Контрудар (Роман, повести, рассказы)

До того как подарить свою бандуру музею, Назар Гнатович являлся вместе с ней к слушателям. Он волновал молодежь не только темпераментным словом, но и звуками походного инструмента. Боевой ветеран исполнял старинные украинские песни, знал он и множество современных. Большим успехом пользовалась услышанная им на фронтовых дорогах Балкан песенка «Сын Джетысуя». Сложил ее один полковой снайпер, поэт-самоучка.

Мастер дни и ночи петь я, Тигра снять рукой неробкой И волка крученой плетью Затравить лесистой тропкой. Где ползком, а где навалом, Не хвальбой, не детским криком… Надо быть великим в малом. Но не малым быть в великом! И у ног моих в расцвете Солнца знойного, понурый, Вот он — лучший тигр на свете В золотисто-черной шкуре. И таков закон — еще бы, Погибай же, если зверь ты. Раз любить, так уж до гроба, Ненавидеть, так до смерти.

А переписка… Замучила она письмоносцев. Особенно в праздники. Писали ему со всех сторон Советского Союза. Писал и он. Однажды по два-три письма на день гнал в Винницу. Там объявился один ветеран. Но то был лишь однофамилец хромого солдата-фронтовика, которого Назар усердно разыскивал много лет. И не зря…

За чаркой бренди

После вылазки к памятным местам бравый «богомолец» вернулся на Печерск. Нестор Недогон сразу же преподнес дорогому гостю традиционную казацкую чарку.

— С наградой, дорогой Назар! Честно скажу, опасался: обойдут Тертого Калача Ленинской медалью. А опасался, видать, зря. Когда мне ее вручали, подумал и о тебе, Назар…

Гость осушил посудинку, аппетитно крякнул. Вытер тыльной стороной ладони казацкие усы. Подняв высоко на лоб лохматые, до отказа посеребренные свирепые брови, он тронул рукой новенькую медаль и высказался:

— Нет, не обошли, вельмишановный Нестор Минович. Напротив. Выдали… А почему бы и нет? Воевал я, как и все наши люди, безотказно. К тому же давали награду за доблестный труд. Так возьмемте и прикинем, что мы с вами за всю жизнь проворочали. Взять хотя бы дневную норму — по два мешка муки на нос. За год это шесть сотен кулей. Три тысячи пудиков. И все собственными, вот этими безотказными руками, без конвейеров и автоматов. Три вагона. А за всю жизнь? Худо-бедно наберется их полторы сотни. Считайте, три полногрузочных эшелона. Шутка ли?

— Смотри на этого героя, Дуся! — повернулся хозяин к своей половине. — Что кибернетика подсчитает за час, наш Назар Гнатович определил в одну минуту…

— Наше дело трудиться, дело начальства — одобрять, — лукаво усмехнулся Назар. — А вот шо скажу, добрый у вас, Нестор Минович, коньячок. Бренди, будто сказали вы. Первый раз слышу. Видать, привозной. Восприму еще баночку за ваше здоровье и за здоровьечко Евдокии Федоровны. Бог троицу любит. Известно!

— А как приговаривали наши пекаря, Назар? Забыл? Так я напомню. «Первая чарка сушкой, вторая птушкой, а третья — сдобной пампушкой…»

— Можно и добавить: третий гудок — пароход отправляется…

Гость усмехнулся и опрокинул содержимое чарки в широко раскрытый рот. Крякнул от удовольствия, вытер усы.

— Это и есть натуральный ожог первой степени. Ничего не скажешь. А вот, признаюсь по правде, все же у нашей бабки Мотри бренди смачнее. Ее медовуха славится по всей Ворскле. Мне, как знаете, перевалило на восьмой червонец, а мои казачьи саквы принимают то Мотрино варево…

— Вот это уже зря, дорогой Назар Гнатович, — строго через тонкие невесомые «профессорские» очки посмотрела на гостя хозяйка. Достав из серванта чайный прибор, подала его Турчану. — Лучше я тебе налью чайку. — Ее мягкий, как у всех библиотечных работников, голос звучал не по годам молодо. Из-за природной сухощавости Евдокия Федоровна выглядела куда моложе своих немалых лет.

