— Не уверена, что переслушаю твою жизнь, да и не шибко она мне интересна. Так что давай ближе к моему сыну.

— И что мне рассказать про него? Кроме того, что он не умеет запирать двери.

Реджина хмыкает и неожиданно понимающе, с намеком тянет:

— Любила его, наверное, да?

— Хотите знать, не пытаюсь ли я ему отомстить? Чем же? Тем, что не считаю его достойным отцом для ребенка? Это просто факт.

— Детка, — наклоняется ко мне Реджина. — Не делай из меня дуру. Вон там стоит какая-то машина, очевидно призванная разнести по кусочкам любимый траходром Райана, — обводит рукой она «фазенду». Вау, что-то новенькое. — Ради ребенка. Не бог весть что, но это ужасное место долгие годы было предметом его гордости. Значит, старается измениться. Считаешь, это ничего не стоит?

— Считаю, он обожает пускать пыль в глаза, — парирую я. — И еще гордится, когда кого-нибудь как следует обманул.

— Брось, она ему правда нравится. Девчонка ваша. Прелесть, а не ребенок. На тебя похожа.

— Я знаю.

— Если бы не глаза, я бы точно настояла на экспертизе ДНК. Но глаза Райана. И у деда был такой же дефект.

— Разве дефект? Мне нравится.

— Конечно нравится. Ты же влюблена в моего сына.

Говорит это и поворачивается ко мне, оценивая реакцию. Смотрит из-под полуопущенных ресниц. Я поджимаю губы, но молчу: мне нечего сказать. Сумела ли я разлюбить Райана? Без понятия. Но я опять же не из тех, кто умеет отдаваться без эмоций. Наверное, это и ответ.

— Валери, — вдруг недобро продолжает она. — Пока ты занималась с дочерью, я расспросила сына о том, откуда ты такая взялась. Что-то он мне рассказал, что-то показал. Чек, например, с твоим посланием. Не могу сказать, что не захотела свернуть тебе шею за пожелание моему ребенку одинокой жизни, но сейчас не об этом. А теперь послушай меня внимательно. Если мужчина три года хранит помятую бумажку с корявыми письменами, вместо того чтобы выкинуть ее в мусор, не надо крутить придурку яйца. Ты уже накрутила. Что ж вам объяснять-то все надо?

Ее слова находят какой-то отклик в моей душе. Услышав про чек, я была в совершенном смятении, даже не знала, как реагировать, и предпочла в итоге проигнорировать. Тем более что и Райан ничего внятного сказать по этому поводу не сумел. Но у Реджины другое мнение. А я, как известно, еще только постигаю искусство прозорливости.

Так и не дождавшись от меня никакой реакции, мать Райана продолжает:

— Всегда думала, что сын выберет кого-то вроде себя. Остальных он просто подомнет под себя и со временем раздавит.

— Забавно. Моя мама, напротив, считала, что одинаковые люди друг другу не подходят, — зачем-то говорю, вспоминая, конечно, нас с Клинтом.

— Мамы, значит, нет. Папа?

— Папы никогда и не было.

— Славно. Не придется знакомиться семьями. Терпеть это все не могу.

Кажется, я решила: Реджина мне не нравится.

Она поднимается из шезлонга и вдруг застывает:

— Детка, повторить подвиг самодостаточной мамочки-героини, вырастившей хорошую доченьку, может каждая дура. Я тебе больше скажу: совсем дурам только это и остается. А вот пытаться построить семью так, чтобы на выходе никого не искалечить, ты еще попробуй. Я вроде дурой себя никогда не считала, а вон, полюбуйся, что вышло. — Она обводит рукой «фазенду». — Тридцативосьмилетний плейбой, не вылезающий из зала суда, уличенный в сексуальных домогательствах, раскладывающий девок на обеденном столе при незапертых дверях и не способный признать, что влюбился и все испоганил. Родительская гордость. Думаешь, когда мой мальчуган по ночам орал и звал мамочку, я могла подумать, что из него вырастет это?

Пытаясь себе представить, что должна чувствовать по поводу образа жизни Райана Реджина, я не могу не улыбнуться. Да она наверняка каждый день за завтраком с ужасом берет газету, ожидая информации о новом судебном разбирательстве с участием сына. Или о чем похуже.

— С внучкой-то дашь повозиться? — неожиданно миролюбиво заканчивает она.

— Приезжайте. Но только сначала позвоните. Лучше раза три.

Реджина довольно хмыкает и уходит в дом. Я, подумав, направляюсь следом и слышу потрясающее финальное напутствие:

— Женись на ней. Мама придет проверит. И научись уже запирать дверь, ради всего святого! У тебя ребенок. Думай головой!

Эпилог

Топот ног из коридора доносится такой, что я вынуждена прерваться на полуфразе, распахнуть дверь и удивленно уставиться на вверенных мне менеджеров. Моя новая должность называется «координатор проектов». Это то же самое, что делал когда-то с нами Эперхарт, а после иска Сибил наотрез отказывается. То ли чтобы не домогаться, то ли чтобы не домогались. Меня оба варианта устраивают. Кстати, Райан вообще здорово пересмотрел аппарат управления «Айслексом» после исков. Сейчас у него в руководстве больше реальной помощи. Но в офисе нынче… скучнее. Тотализатор на личную жизнь босса прогорел, я тут еще с Джули такая недвусмысленная появилась. Тоска, короче.

— В фойе, — шепчет Алисия О’Брайен, поймав мой вопросительный взгляд.

Хорошая девчонка. Хотя отнеслась ко мне с большим скепсисом, потому что именно она была той второй личной помощницей, из-за которых я так возревновала Райана, что решилась с ним спать. То есть по факту все, что она обо мне знала, — «та рыженькая, которой Эперхарт пробил контракт за то, что она раздвинула перед ним ноги». Оглушительное вступление. После такого я бы себе тоже не понравилась.

Свернуть разговор я пытаюсь побыстрее, хоть это и непрофессионально. Но кабинет менеджеров опустел. Да вообще все здание как будто стекло в фойе. Даже несмотря на то, что меня в «Айслексе» все еще немного сторонятся по старой памяти, протискиваться в первые ряды приходится всерьез. Но начальникам, даже маленьким, можно: никто не перечит.