Корабли Мериора

— Что нового в казармах? — спросил он, зная, что Медлир часто ходит туда упражняться в стрельбе из лука.

Медлир бережно заворачивал драгоценную лиранту в мягкую ткань.

— Солдатам опять не выдали жалованье. Похоже, назревает крупный скандал.

— «Он честным быть бы очень рад, но по натуре казнокрад», — пропел Халирон строчку из баллады. — Никак городской казначей снова растратил денежки вояк?

— Если бы только их. — Медлир поставил лиранту в угол и с усмешкой продолжал: — Говорят, он продал парные рубиновые браслеты свояченицы, чтобы заплатить местной ведунье и с ее помощью скрыть кое-какие свои делишки. В частности, перемещение изрядной части податей, собранных на городские нужды, в сундуки увеселительного заведения «Пчелки и мотыльки».

— Которое, помимо всего прочего, торгует молоденькими мальчиками? Оно никогда не бедствовало.

Халирон вовремя повернулся, иначе последний ломоть хлеба тоже отправился бы к Дакару в брюхо.

— Мне на улице встретился один из слуг мэра. Рассказал про его супругу. Эта мегера собралась всех ошеломить и за несколько дней до празднества объявит, что устраивает маскарад. Всем, у кого не окажется масок, доступ будет закрыт.

Медлир слегка толкнул в бок жующего Дакара.

— Слыхал? Почему бы тебе не шепнуть об этом на ухо своей милашке? То-то будет смеху, когда городские шлюхи успеют заказать себе маски раньше знатных горожанок и тем придется дожидаться своей очереди!

— Тогда Хаврита явно обзаведется вторым синяком, — возвестил Безумный Пророк, дорвавшийся до колбасы.

Медлир присоединился к трапезе, вынужденный довольствоваться тем, что Халирон прикрыл локтем и сумел спасти от Дакара. То ли ученик менестреля и в самом деле питался звуками, то ли не слишком хотел есть, но он даже не обиделся на их прожорливого спутника, а стал перекидываться с Халироном добродушными шутками. Вслушиваясь в речь Медлира, Дакар подметил странную особенность: она всегда была одинаково правильной, без малейшего оттенка какого-либо местного говора. Разумеется, каждый талантливый менестрель умел менять интонацию голоса и даже произношение, тем не менее у любого порой прорывались словечки или интонации тех мест, откуда он родом. Чаще всего это случалось, когда человек находился в знакомой компании и увлекался разговором. Дакар знал, как говорят в разных уголках Этеры, и надеялся, что рано или поздно скрытный Медлир, сам того не желая, вьщаст место своего происхождения. Однако даже сейчас речь Медлира сохраняла все ту же правильность, и это почему-то настораживало Дакара. Тревожило его и другое. Вот уже год, как Асандир отправил его на поиски Повелителя Теней. Неужели в Альтейнской башне не знают, что он до сих пор не выполнил повеления? Неужели нашествие ийятов на Джелот прошло незамеченным для магов Содружества? Не в правилах Асандира забывать о своих повелениях. Тогда почему все эти месяцы он молчит?

Будь Дакар сейчас пьян, у него не возникло бы даже мысли связать одно событие с другим. Но в его трезвую голову такая мысль забрела, отчего Безумного Пророка даже прошиб холодный пот. Противнее всего, если Аритон Фаленский скрывается где-нибудь в Шанде, и Асандир, зная это, просто ждет когда Дакар туда доберется.

До объявленного маскарада оставалось всего пять дней. Приготовления в резиденции мэра и в городе становились все более лихорадочными. Неожиданно у хозяйки будущего празднества возникла фантазия дополнительно украсить зал позолоченными колоннами. Бормоча сквозь зубы ругательства, штукатуры и их подмастерья месили в лоханях гипс, торопясь исполнить прихоть госпожи. А на стремянках уже сидели позолотчики, дожидаясь своей очереди. Кондитеры, зная, что их товар разойдется подчистую, работали без отдыха, заполняя складские помещения пряниками и леденцами. У южных городских ворот скапливались вереницы повозок. Те из них, что везли цветы и душистые травы, по особому распоряжению правителя пропускались в первую очередь. Посыльные сбились с ног, разнося приглашения. Правда, они не жаловались, ибо по пути им удавалось сорвать несколько поцелуев у смазливых служанок, отправленных хозяйками за очередной порцией галантереи или украшений. Тяжелее всего приходилось портным и швеям. Они работали, не разгибая спины, днем и ночью. Стремясь перещеголять друг друга, богатые заказчицы без конца что-то меняли в фасоне почти готовых нарядов и еще требовали поторапливаться.

