Копия любви Фаберже

– А что, князь, как вы думаете, счастлива ли Кшесинская? – вдруг спросил Карл у увлеченного рассматриванием печаток князя.

Тот сразу оживился.

– Отчего ж не счастлива! Уж конечно, счастлива! Молодой любовник, богатый покровитель, дитя! А что еще мне стало известно из достовернейших источников! Вы только послушайте, какой анекдот-с приключился…

Карл слушал про то, как своевольная Матильда решила изменить костюм, была оштрафована директором театра. Однако после вмешательства императора штраф сняли, а директор уволился.

Карл слушал и улыбался…

Это не цепочка.

Сергей Михайлович, Андрей и, коли верить Голицыну, сам император – это все элементы, детали, узоры оправы. Только в оправе раскрывается вся прелесть камня. Лишь Матильда может поступать так, как поступает. Теплота ее черных глаз оживила золото, платину, палладий, родий, иридий. Все драгоценные металлы стремятся обрамлять удивительную женщину! Прекрасный камень от драгоценной оправы выигрывает.

«Она счастлива, счастлива, счастлива».

От этой мысли Карлу отчего-то стало радостно. По телу, казалось, заскользили нежные теплые ласкающие волны.

Он нетерпеливо посмотрел на часы.

Как медленно идет время до спектакля Матильды!

* * *

– Мать, ну ты даешь! Тебя только за смертью посылать, – заворчал следователь Владимир Седов, когда в кабинете наконец появилась Лика Вронская. – Говори скорее, что выяснила!

Она, нетипично медленно и аккуратно, повесила короткую шубку на спинку стула.

Забралась на подоконник. Закусив губу, принялась болтать ногой, пристально разглядывая носок высокого коричневого сапога. Видимо, безумно увлекательное зрелище.

Хотя нет, желтоватая черепушка с еще не развалившейся челюстью получше будет – взяла, погладила.

А потом вдруг расхохоталась!

– Вронская, – Володя, принюхиваясь, зашмыгал носом, – ты что, пьяная? А чего за руль садишься? Я через окно все видел, подкатила на своем «Форде» и ткнула его мордой в сугроб!

– Я не знаю, как сказать, – давясь от смеха, пробормотала Лика. – Поэтому скажу прямо. Седов, твое официальное обращение ко мне «мать» уже недалеко от истины. А за смертью меня посылать не надо. Разве только в роддом. За жизнью!

– Не понял, – следователь откинулся на спинку стула и хотел заложить руки за голову. Но поганый форменный китель сразу же о себе напомнил, сковывая самые простые движения. – Как меня достала эта форма… Уважаемая писательница, если ты не пьяная, то, может, в образе? Героини какой-нибудь? Ты давай говори, что Захарова сообщила, а книжки потом сочинять будешь. Мать, роддом… Что с тобой происходит?

Вронская, округлив глаза, пожала плечами:

– Какой ты тупой! Ничего особенного со мной не происходит. Или – самое главное, смотря с какой стороны посмотреть. Беременность это называется! И не кури при мне! А Светлана сказала…

Сознание Седова непонятным образом раздвоилось. Одна часть воспринимала Ликин рассказ о взаимоотношениях в семье Захаровых и особенностях питания. А вторая лихорадочно соображала. Что значит беременна? И от кого? В Ликиных парнях разобраться еще сложнее, чем в ее книжках, но на свадьбу вроде не звала. И что, получается, ребенок скоро будет? Да какая же из нее мать, она же пашет, как лошадь, тусовки любит, приключения?!

– Спасибо, что помогла. Ты это, извини, что я тебя напряг. Я не знал, что ты…

Седов запнулся. Новость плохо осмысливалась и еще тяжелее озвучивалась. Сказать что-то вроде «в положении» язык не поворачивался. Санта-Барбара, блин…

– А чего тебя так заинтересовало, любит ли Андрей сладкое? – Лика недоуменно пожала плечами. – Какая разница?

– Большая. Я тебе по телефону не стал объяснять, да и времени не было. Короче, похоже, что незадолго до смерти Полина Калинина приняла яд. То есть ей, очевидно, помогли его принять.

– Ого! А кто же это такой добрый?

– Пока не знаю. Очень странная ситуация вырисовывается. То ли убийца не рассчитал дозу, то ли Полину стошнило. Но яда в организме очень мало. Конечно, на химическом исследовании все установят, по крови, по печени. Но это же ждать сколько. Только в твоих романах – сегодня убили, завтра официальное заключение эксперта готово.

– Законы жанра, – пробормотала Вронская, ероша короткие волосы. – Действие должно развиваться стремительно. Если я начну точно описывать все процедуры, читатель уснет. А что за яд?

Седов насупился:

– Не скажу. И так у тебя не романы, а пособие для начинающих убийц.

– Хорошо, не говори, – покладисто согласилась Вронская. И лукаво улыбнулась: – Если мне очень понадобится, я по симптомам сама просчитаю, книжек по судебной медицине у меня навалом. Или знакомым судебным медикам позвоню. Все выясню, а потом придумаю название этого яда. У меня, дорогой, с этикой все в порядке… Слушай, а Полина не могла случайно этой отравы наглотаться? Ну, может, таблетки неправильно подобрала?

Следователь покачал головой. Вариант случайного приема эксперт исключила полностью. Ядовитое вещество в фармакологии не используется, оно входит в состав препаратов бытовой химии, легко извлекается при минимальных химических знаниях. И имеет горький вкус и запах миндаля. Которые частично нейтрализуются сахаром, взбитыми сливками, джемом. В общем, кусок торта такой отравой сыпануть – и из кондитерской сладкоежку можно везти прямиком в морг.

– Если, как ты говоришь, торт, – задумавшись, Лика вцепилась зубами в ноготь, а потом с досадой убрала руку ото рта, – то Полина могла не доесть кусочек. Иногда заказываешь пирожное – на картинке красиво, а на вкус не очень. Это как раз таки объяснимо, что мало яда. Она, может, кусок торта один раз ковырнула и оставила. Но кто хотел ее отравить… Я думаю, Свету и Андрея из числа подозреваемых можно смело исключать. Тем более представить эту троицу вместе за десертом ну никак нельзя. Андрей сладкоежка, но он редко бывает дома. И уж тем более не будет тратить свое время на чаепитие с подругой жены.

– А что Света? Она так убита горем, как уверяет?

– Похоже, да, Седов. Говорит, что соперничества между ней и Полиной не было. Что Полина ей не завидовала, на Андрея не претендовала. А была очень признательна за помощь. И глаза у Светланы такие заплаканные, покрасневшие, запухшие!

Володя беспокойно поерзал на стуле. У гражданки Семеновой, 1970 года рождения, чудом выжившей после того, как благоверный пару раз проткнул ее ножиком, тоже глаза были заплаканные. Она, оклемавшись, рвала и метала. Мужа посадить, сил никаких его терпеть больше нет, помогите, товарищ следователь! И что? Мужик в СИЗО, дело почти завершено, подпись прокурора на обвинительном заключении – и можно направлять в суд. А тут выясняется: гражданка Семенова сама на нож напоролась. Ее заботливый благоверный, оказывается, картошку чистил. А она пузом шмяк – и прямо на ножик. Не повезло, да-да-да. Вот такие теперь дает показания. Так что заплаканные глаза, особенно женские – одна сплошная Санта-Барбара, фигня полная, никакой веры им нет и быть не должно.