Копьё Света
Шрифт:
Именно поэтому младшие наследники, избранные волей одного из четырех элементов, несут на своих плечах бремя ответственности. Не покидают пределов родного государства и не совершенствуются в стихийной магии выше среднего уровня. Ведь применение магии высшего уровня грозит пробуждением Элементаля ото сна. Каждая эманация, превышающая грань дозволенного, стирает с ритуальной печати одну из рун и знаков.
И пусть тирания эпохи Божественных Зверей осталась в далеком прошлом, никто из четверки правящих семей не идет против воли покойных предков. Все чтят оставлены заветы, следуют воле Владык Дня и Ночи, охраняют сон Элементаля. Так было. На протяжении многих столетий и сменяющих друг друга поколений, младшие наследники не использовали стихийную магию высшего уровня, искали себя и свой
— Рев Молний!
— Блеск Льда!
Срывается с его губ и пальцев высшее ледяное заклинание дома Литириан, покрывающее все вокруг толстой коркой льда, как панцирем Ледяной Черепахи. От родового дара рода Литириан, на десятки метров вокруг во всю бушевала зима. Выла вьюга, трещал мороз и мела метель. Холод пробирал всех рядом находящихся до самых костей. Вот она — мощь магии и изначальной стихии, примененной в порыве сражения ради победы.
Полностью отдавшись бою с достойным противников, Ильтирим тиесарэ Литириан забыл о последствиях использования магии высшего уровня. О стираемых рунах и знаках на ритуальном круге, которые сдерживают Божественного Зверя и его мощь изначального источника. В тот момент был только бой и противник, искусно владеющий молниями, а последствия эльфа не волновали, но все-таки настигли.
— Нас-с-с-следник… — уже который раз, в темноте ночи шепчет вьюгой и снежными порывами сонный голос Владыки Льда. Зверь показывает ему последствия своего возвращения: закованных в ледяные кристаллы эльфов, людей, зверей, и всех тех, кто не успел покинуть Север. И только его, своего аватара, он окутывает ледяным дыханием и инеем. Защищает, обещая: — Вернус-с-с-сь…
А после пробуждения:
— Пусть это будет просто сон, а не предвестие беды.
Смотря в небо просит Ильтирим у предков. Чтобы все то, что он видит там, в ледяном кошмаре, оставалось во сне, а не наяву. Только этот сон снится ему все чаще и чаще, образы все отчетливее и отчетливее, голос ближе и громче, а это может означать только одно…
25 глава «Надежда на спасение»
Айон
— Где же ты? Как мне это сделать? — уже сотый раз задавался этим вопросом, перебирая литературу магической академии, корпя над историческими трактатами, записями и свитками.
Моё время, вырванное Винтером с мясом и кровью у Смерти из рук, тает на глазах. А ответа, как не было, так и нет. Я, с каждой прочитанной и отложенной в сторону книгой по демонологии, проклятиям и запрещенным стихиям, терял надежду на спасение. Ведь авторы трудов и изысканий, все как один, твердят о Демоническом пламени Бездны одно и тоже: «Безнадёга и конец, а именно: — дорога в небытие». Нет и малейшего шанса на избавление от Демонического огня. Даже призрачного. Десятки тысячи книг, сотни лет истории, а все одно и тоже.
— Здесь нет ответа на твой вопрос. А пламя Бездны тем временем съедает тебя изнутри, — слышу знакомый голос, от которого сама собой выползла улыбка, а в районе сердца закололо и разлилось тепло. Только ему во все времена удавалось подойти ко мне и не быть обнаруженным. — Ты стоишь на грани, Айон. Бездна уже точит на тебя свою пасть, — и подойдя совсем близко, обворожительно сверкнул белоснежной улыбкой, с едва заметными кончиками клыков.
— Крис! Как я рад тебя видеть! — ради общения с крестником на некоторое время я отжили поиски, прервавшись на отдых. — 10 лет прошло с того дня, как мы виделись в последний раз! Ты тогда еще студентом академии был, а сейчас профессор, — говорю уже давно не мальчишке, замечая на вороте его пиджака символ академии и самоцветы, указывающие на факультет, который он курирует.
— Прошло чуть больше, дядя Айон. Если быть точнее, 30 лет как, — улыбается Крис, демонстрируя мне характерный оскал, принадлежащий его матери. Воистину. Время, особенно у нас, долгоживущих, летит быстро. Оглянуться не успеешь, а года пробежали мимо, далеко вперёд.
