Корабельщик

– Я не знаю, – сказал он. Непонятная, вязкая словно смола тоска заполнила его разум, мешая найти правильные слова. – Я не знаю, почему я теряю друзей и родных, которые могли бы жить еще долго, жить и рожать детей…

– А вот как раз из-за детей, – остро глядя на гостя, перебил его Платон.

– Как? – опешил Максим.

– Подумай, – сказал хозяин и поднялся, держась за подлокотник. – Не пора ли тебе домой, малыш? Экзамены скоро, а ты на старика время теряешь. – Он подошел к стеллажу и выдернул из ряда книг очень потертый том. – Вот, почитай. Только никому не показывай, за него и убить могут.

“Модест Капитонов, – прочитал Максим. – Изменчивый мир”. Старик быстро выпроводил гостя: наверное, собирался употребить какое-нибудь очередное “лекарство”, еще более отвратительное.

Студент шагал по Колчедановой, прижимая воротник к шее, и не уставал поминать добрым словом Элизбара, который выдал ему свою “военную” бумагу. Уж теперь-то он не обязан строчить какой-то гнусный донос, рассказывая Урвану о Платоне, “колхикуме” и прочих загадочных вещах. Впрочем, Максим бы и прежде, еще до заключения договора с Магновым, никому не рассказал бы о старике – пусть сами ходят к нему, если надо, и выспрашивают о “гонагре” и “тофусах”. Он чувствовал, что надо подумать над словами Платона о детях и Смерти, но ветер с такой силой толкал его в правый бок, что все мысли, кажется, выдуло из-под шапки. Остались почему-то лишь самые простые, о геометрии и чертежной науке.

Недалеко от Западного моста, впрочем, выветрились и последние, потому что студент угодил в гомонящую толпу горожан, нимало не смущенных холодом и ветром. Максим тут же понял, что их сюда согнало – горел старинный деревянный дом, который жался на пятачке между складом и жилым каменным зданием. Ветер дул со стороны реки, он нес на толпу искры и жар. Только владельцы соседних с горящим домов что-то делали – поливали из окон стены своих зданий, вскрикивая от близкого огня и отскакивая от его языков.

– Почитай, человек двадцать сгорело, – равнодушно сказал кто-то рядом с Максимом.

– А то тридцать, – ответила ему закутанная в шаль женщина с ребенком на руках. – Как из окон-то прыгали – горят уж все, а все одно убежать хотят. Страсть-то какая – пацан бежит сюда абы факел какой и орет весь, я прямо от страха обмерла… Думала, подожжет-то меня. Уж солдатик освободил его, бедняжку, спаси Солнышко…

“Так же неощутимо, как переход от бодрствования ко сну… – болью отдалось в голове студента. – Достижимо то лишь желанием оного и смирением…” Но не слышно уже было предсмертных криков погорельцев, лишь балки трещали от снедавшего их пламени. И вдруг рухнул второй этаж, и взлетело в черное небо облако текучих искр. Толпа восхищенно ахнула, и Максим вместе со всеми задрал голову, завороженный зрелищем.

Жителям соседних домов повезло, что ветер относил жар в сторону Колчедановой.

0

Странная это была книга – “Изменчивый мир”. Как будто автор ее, Модест Капитонов, никогда не слыхал ни о Храме Смерти, ни о Королях, да и о людях-то имел самое отдаленное представление. Солнце у него как будто приобрело неодушевленный характер и висело в необозримой пустоте, приклеенное к покрывалу Тьмы. Но в основном, конечно, Модест толковал о движении ветров и вод, разрушении почвы и подвижках берегов. “Расселение человека по земле происходило тысячи лет. Может быть, даже десять тысяч, потому что найденные под Сарнией во время строительства железной дороги наконечники и ножи так проржавели, что едва не рассыпаются в руках. Интересующихся разрушением железно-медных изделий я отсылаю к трудам специалистов, в приложениях же вы сможете найти тщательные измерения древних изделий и самостоятельно вычислить их примерный возраст”. Почти ничего из того разнообразия любопытных “фактов” и домыслов, что переполняли трактат Капитонова, не рассказывали на уроках в школах и на лекциях в Университете. Предмета “естественная история” – такой подзаголовок носила книга – в учебных программах не существовало. А издан был “Изменчивый мир” целых сто семьдесят лет назад… Целая вечность прошла, но бумага и буквы каким-то чудом выдержали давление времени.

