Копейщик
Шрифт:
— Да, князь. Есть одно предложение. Мы неплохо сработались с заячьими купцами. Они спокон веков промышляют контрабандой, с удовольствием пользуются нашими причалами и уже не раз обращались ко мне с предложением заключить партнерское соглашение. Они готовы расширять пропускные возможности пути, вкладываться и деньгами, и людьми.
— Это хорошо. Партнеры нам не помешают. Но, Егорыч… Зайцы, конечно, смелые ребята, — Верес улыбнулся, — Но пойми правильно, война никогда не была их ремеслом.
— Полностью согласен, князь. По этой причине соглашение пока так и не было достигнуто. Точнее говоря, это я отодвигал его принятие, объясняя тем,
— Надо же. Не знал.
— Таким образом, заключив договор совместного использования северного пути, мы получим от новых союзников, и военную силу, и долю прибыли с их торговли.
— Ты, молодец, Егорыч. Кажется, это называется убить одним выстрелом двух зайцев?
— Именно так, — подтвердил писарь, и два старых интригана рассмеялись.
— И все же, князь, — Иван Егорович снова посерьезнел, — Должен сказать, что не стоит нам ждать от нашего пути слишком многого. Вы ведь знаете Азума. Сначала он будет обещать нам нифриловые горы, а потом, когда его человек займет место главы гильдии, начнет сбивать цены и давить как через своего нового ставленника в гильдии, так и буквой треклятого подчиняющего договора.
— Да, все так, Егорыч, — Верес пожал плечами, — Переговоры с Азумом никогда легкими не были.
— Но, и это еще не все, и может быть даже наиболее важное, — продолжил Иван Егорович, — Наличие нашего речного пути решает проблему Азум хана лишь наполовину. Мы-то, разумеется убеждены в его надежности и сможем убедить в этом Азума. Но вот сможет ли сам Азум убедить в этом совет гильдии? А точнее сказать, даже не сам Азум, а его кандидат? В этот раз для гильдии на кону стоит слишком много и нужен безупречный претендент. Тот, кто даст гарантии доставки и неприкосновенности караванов, кто имеет достаточное политическое влияние и безупречную репутацию, кому поверят члены совета и проголосуют за него, а не за ставленника Тайгара. Есть ли вообще такой человек?
Верес усмехнулся, затем посерьезнел, поглядел на советника долгим взглядом, будто на что-то решаясь, и сказал:
— Этот человек — Я.
Глава 17
Глава 17. Выработка сопротивляемости.
Судорожными гребками Ольха выталкивала себя из мутной зеленоватой речной воды. Как только ее голова оказалась на поверхности, она начала хватать воздух ртом, стремясь поскорее наполнить легкие. Продышавшись, она уцепилась руками за мокрые доски, собираясь вылезать на мостки, но дядя Леша, сказал что-то, чего она не расслышала из-за натекшей в уши воды, положил руку ей на голову и снова погрузил ее в воду.
Ей пришлось пробулькаться еще несколько минут, пока заставник не счел ее состояние удовлетворительным и позволил ей вылезти. Теперь она сидела у костра, лязгая зубами от холода, кутаясь в овечью шкуру, и смотрела как дядя Леша снимает с огня котелок с ухой.
— Дядя
Леша, он скоро придет? — выговаривать слова было очень трудно, потому что челюсти еще сводило судорогой.— Да, придет, придет. Куда он денется. На вот ешь, — дядя Леша протянул ей грубо вырезанную ложку.
Ольха выпростала руку из-под шкуры, взяла ложку и потянулась к котелку. Зачерпнула гущи и, прежде чем отправить в рот, долго на нее дула.
— Дядя Леша, а это последнее было боевым? — спросила она.
Заставник в задумчивости приподнял брови и подвигал губами:
— Разумеется оно боевое, какое же еще? Но ты должна понимать, что я не мога. С настоящим могой мои заклятья по силе в сравнение не пойдут, — дядя Леша прищурил один глаз, отчего его жуткий шрам на лице изогнулся, — Считай, это еще так была, разминочка. Сейчас вот Михалыч прибудет, там уже по серьезному пойдет.
— А я вот, чего не пойму, — прошамкала Ольха набитым ртом, — Гаврила Михайлович, он же писарь при замке. Когда он на могу учился?
— Ну, и что же, что писарь? — возразил заставник, — Это он сейчас писарь, потому что старый стал. А раньше Михалыч у нас был надежа-боец. Молодец, каких мало. Да вот, и он уже идет.
Подошедший Гаврила Михайлович, вежливо поздоровался, и, отказавшись от ухи подсел к костру.
— Монеты не забыл? — спросил его заставник.
Писарь шлепнул рукой по карману, давая понять, что все при нем.
— Ну, рассказывайте, зачем вам понадобился старый писарь. Чего там опять удумали? — спросил он.
— Значит, такое дело, — заговорил дядя Леша, — Разговор Ольхи с князем Вересом ты, значит, слышал, потому как сам же его передавал.
— Было дело, — подтвердил Михалыч, — И разговор там шел про старого Лиса из академии.
— Да, леший с им, с этим Лисом, — отмахнулся заставник, — Еще разговор был про поединок на заклятиях.
Писарь всплеснул руками:
— Так ты что же, девочка, в самом деле собралась выходить против его лучшего ученика?
— Вот ты давай без ахов и охов, Михалыч. И сам ведь уже все понял, — дядя Леша скривился и посмотрел на Ольху с сочувствием, — Что ей остается, коли сам князь на то дал добро.
— Ну, да. Ну, да, — Михалыч закивал головой, — Ну а, скажем, какие заклятия на том поединке разрешаются?
— Любые, — подала голос Ольха, облизывая ложку.
— И это она так спокойно говорит? — писарь даже привстал от переполнившего его чувства, — Вот ведь, дитя неразумное. А она боевые хоть на себе пробовала?
— Вот для этого и мы здесь, — сказал дядя Леша, и тоже поднялся, — Кое-что мы тут опробовали уже. Так, для разминочки…
После того, как за дело взялся писарь, заклятия дяди Леши, действительно показались ей «разминочкой», хотя и не сразу…
Первым делом Гаврила Михайлович потребовал у Ольхи показать свое запястье. Он довольно долго разглядывал ее коронованного волка, потом заставил ее закатать рукав, убедился, что кроме волка на запястье других «образов» на руке нет, и, наконец, выдал очевидное:
— Эх, зеленый он, зараза!
Ольху это заявление удивило, и она спросила какие образа у них самих на запястьях. У них у обоих, само собой, рисунок волка был красного цвета.
— А, вообще-то Михалыч, какая разница? — задал вопрос дядя Леша, плохо разбиравшийся в вопросах теории, — Ну, зеленый он у нее. Я так слышал, что просто у родовитых людей, значит, дорожка зеленая бывает, а у простых, значит, вот как мы с тобой, она красная.