Копоть

Зевак и любопытствующих, кстати, совершенно нет. Не принято тут подобное. Может, из окон люди и посматривают, да и то вряд ли — зачем тепло тратить? А уж выходить на улицу ради созерцания непонятно чего — вдвойне сомнительное удовольствие.

Едва остановились, к Джонсону подошел местный чиновник.

— Дознаватель? Утро доброе, — он как-то помялся, подбирая слова, — Дайте знать, когда закончите… Хотелось бы побыстрее убрать с улицы… Непотребство.

Даг кивнул. Самому хотелось оперативно разобраться с неприятным делом. И пойти уже домой спать. Бессонная ночь определенно никому не идет на пользу. Особенно, учитывая веселый вечер перед ней.

Преодолев заграждение, стоявшее скорее для вида, Джонсон и Стен вошли в переулок. Криминалист оглядывался с искренним интересом. Даг же больше прислушивался к своим ощущениям, пресловутому «мистическому чувству», как фыркнул бы капитан Сальери.

— Итак, что мы имеем? — Стен говорил вслух, одновременно делая пометки во внушительном блокноте, — Переулок… стандартный, ничего необычного. Затоптали тут, конечно, все. Но других вариантов не было, потому как проход во внутренний двор единственный. Мда… Эта площадка будто создана для темных делишек…

Джонсон глянул на криминалиста с иронией. Не лишен парнишка поэтической жилки. Интересно, он так и пишет у себя в блокноте «для темных делишек»? Или только болтает?

Они вышли к пустырю. Даг окинул взором весь дворик. Не такой уж он большой, как казался ночью, во тьме. К поперечнике и десяток метров не наберется. Как гигантским забором со всех сторон огорожен глухими стенами домов. Ни одного окна, даже пусть и заколоченного. Идеально… для темных делишек, да.

Два фонарных столба. Сегодня светящих, как сверхновые. Намек на какую-то тумбу… Ага! Раньше тут, видать, был столик и пара скамеек. Потом их выломали и сгрудили в углу кучей обломков. Кто? Хулиганы или сектанты?

«Пентаграмма» никуда не делась. Сложная фигура выглядела впечатляюще, но не давала того ощущения бесконтрольного ужаса, что ночью. В центре… да… Джонсон с трудом заставил себя не отводить взгляд. Чьи-то останки. Растерзанные на кусочки. Хорошо, что Даг еще не завтракал. Имелись все шансы оставить съеденное прямо тут.

— Ага, наблюдаю чьи-то эксременты, — с радостным возбуждением выдал Стен, — Может быть хорошей зацепкой!

— Не может, — покачал головой Даг, — Это мое.

Криминалист глянул на дознавателя с таким осуждением, что тому стало стыдно. Ну а что? Организму не прикажешь. Как-то это случилось неожиданно. В самый неподходящий момент. Да и вообще, не привык еще Джонсон к такому…

— Хорошо, посмотрим, что здесь, — аккуратно ступая, чтобы не задеть линии, Стен подошел вплотную к останкам. В белой маске, перчатках и переднике он смотрелся одновременно зловеще и как-то неуместно. Больше походил на повара-неудачника, чем на судмедэксперта.

Раскрыл нагрудную сумку. Извлек оттуда инструменты зловещего вида.

Джонсон, сделав усилие, подошел ближе. Он никак не мог заставить себя смотреть на жертвенные останки прямо. Все как-то косил глазами, используя периферическое зрение.

— Что-то можешь сказать? — хрипло спросил дознаватель, — Это хоть… был человек?

— Судя по некоторым фрагментам, — Стен перевернул ближайший «кусок», — Вполне себе человек.

— Возможно ли его… или ее… опознать?

— Ишь чего захотел, — усмехнулся криминалист, — Тут бы понять, сколько жертв было… Покрамсали на такие кусочки, что обратно собрать затруднительно!

Он поднял щипцами ошметок… чего-то. Покрутил перед глазами, как бы говоря — вот видишь? И небрежно бросил назад, к другим «кускам».

Отвернувшись, Джонсон сжал губы. Его едва не стошнило, хотя желудок был совершенно пуст. Глубоко задышал, стараясь сдержать рвотные позывы.

— Э-э-э, брат. Да ты совсем плох, — тихо сказал Стен с какой-то даже трогательной заботой, — Ты вон чего, постой-ка вон там в сторонке. Тут от тебя все равно толку никакого нет. Я все сделаю, а потом тебе доложусь, в лучшем виде. А ты пока это… посмотри, может есть еще чего важное. Улики там, или свидетели…

Даг не стал выделываться и строить из себя «крутого». Чего уж там. Все понятно, без слов. К тому же, совет вполне рациональный — разделить усилия. Пусть каждый занимается тем, к чему больше приспособлен.

Отойдя к ближайшему дому, Джонсон внимательно осмотрелся. Тут, конечно, успела побывать целая уйма народа, но вдруг что заметит? Он медленно двинулся вдоль кирпичной стены, глаза так и стреляли по сторонам, словно локаторы. Ничего необычного. Вернее, вообще ничего. Следы только те, что оставил он или другие слуги правопорядка. Обошел пустырь по кругу — ни единой зацепки.

Дальше… Дальше запечатлеть «пентаграмму». Наверняка это уже сделали специально обученные люди. Но лишним не будет иметь свою собственную копию.

Порывшись в сумке, Даг выудил на свет блокнот. Не такой серьезный, как у Стена, но все же. Стараясь не смотреть на работу криминалиста, Джонсон принялся перерисовывать фигуру на чистый лист.

Что-то в ней было… нездоровое. Все эти изгибы, вогнутости, бесконечные пересечения. Безумное построение словно специально издевалось над человеческой логикой, делая совершенно не то, чего ожидаешь от геометрической формы.

«Как и все в этом мире, — подумалось Джонсону, — Не знаешь, как начать думать, чтобы такое придумать!»

Он так сильно сосредоточился, что затрещала голова. В висках стучали молоты; язык, казалось, высох от жажды. Хуже всего — ломота в шее, от которой не избавишься ничем, кроме таблеток. Глаза начали слезиться от напряжения. Пальцы подрагивали, в голове стоял едва заметный фоновый гул.

«Надо бросать пить, — решил Даг, — Так и сдохнуть не долго в один прекрасный день! Дали тебе второй шанс, так будь умней. Пользуйся и приумножай, а не просирай.»

Сквозь головную боль и жуткую мигрень в мозгу все-таки всплыла одна идейка. Идиотская, надо признать, мысль. Наверное, только из-за чертовски плохого состояния дознаватель не отбросил мысль. А решил перепроверить. На всякий случай.

Спокойно, прогулочным шагом, как будто ничего не происходит, Даг подошел к рисунку. Удостоверился, что никто на него не смотрит — все вокруг заняты своими, очень важными делами. Стопа поднялась и опустилась. Шарк! В одной из линий построения образовался хорошо видимый разрыв.

Бум! Это было как удар кувалдой. Только с точностью до наоборот.

Все неприятные симптомы как рукой сняло. Даг едва не застонал от наслаждения. Как хорошо, оказывается, быть здоровым! Голова не болит, не тошнит, ничего не колет и не ломит. Дышится легко и свободно — с поправкой на запах гари, конечно. Джонсон словно заново родился. Или, что вернее, чудесным образом разминулся со смертью.