– 8

Прокл, как обычно, впустил Максима в дом Мануиловых, и в холле первого этажа, между гардеробом и лестницей, его поджидал Урван. Сверху доносились бодрые звуки клавесина.

Лаврин не спешил туда: как видно, он решил дождаться “своего” соглядатая и мял пальцами незажженную папиросу, нервно щурясь. Студент молча подал ему свой “докладик” и сразу же развернул бумагу из Военного ведомства, освобождающую его от власти благочинного. Тот, впрочем, лишь мельком глянул на нее и прошипел:

– Рано радуетес-сь, с-сударь. Я уже подготовил рапорт об отправке вас на фронт. Полагаю, руководство примет именно такое решеньице.

– Да? – осклабился Максим, презрительно вглядываясь в подвижную физиономию Лаврина. – За целый кабинет министров думаете? Небось и подметный Указик уже подготовили? Крыса канцелярская. А вот как я рапорт на тебя напишу, сударик? Да самому Королю его и снесу? – Он удивился, что за странные и диковатые слова приходят ему на язык, однако виду не подал, продолжая усмехаться. Пусть поломает голову, авось примет Максима за сумасшедшего и уберется с дороги.

Но нелепые слова студента возымели ужасающее действие: Урван посерел, его бельковые усики обвисли, словно политые водой, и тело заметно скукожилось. В выпученных глазках промелькнул страх.

– Вы не посмеете… – сдавленно проговорил он. – Я спас вам жизнь…

– Проваливай отсюда, Лаврин, – отчетливо сказал Максим и наклонился к Урвану. – Я еще в октябре заметил, как ты на Варвару косишься. Хочешь в жены ее взять, пока свеженькая да без детей? Да ей при дворе королевском место, среди парка и беседок разных, понял?

– Отчего же не понять… – комкая папиросу в бумажно-табачную труху, сказал Урван. – Простите, с-сударь, мне действительно пора.

Он нервно выбросил мусор в плевательницу и поспешил к Проклу, который в этот момент как раз вышел из каморки на звонок. В гости к Мануиловым прибыл еще один субботний посетитель, но Максим не стал ждать его и двинулся вверх по лестнице. Ему показалось, что в пролете между ступенями мелькнуло темно-синее пятно и шаркнули подошвы. Неужели кто-то подслушивал его разговор с чиновником?

В гостиной оказалось на удивление людно, однако все хранили полное молчание. Горящие рожки создавали очень теплую атмосферу. Максим узнал едва ли человек семь-восемь, остальных он видел у Вассы не больше одного раза. Сама госпожа Мануилова была одета только в белый цвет и лично приветствовала гостей.

– Киприан погиб, – с улыбкой сказала она новому гостю. – Позавчера мне принесли это светлое известие. Прошу вас, пройдите к столу и отведайте угощения во славу освобождения моего мужа.

– Примите мое восхищение, – пробормотал Максим и поцеловал хозяйку в подставленную щеку. Баронесса с интересом окинула фигуру нового гостя взглядом, словно приценяясь к его наряду или к нему самому. Она была еще вполне приятной молодой женщиной, способной подарить мужчине не одного ребенка, и неудивительно, что ей не хотелось засиживаться во вдовах. Странно скорее, что она не привела в дом мужа на время отсутствия Киприана. “Акакий?” – подумал студент и отыскал глазами сокурсника. На том красовался светло-синий сюртук и такие же штаны.