— Шо? — встрепенулся Назар, словно на него обрушился провод высоковольтной передачи. — Не такой уж я норовистый алкоголист…

Тут лукаво усмехнулся хозяин:

— Грешным делом, пришел на ум наш старый мастер Костя-бородач. Помнишь, как про него говорили? «Как бог работает, как черт зашибает…»

— Именно! Скажу лишь одно — я не фельдфебель. Тому выпивохе-одиночке звание не позволяло бражничать с компанией. А я только при радостной встрече. И лишь с хорошим другом. Да и то не перегиная нормы. То есть не менее полста грамм и не перескакивая через полтораста…

Хозяин энергично похлопал гостя по плечу:

— Молодчага, Назар! Люблю нашу калачную братию…

— А ты делай, как Нестор Минович, — посоветовала хозяйка, пододвигая гостю посудинку с его любимым вишневым вареньем. — Пришел в компанию — клади перед собой возле салфетки бумажку с двумя словами…

— Добавь, Дуся, с волшебными словами…

— Какими же? — повел грозными бровями изумленный гость.

— Вот этих два волшебных слова: «Остановись, безумец!»

— Шо? Пособляет? — живо поинтересовался Назар.

— Еще как! — подтвердил Нестор Минович. — Уж на каких только «воскобойничках» и сабантуях не бывал, уж с кем только не приходилось халабудничать, а своей святой нормы, как ты говоришь, не перегинал…

— Это сколько же?

— Полчарки. И то через час по чайной ложке…

Вдруг в квартиру Недогонов ворвались извне душераздирающие звуки самого модного твиста. Соревнуясь с ними, оттуда же стали долетать четкие слова из радиоточки городской сети.

Кто-то речитативом самодовольного псаломщика говорил об успехах археологов.

— Закрой, Дуся, окно! — попросил хозяин дома. — Нет сил…

— Сколько об этом пишут… — возмущалась Евдокия Федоровна. — Выступают по телевидению. Распинаются без конца о вреде городских шумов. Произносят речи. Вывешивают воззвания в подъездах домов. И все зря… Глас вопиющего в пустыне. И впрямь стихийное бедствие…

Занервничал хозяин дома. Стал шагать из угла в угол просторной кухни. Прихрамывая, закинул назад правую руку, потом засунул ее за пояс пижамных брюк.

— Не зря сказано, что бог, пожелав наказать человека, дал ему сварливую жену, свирепого начальника, громогласного соседа…

— Да, соседи в наше время — это два колеса одного велосипеда. Надо притираться друг к дружке…

— Сущая беда, — добавила хозяйка, — ведь те радиолихачи мудрое средство просвещения превращают в дикое орудие угнетения.

Подняв рюмку, Нестор Минович чокнулся с гостем. На дне его чарки оставалось еще несколько капель «волшебной влаги».

— Ты, Назар, просил меня двинуть тост. Что ж? Двинуть не двину, а произнести произнесу. Скажу: тост должен быть не нудным, не подхалимным и не пространным. Я против самодержавия, но считаю, что в каждом доме должна быть своя королева… — Тут он протянул руку с зажатой в ней чаркой в сторону хозяйки. — Пью за Явдоху, за свою королеву.

Хозяин незаметно подмигнул гостю.

— Ну, где же, Нестор Минович, твоя совесть? — внезапно зарделась «королева». — Ну, Назар, что ты скажешь о моем грозном повелителе?

А Назар продолжал делиться своими столичными впечатлениями.

Заглянул он в Центральный гастроном на Крещатике. Побывал даже на боковых улочках центра и совсем на отшибе. Места знакомые. В гастрономах всего полно. Еще гуще, чем до войны… Того коньяку хоть, залейся. Но вот вопрос — шибко кусается та микстура. Не по его «прибытку».