Координатор

Чего там только не было! Черепа говорящие. Специальное устройство, прикрепляемое к домашним питомцам, чтобы они якобы разговаривали человеческими голосами. Портативные плееры, проигрыватели, проекторы… На последней странице каталога была указано: «Внимание, вся информация секретна и не должна быть использована третьими лицами!!!».

— Какая у тебя шуба, мам, оказывается, функциональная была, — сказал Андрей, бросая каталог на стол. Тот проехался по полировке стола и сбил чашку с недопитым кофе. — Сколько китайской электроники ты туда запихала?

Мать вытерла жидкость салфеткой, выпрямила спину и показала на дверь.

— Вон отсюда!

— Мальчик Павленко-Ахметшиных умер, мама, — Андрей взял холодный череп со стола и потряс его. Внутри что-то весело кувыркалось. Может быть зуб, выпавший из ослабевшей челюсти?

— Я знаю. Что тебе от меня нужно? — спросила мать. Она стояла напротив шкафа с книгами, у большинства из которых были чёрные переплёты. На полочке восседала жаба. Не иначе, как заказанная по каталогу.

— Чтобы всё это, — Андрей обвёл рукой пространство салона. «Ловец снов» в коридоре задрожал. — Чтобы всё это исчезло. Немедленно, мама! Прямо сегодня!

— Не вижу смысла, — отозвалась мать.

— А я вижу. Мальчик был бы жив, если бы ты им не запудрила мозги своими фокусами. «Волшебная молния»! Ты же и мне голову заморочила!

— Хуже тебе от этого не стало ведь?

— Мне нет. Грише стало. Намного. Родителям его тоже сейчас не сладко. И Аркаша был болен твоими мистификациями…

— Замолчи, — прошептала мать. — Ты ничего не понимаешь! Ты щенок.

— Я? — всерьёз изумился Андрей. — Я? Щенок? Мне сорок лет, мамочка, если ты не забыла.

— Я не о возрасте. Я об уме.

— Какой тебе ум ещё нужен, мама? Я заместитель начальника цеха на крупном предприятии. У меня трёхэтажный дом. У меня жена, дочке пятнадцать лет. С женой мы не ругаемся, не развелись. Я не пью, скоро курить брошу… Какой тебе ещё ум нужен?

— Другой, — хмуро отозвалась мать. В полутьме салона её лицо выглядело таким же бледным как череп. — Другой ум. Ты слепец, Андрей. Даже Аркаша понимал…

— Что он мог понимать? — Андрей продолжал изумляться. — Он ведь всю жизнь из-за твоих бредней псу под хвост пустил. Он с ума сошёл и с балкона выпрыгнул.

— У него была очень плохая аура, — сказала Елизавета Сергеевна еле слышно. — И рядом с его аурой маячило чёрное пятно… Сгусток. Это всё тот страшный человек. Демон!

— Ты о Киме сейчас, да? — спросил Андрей, вздохнув. — Я ведь с ним общался. Я же с ним, вот как с тобой сейчас общался, мама…

— И ты ничего не заметил? — спросила мать, пристально изучая лицо сына.

— Нет, — пожал плечами Андрей. Под взглядом матери он смутился, отвёл глаза в сторону. Вспомнился Аркаша, который хронически не мог смотреть прямо в глаза.

— Ты не смотришь мне в глаза, — сказала мать. — Ты что-то почувствовал. Что-то исходящее от этого человека, но боишься признать это. Потому что твоя религия тебя осудит!

— Да Ким просто злой человек. Он много на себя берёт! — сказал Андрей и посмотрел в глаза матери. — Такие люди попадаются иногда. Не гонять же из них духов, мама? Их надо избегать и дело с концом…

— Он приходил к тебе? — спросила мать. — Ты говорил с этим человеком уже после смерти Аркаши?

— Ну да, ты что не помнишь? Я ведь и к Павленко пришёл, потому что он мне позвонил. Рустам с ним вместе работает…

— Это не важно, — перебила его мать. — И сюда, значит, ты пришёл по его указке.

— Что значит указке?! — возмутился Андрей. Это было безумно неприятно, но он снова не мог смотреть в глаза матери.

Если демон сел на хвост — пиши пропало, — устало сказало Елизавета Сергеевна.

— Откуда ты это можешь знать? — спросил Андрей. — Мама, я же раскусил тебя, твои «волшебные молнии» со свечками электродами. Почему ты продолжаешь из себя экстрасенса строить. Это некрасиво, мама! Давай будем честными хотя бы друг с другом.

— Давай, — согласилась мать. Поднялась и подошла к стене, выкрашенной в глухой чёрный цвет. Нажала потайную кнопку и от стены отделилась дверца. За ней лежали пучки трав, моток верёвки, одна единственная книга и листок бумаги, который Елизавета Сергеевна достала и протянула сыну.

— Вот, Андрей, — голос матери был абсолютно серьёзен. — Вот этот диплом означает что у меня есть сила, о которой я твержу тебе вот уже столько лет.

— Диплом Координатора? — прочитал Андрей. Так значилось в шапке документа. Потом текстом помельче было сказано: Настоящим удостоверятся, что Елизавета Сергеевна Трофимова обладает даром шестой степени. Андрей проговорил вслух. — Дар шестой степени? Что это такое?

— Самая маленькая степень Силы, — первый за всё время мать улыбнулась. — Как раз, чтобы видеть ауру и самую капельку подправлять её. Для начинающих наркоманов, жён, разлюбивших мужей, людей разуверившихся в жизни — этого хватало. Но…

Елизавета Сергеевна всхлипнула вдруг и сухо разрыдалась. Андрей бросил к кулеру, налил воды, прибежал обратно и напоил мать, осторожно придерживая её голову.

Андрей смотрел на мать и не верил своим глазам. Она плакала. Нет, как мать она конечно могла заплакать и если поднапрячься, то можно было бы вспомнить парочку моментов, когда мать ревела. Но вот чтобы вот так? В образе «госпожи Елизаветы»? В том образе, который прикипел к матери, как вторая кожа. И порой стало казаться, что это-то и есть настоящая мать…

Это было не так. Андрей воочию видел это и ему было стыдно за слёзы матери. Хоть и были это благодатные слёзы, которые очищают и продвигают человека вперёд на пути совершенствования и осознания себя. Всё равно было стыдно. Так чувствует себя любой мужчины, вынудивший женщину заплакать.

Андрей стоял и не мог пошевелиться. Он вспоминал основные заповеди Божьи и понимал, что одну из них точно нарушил. И от того вероятно в груди это мерзкое чувство. Будто выстрелил в тень, а она оказалась самим тобой и ты скорчился от неимоверной боли. Почитай отца и мать твою. Как верно это сказано. Ведь и правда, Андрей чувствовал сейчас себя человеком летевшим вниз с ветви, которую сам же и подпилил.

Но не я сам это сделал, — пришла вдруг спасительная мысль. — У нас никогда бы с матерью не дошло бы до такого. Это Ким…

О нет, только не это! Долой такие мысли. Как только начнёшь валить всю вину на ближних, считай ты пропал. Сатана, лукавый он такие мысли на хлеб намазывает, как масло, и грешников поверх кладёт, чтобы сожрать. Только не это! Лучше признаться, лучше покаяться…

Прости, Господи меня грешного. Прости, что мать оскорбил, заставил плакать. Слёзы стариков, женщин и детей — святые слёзы. А может быть и мужские слёзы тоже, — думал сбивчиво Андрей, успокаивая мать, поглаживая её по жёстким седым волосам, невольно сравнивая их с волосами Насти и Кати. Прости, Господи…