Корабль идет дальше

Мы жили как на необитаемом острове, оторванные от мира, без вестей с Родины, оглушенные фашистской пропагандой, без единого выхода за ворота замка. Ни одного правдивого слова за многие месяцы. Это было очень страшно, страшнее, чем голод, чем муки холода и решетки на окнах… Мы жили мечтой о победе. От победы зависела наша жизнь и свобода… Но временами некоторых покидало мужество. Все казалось потерянным, жизнь конченной, возникали острые споры…

У многих появились кулинарные заскоки. Взрослые люди в условиях жесточайшего голода сидели и записывали рецепты. То и дело можно было услышать:

— Володя, иди сюда, я тебе рецептик гурьевской каши дам.

— A y меня торт «Сюрприз». Вчера Сергей Павлович записал.

— Лучше всего это запеканка из картошки. Приеду домой, только ее буду есть, с черным хлебом. Торжественную клятву даю. Только запеканку…

И вдруг заработали какие-то невидимые силы. Настроение в лагере стало подниматься, откуда-то начали просачиваться сведения о действительном положении на фронтах, больные товарищи стали получать больше баланды. По ночам в камерах движутся тени, в углах решаются какие-то вопросы.

Моряки-коммунисты создали свою подпольную партийную организацию. Во что бы то ни стало не дать фашистам сломить дух людей! Поддержать их, занять чем-нибудь, вывести из состояния безразличия, помочь больным… Не поддаться! Выйти победителями из неравной борьбы… У врагов в руках страшное оружие смерти. У нас — вера в победу правого дела, любовь к Родине и звание советского человека.

Активно начинает работать партийная группа: Гребенкин, Дальк, Шилин, Зотов, Сементовский, Иконников, Устинов, Пучков. И несмотря на то что так мало можно сделать в нашей тюрьме, мы сразу почувствовали твердую руку организации. Почувствовали ее и немцы. Забегал Вейфель, почаще стали приходить в камеры офицеры, участились обыски.

Первыми получают задания моряки, обслуживающие тюрьму, арбайтдинсты.

— Ваня, — говорит уборщику комендатуры Борис Иконников, — у вас там в помещении есть радиоприемник?

— Есть. А что?

— Послушать бы Москву хоть минутку. Возможно?

— Сомневаюсь. Увидят — пуля в лоб обеспечена.

— Ну, ладно. На рожон лезть не надо.

Но Ваня Кулин теперь без дрожи не может видеть приемник. Ему так хочется повернуть ручку. И он находит возможность сделать это. Солдат-охранник любит покурить на воздухе. Пока Кулин убирает в комендатуре, солдат выходит на крыльцо. Кулин тихо включает приемник. Раннее утро. В это время в комендатуре ни души. И вот на минуту слышится голос Москвы… А вечером уже во всех камерах обсуждают новости.

Старшего повара Сергея Павловича Горбатюка во время прогулки останавливает старший механик с «Днестра» Шилин. Они с одного парохода. Плавали вместе.

— Пройдемся? Есть разговор. Горбатюк согласно кивает.

— Вот что, Сергей Павлович, — говорит Владимир Иванович. — Больным в ревир надо давать больше супа. Иначе они все погибнут.

— Что вы, Владимир Иванович! Ведь знаете, под каким контролем работаем? При раздаче всегда унтер присутствует. Как можно…

— Надо, Сергей Павлович, пожалейте товарищей.

— Да я жалею. Но как помочь?

— Поговорите с остальными поварами. С Мишей Мудровым, Федей Петуховым, Лагвешкиным. Может быть, что-нибудь придумаете. Это необходимо сделать, даже за счет других камер. Люди из Штутгофа падают с ног.

Трудная задача у Сергея Павловича Горбатюка. Но молодые повара не колеблются.

— Разговора быть не может. Правильно. Будем наливать в котлы из ревира больше. Надо поговорить с унтером. Мишка, поговори с Крифтой. Он парень неплохой. Пусть добавит чего-нибудь, — с жаром говорит Петухов.

— Да тише ты! — пугается Сергей Павлович. — Не так громко.

Миша выбирает удобное время и объясняет все Крифте.

— Ладно, делайте что хотите. Только не попадайтесь. Я ничего не знаю. Попадетесь — защищать вас не буду. Вейфеля берегитесь. Он как волк шнырит. Конечно, больным надо помочь…

Теперь требуется ловкость. Не попадайся. И наши «кормильцы» проявляют исключительную находчивость и смелость. Они крадут хлеб, наливают полные бачки супа, воруют сахар при выдаче — все это отправляется больным в ревир. А ведь за такие дела у гитлеровцев полагается КЦ, лагерь смерти или что-нибудь похуже… Рисковые ребята, эти повара.

С доктором проводит беседу Устинов.

— Вы понимаете, сейчас нужно положить в ревир как можно больше людей с «Магнитогорска». Они самые слабые. Там они будут получать немного больше пищи, это уж не ваша забота, и хоть отлежатся. Их не станут трогать, пока они в лазарете.

— Трудно. Я этого не могу сделать, — говорит врач. — В ревир укладывает фельдшер.

— Но он считается с вами. Вы же врач. Попробуйте воздействовать на него. А уж когда он положит человека, то, наверное, сумеет доказать необходимость этого своему лейтенанту. Так ведь?

— Попробую. Только не знаю, что выйдет.

Наш доктор попробовал, и многие магнитогорцы были уложены в лазарет.

Теперь партийная организация внимательно следит за всем происходящим в лагере. Сюда стекаются все слухи, все наблюдения, полученные за день. Не устраивается никаких собраний. Все передается на ходу во время прогулок или коротких встреч в камерах. Нужно быть крайне осторожными.

Виктору Свирину, лагерному слесарю, поручили отремонтировать и проверить замки у всех дверей. Виктор нравится Вейфелю. Он спортивного вида, коротко подстрижен, всегда улыбается, а то, что очень худ, так в лагере толстяков теперь нет.

— Работать, Свирин! — смеется Вейфель. — Гут работать.

— Яволь!

Работать так работать. Свирин изо всех замков вынимает цугалики. Теперь любая дверь открывается простой болванкой. А это очень для нас важно. Мало ли зачем придется открывать двери…

Второй помощник капитана с теплохода «Хасан» Шулепников — маляр, он находится в распоряжении завхоза Коллера. Первое время на работе его сопровождал солдат. А сейчас Шулепников ходит свободно по всему лагерю. Вошел в доверие, да из замка и не убежишь. Он тоже не зря малюет стены, белит потолки и красит рамы. Он прекрасно узнал расположение всех тюремных помещений, часто беседует с солдатами. Некоторые из них только что вернулись с фронта. Не очень-то радужное у них настроение: любой ценой избежать возвращения на Восток. Значит, не все так блестяще у немцев, как они пишут в своих газетах. Это тоже важно.

Маракасов все время крутится в комендатуре. Надо же следить за печами, чтобы господа офицеры не замерзли. Игорь хорошо осведомлен о том, что делается в комендатуре, знает о всех перемещениях офицеров, о том, кого ждут, кто должен прибыть, зачем, и как это коснется интернированных. В общем, наши люди времени напрасно не теряли.

В конце года произошли два события, взбудоражившие однообразное житье. Отпустили на свободу голландцев и привезли в лагерь большую группу евреев из Польши. Голландцы не верили своему счастью. Они так боялись быть заподозренными в связи с коммунистами, что сразу же прекратили с нами всякое общение: а вдруг оставят в лагере? Причислят к большевикам, и тогда прощай свобода!