Старшая дочь мэра, взбудораженная ожиданием, гасила свои волнения сластями, отчего раздалась в талии, и бальное платье, сшитое для маскарада, делало ее похожей на бочку. Хаврита, обладавшая чутьем хищницы, мгновенно узнала про эту беду, бросилась к мэру в дом и пообещала зареванной девице, что сошьет ей еще более восхитительный наряд.

— Соперницы Хавриты просто зубами скрежещут, — сообщил Дакар, вернувшийся с Портняжной улицы, где у него было свидание со швеей. — На этот раз обошлось без синяков.

Дакар и Медлир регулярно приносили Халирону последние городские новости: один от своих милашек, другой — из гвардейских казарм. Самого старика не тянуло на улицы. Он коротал время наедине с лирантой и своими мыслями. Накануне празднества покой Халирона нарушили двое лакеев, явившихся от мэра и принесших старому менестрелю наряд для выступления.

Этих лакеев Медлир встретил на лестнице; они промчались мимо, едва не сбив его с ног. Войдя на чердак, он застал учителя бормочущим строки одной весьма язвительной баллады. Лицо Халирона было багровым. Медлир испугался: так разгневать магистра могло только что-то из ряда вон выходящее.

Когда приступ ярости прошел и багрянец лица сменился бледностью, Медлир взял старика за руки и осторожно усадил на кровать.

— Ты хотя бы можешь рассказать, что здесь произошло?

Халирон вновь вскочил и начал расхаживать по комнате. Развязанные тесемки воротника при каждом шаге вздрагивали. Он то и дело прикладывал ладони к вискам, топорща волосы, потом, подойдя к единственному окошку, выходящему на грязный задний двор, ткнул пальцем вниз.

— Никогда не думал, что придется играть для человека, который не перестает наносить мне оскорбления!

Видя горящие яростью глаза своего учителя, Медлир встал и загородил дверной проем.

— Нет, какова наглость! Представляешь, этот индюк еще будет указывать мне, как я должен одеться, чтобы потрафить его глупой и тщеславной жене!

Резко обернувшись, Халирон лягнул низкую койку. Облако пыли, поднявшееся из ее недр, заставило старика попятиться и несколько раз громко чихнуть. Как ни странно, после этого он утихомирился. Халирон оглядел свои узловатые руки, сжатые в кулаки, и вдруг захохотал.

— Дейлион милосердный! Ты можешь вообразить меня в розовых облегающих штанах? А в камзоле с бледно-зелеными буфами на плечах?

Медлир подавил улыбку.

— Мне не хватает воображения. А маску господин мэр тоже соизволил прислать?

— Конечно. Баранью голову. Ну, как тебе?

Халирон рухнул на койку, безжизненно разметав по одеялу руки и ноги. Непревзойденный менестрель Этеры был похож сейчас на выпотрошенную тряпичную куклу.

— Я, наверное, сойду с ума от радости, когда мы уберемся прочь из этого города.

Перемена темы не ослабила бдительности Медлира. Притиснув каблуком дверь, он спросил:

— Ты не сказал, какую одежду прислали для меня.

— И не скажу, — встрепенулся Халирон и с металлом в голосе добавил: — Хотя бы ты окажешься в стороне от этого бесстыдства.

— А вот здесь я с тобой не согласен.

Мягкий, шутливый тон, так раздражавший Дакара, исчез. У двери стоял не певец, а воин, готовый сражаться насмерть. Встряхнув правым рукавом, Медлир зубами ослабил туго завязанную манжету.

— Я пойду вместе с тобой. Не пытайся меня убедить, что я тебе не понадоблюсь.

Их глаза встретились. Халирон мысленно перенесся на шесть лет назад, вспомнив лесистую долину и слова клятвы, приносимой принцем. Старику пришлось идти на попятную: переупрямить потомка Торбанда было невозможно.

— Но если с тобой что-нибудь случится, не видать мне прощения ни по эту, ни по ту сторону могилы.

Лицо Медлира просветлело.

— Если ты беспокоишься только обо мне, тогда у нас еще есть надежда.