Контракт на невинность

Несмотря на то, что Камиль прямо мне сказал — Валя подставила меня, когда привела к той девушке в бордель и для меня все закончилось бы очень плохо, я не могла уже сердиться на нее. Иногда нужно прощать. Все совершают большие ошибки, и жаль, что не все могут их потом исправить.

— Прости, — произношу я снова, поднимаясь с корточек, и, развернувшись, ухожу. Я не суеверная, но быть беременной на кладбище мне неуютно. Просто сегодня день Валиного рождения и я не могу не приехать.

Вернувшись обратно к машине Камиля я сажусь в нее, закрыв дверь. Когда я поворачиваюсь к Камилю, то удивленно приподнимаю брови. Он крутит в руках какое-то кольцо, которое переливается камнями даже сейчас, в пасмурный день.

— Ого, — произношу я, заметив, сколько на нем камней, — это что? Твое?

Если бы взглядом можно было убивать — Камиль бы совершенно случайно меня уничтожил бы, посмотрев на меня после этого вопроса.

Боже, кажется, я тупею с каждым днем. Не знаю, что там происходит с организмом беременной женщины, но, кажется, мой мозг уменьшается с ростом моего живота.

— Да, цып, — он надевает на мизинец кольцо, которое налезает ему максимум на первую фалангу, и саркастично усмехается, показав мне, — ну как? Мне идет?

Не выдержав, я начинаю смеяться. Камиль берет меня за руку и надевает на безымянный палец кольцо, которое садится на него легко и идеально. Я все еще смеюсь, пока он это делает, а потом внезапной ойкаю, почувствовав неладное и замолкаю.

— Что? — Камиль внимательно смотрит, как я ошалело пытаюсь понять — не показалось ли мне…

— Я описалась… — не успевает бровь Камиля изогнуться в ответ с посылом “чего-чего, цыпа?”, как я поправляюсь, — или нет. На моем сроке все возможно, но… кажется, это все-таки не то. Я не хотела в туалет.

Он молча отворачивается и поворачивает ключи в зажигании. Машина достаточно резко стартует с места.

— Ты не описалась, цып, — комментирует он странно спокойно, — похоже, ты рожаешь.

Удивительное спокойствие в этой ситуации, но я и сама достаю из сумочки телефон, и, заглянув в календарь, понимаю, что такое вполне может случиться. Только после этого я чувствую, как изнутри поднимается целое темное цунами паники, накрыв меня с головой. Даже в глазах темнеет.

— Больше ничего не чувствуешь? — меня возвращает к жизни вопрос.

— Живот крутит.

— Только сейчас начал?

— Нет, с утра, — выдыхаю я заледеневший воздух из легких. Мне стыдно, дико стыдно. Я ерзаю на сиденье и зажимаю руками подол платья между ног… если еще не поздно. Боже. Могла бы — сквозь землю сейчас провалилась.

Камиль тихо и сквозь зубы матерится.

— Слышь, Ева, почему я об этом не слышал? Хрен бы ты куда поехала сегодня.

— Я правда думала, что это нормально, — я внезапно начинаю плакать, — последние недели и так тяжело было ходить, поэтому мне показалось, что… ну, это особенность такая. Я не знала.

Я смотрю, как перед нами закрывают железнодорожный переезд, у которого собирается пробка и зажмуриваюсь. Если бы знала — сама никуда не поехала.

— Так, — на колени Камиль мне кладет бумажную салфетку, и я ее хватаю, смяв, — вытри слезы, Ева. Заканчивай плакать.

— Твое сиденье…

— Насрать мне на сиденье. Возьми себя в руки и считай, сколько проходит времени между приступами боли. На, — Камиль следом передает мне и свой разблокированный телефон, и я хватаю его, тыкая в экран дрожащими пальцами, пытаясь найти секундомер.

Да, я знала, что рано или поздно рожу. Но так скоро! Я не готова. Мне бы еще недельку походить. Мы даже не выбрали имя для малышки, потому что думали, что в запасе еще есть время, и не могли все это время прийти к консенсусу…

Я пытаюсь сосредоточиться на боли в животе, которая просто оказывается схватками, но мой взгляд мечется между телефоном Камиля и дорогой. Кажется, что время тянется бесконечно, хотя, я успеваю несколько раз засечь периоды между схватками, а когда бросаю взгляд на время, понимаю, что прошло около получаса. Честно говоря, я не совсем понимаю, зачем Камиль дал мне телефон — я все равно не знаю, сколько должны идти эти самые схватки.

Только бы успеть.

— Ева? — Камиль реагирует на то, как я, похоже, бледнею. Не знаю даже, как он умудряется следить за дорогой и за мной.

— Больно.

Если раньше я могла только догадываться — переживает ли за меня Камиль или нет, то теперь я явно замечаю темную тень беспокойства на его лице.

— Настолько больно?

— Ага. Будет больнее? Я тогда умру, наверное. Такое чувство, будто у меня внутри дикобраз в пять кило катается и пытается пролезть наружу.

Машина неожиданно сбрасывает скорость. Включив аварийку, Камиль тормозит у обочины, а потом открывает дверь и выходит. Позади тоже тормозит машина, где сидит охрана — когда-то я спросила, почему Камиль до сих пор катается с ними, несмотря на то, что тот человек, который ему угрожал, уже умер… а он ответил, что после того, что творил — вряд ли сможет жить еще несколько лет, ничего не опасаясь.

— Вылезай, садись за руль, — доносится до меня короткий приказ. После Камиль возвращается к машине и заставляет меня пересесть назад, а место водителя занимает один из охранников. Когда между нами поднимается в автомобиле заслонка, и мы трогаемся с места, Камиль кивает мне:

— Ложись.

— Зачем? — испуганно спрашиваю я, но новый приступ боли скручивает меня в позу креветки. Он кажется мне сильнее, чем обычно, и я вскрикиваю. Потом послушно ложусь, понимая, что сидя я не выдержу такого и согнусь, не дай бог так, что переломаю ребенка… хотя, не уверена, что это возможно.

Зато, когда Камиль поднимает мне подол платья, и оттягивает мне нижнее белье, заглянув между ног, мне хочется вопить уже от возмущения.

— Камиль!!!

— Слушай, что я там не видел? Вдруг ты уже рожаешь. Надо убедиться, — хмыкает Камиль. Он сидит, зажав телефон между плечом и ухом, и внезапно произносит, видимо, дозвонившись до собеседника, — слыш, Зайцев, мы к тебе едем. Готовь там все. Нет, я не подожду, мать твою. Ей уже заметно больно.

Я сильно нервничаю, чувствуя себя растерянной и испуганной, но, глядя на лицо Камиля, я понимаю, что и ему далеко не все равно. Он тоже беспокоится за меня. Черт. За то время, пока мы с ним вместе, я, похоже, научилась угадывать любые оттенки его эмоций, которые он не сильно любил показывать. Не знаю даже, как я их не замечала раньше.

Камиль откладывает телефон в сторону, а потом роется где-то сбоку двери.

— Прости, цып, — произносит внезапно он. Я хочу спросить, почему так пахнет спиртом, за что он извиняется и зачем он сейчас натянул на руки стерильные перчатки, как этот ужасный человек задирает мне в очередной раз подол платья, а потом просто пихает мне руку между ног… внутрь… черт тебя подери, Камиль. Это дико больно.

Мои глаза становятся размерами с блюдце, пока я пытаюсь не заорать. Зато лицо Камиля идеально спокойное и сосредоточенное, словно он занимается чем-то абсолютно рутинным, а не проникновением в меня впервые за последние месяцы. Ну, хоть так…