— С Шедом виделся?
— Да,
отец навещал меня, как только вы приехали, — при упоминании отца, Крис улыбнулся и сверкнул теплом багровых глаз в полутьме библиотеки.Их с отцом отношения, сколько бы не прошло времени, сколько бы Крису не было лет, остаются прежними: полными тепла и любви. Точно такими же, как и в первые минуты рождения желанного и долгожданного сына на свет. И даже не важно, что Крис стал взрослым мужчиной и заслуженным магом с титулом «Профессор». Крис остаётся Крисом. Не важны и сотни километров, разделяющие отца и сына, как и их постоянная занятость. У одного служба на Владыку, у другого на госпожу Магию в стенах учебного заведения. Нет и никаких претензий и высказываний, типа: «— Ты забыл обо мне!» я от парня никогда не слышал, не видел и упрёка в глазах. Отец для него, словно небожитель, которому поклоняются сметные.
— А Мари?
— Мама, как и отец… — крестник, откинувшись-таки на спинку стула, расслабившись, рассказывает: — …служит на благо Владыки. Следует за госпожой Габриэллой (Кто это? Я пока оставлю в секрете. Узнаете о личности этой леди в конце первой части, в эпилоге). — Когда он говорит о матери, то есть о Марианне — улыбается уголками губ, да прикрывает глаза, пряча алые искры. Мама для него, как и отец — самый важный во всем нашем мире человекНе человек, но вы поняли. Ради них он готов на все что угодно. Если дело касается родителей, то Крису неведомы запреты. И с его разума и сущности в такие моменты, словно слетают все ограничители. Зверь во плоти — вот кем он станет для прогневавших его.
— Понятно.
Не стал спрашивать о встрече Шеда и Мари, ведь если они даже взглядом встретятся, то полетит вся миссия коту под хвост. Ни о каком копьё Шед не вспомнит. Для него будет только Мари, никого и ничего более. Все станет не таким уж важным. Лишь она одна.
— Так что ты говорил о поисках?
— Говорил, что здесь, среди общедоступной литературы, ты ответ на вопрос: Как избавиться от Демонического пламени? Не найдешь. Только в архивах рода Ихтаррис.
— Какого рода?
Что-то знакомое, но что именно и где я слышал это имя рода, не помню. Вертится в памяти, трётся об ноги пушистым хвостом, словно ласковый кот, но никак не задерживается, ускользает. Ихтаррис, это имя рода явно принадлежит аристократическому сословию. И если обратить внимание на двойной «р» и первый слог «Их», то выходит, что род имеет отношение к королевским потомками младшей ветви.
И что странно, это я помню, а вот где слышал о роде Ихтаррис, нет. Пока вспоминал особенности написания и составления слоговых значений, ни одного воспоминания.
— Айон, ты сто лет с отцом дружишь, в Генералах ходишь, а имени рода не знаешь?
— Чтоб меня!
Как же я мог забыть?(Для долгоживущих подобная забывчивость тоже нормальна. Когда живёшь долго, не всегда можно выудить из памяти быстро нужно кусочек) Помнил, знал, но почему-то из головы вылетело. Никогда не называл Шадара по имени его рода. Или Шэдом, или Князем, или, если совсем официально — Господином. Но никогда не использовал полного имени. Видимо, поэтому и забыл. За ненадобностью. Когда же ситуацию чуть переварил, над самим собой посмеялся, то задался вопросом: — А почему Шед меня сразу к своей родне не отправил? Я тут время свое драгоценное трачу на поиски, а он молчит о родовом архиве, способном помочь мне избавиться от пламени Бездны.
— Потому что, Айон, все мои предки уже давным-давно кормят червей в сырой земле, — сказал тот, кого я мысленно обвинил и на кого хотел было скинуть все то негодование, поднявшееся изнутри. — А архив рода Ихтаррис разворован теми, кто наш род и погубил, — тон и взгляд Шадара говорят о том, что Крис сказал нечто запретное, то, что не должны знать посторонние, не входящие в семейный круг.
— А как же прабабушка Шарлотта? Она же… — но Крис не договорил, Шэд посмотрел на него так проникновенно, что тот тут же опустил виноватый взгляд и замолчал, поджав губы. Взрослый мужчина, профессор академии, награжденный почестями короля маг, один из сильнейших представителей своего народа, от одного только взгляда и тона, сжался в комок, как провинившийся ребенок, пролепетав: — извини, отец…