Корделия

— Секрет приготовления бифштекса, — брюзжал он, — заключается в том, что с ним нужно обращаться, как с проштрафившимся супругом — хорошенько колотить скалкой. Пожалеешь скалку — испортишь блюдо.

Балет подошел к концу. Добродетель восторжествовала. Это была новая и весьма популярная постановка. Ведущий тщетно пытался утихомирить расходившуюся публику.

— Взгляните, — с туго набитым ртом произнес Прайди, — до чего же люди нерационально используют свои способности. Эти фрески на стенах. Подделка под древние, выкопанные из земли в Египте. Хотите в греческом стиле — привезите из Греции. Зачем громоздить дешевые псевдохрустальные колонны, которые могут оттолкнуть любого здравомыслящего человека? Вы совсем не едите, юная леди? Не так давно у вас был отменный аппетит.

— Потому и не ем, — ответила она, но, конечно, дело было совсем не в этом.

— С тех пор, как мы вошли, вон тот тип в углу не спускает с вас глаз. Должно быть, он принял меня за старого сатира.

— Не обращайте внимания.

— Битый час крутит себе усы. Здесь их носят даже длиннее, чем у нас в Манчестере. У моего друга Уилберфорса самые длинные усы в Лондоне. Как солома, которой набивают матрасы, — Прайди помахал вилкой. — Позвольте вам сказать, у миссис Каудрей весьма жесткие матрасы. Оно, конечно, пустяки, просто мы избаловались у себя в Гроув-Холле. У Фредерика тяжелый характер, но надо отдать ему должное — он знает толк в хорошей мягкой постели.

Корделия положила ему на руку свою ладонь. В зал кое-кто вошел.

Она узнала Стивена сразу, как только увидела его макушку в сутолоке у входной двери. Он направлялся в зал. Что-то в посадке его головы, развороте плеч разбудило в ней прежние чувства и воспоминания; она, забыв про вуалетку, опустила голову, боясь быть узнанной прежде, чем будет готова без страха и смущения встретиться с ним.

Когда Корделия подняла глаза, он был уже в центре зала, рядом с высокой молодой женщиной в зеленом.

Прайди сказал:

— Не думайте обо мне, если решите подойти. Я доем ваш бифштекс.

Они сели рядом с ведущим. Тот радостно приветствовал босса и его спутницу. Официант отодвинул для них стулья. Ведущий наклонился и начал что-то говорить о танцовщиках, которые как раз исполняли шуточный танец. Принесли напитки. Официант дал Стивену закурить. Они с молодой женщиной принялись обсуждать меню — их головы почти соприкасались. Женщина в эффектном зеленом платье то и дело вскидывала голову, отбрасывая назад непокорные пряди. Должно быть, ей было лет двадцать восемь, тридцать.

— Он пополнел, — заметил Прайди. — Не может быть, чтобы от здешних бифштексов. Может, нам следовало заказать котлеты?

Иногда не обязательно слышать, чтобы понять, о чем говорят люди. Говорила в основном спутница Стивена — делала замечания о танцовщицах, декорациях, немного жестикулировала. Он слушал более чем внимательно. Корделии было знакомо это выражение.

— Та самая девушка, — сказал Прайди.

— Что вы имеете в виду?

— Она была с ним, когда мы встретились на улице.

— Много месяцев назад? Вы не упоминали.

— Не пришло в голову. Откуда мне было знать, что вас это интересует? Возможно, они просто друзья.

— Леди и джентльмены! — хриплым жизнерадостным голосом возвестил ведущий. — Леди и джентльмены! Мне выпала честь объявить вам, что по специальной заявке…

Девушка чокнулась со Стивеном и выпила вино. Во внезапно наступившей тишине послышался ее легкий, хрипловатый, слегка загадочный смех. Она повернулась, чтобы что-то сказать официанту, и Корделия смогла рассмотреть ее лицо. Молочно-белая кожа, высокие скулы, прямые черные брови; уголки чувственных губ слегка изогнуты книзу. Не красавица, но обворожительна. В ней есть что-то кошачье…

На сцену вышел человек в черном, с повязкой на одном глазу, и хриплым басом запел под аккомпанемент оркестра:

Мое имя — Сэм Холл, трубочист, трубочист, Да, Сом Холл, трубочист…

Специальная заявка. Ееспециальная заявка? В Манчестере исполняли "Хозяин лежит в земле сырой… "

Певец потуже подтянул ремень, потер щетину на подбородке и злорадным взглядом обвел зал.

Мой хозяин учил меня лгать, да, лгать. Он учил меня лгать. Мой хозяин учил меня лгать, Хоть и знал, что мне несдобровать, И повесят меня Среди белого дня… Мой хозяин учил меня лгать!

Стивен смотрел не на сцену, а на молодую женщину рядом с собой. Все вокруг словно поддались гипнозу. Официанты перестали бегать между столиками. Не звякали ножи и вилки. Что-то злое, порочное разлилось в воздухе.

Значит, скоро предстану я пред палачом, Все на свете ему нипочем. Спорь не спорь, плачь не плачь, А придет мой палач, И закончится все палачом!

"Скорее уйти отсюда, — подумала Корделия. — Пока он меня не заметил."

Внезапная овация взорвала тишину. Певец с тем же зловещим видом принял аплодисменты. Они никак не стихали. Ведущий вопросительно посмотрел на Стивена, а тот — на свою даму. Она сделала отрицательный жест головой. Ведущий дал знак опустить занавес.

— Леди и джентльмены! — начал он объявлять следующий номер.

— Прайди, пожалуй, нам пора, — шепнула Корделия. — Я зайду завтра утром, сегодня он занят.

— Странная песня. Род гипноза, — откликнулся старик. — Из этого человека вышел бы недурной проповедник. Не спешите с выводами, юная леди. Подойдите к нему, поздоровайтесь — посмотрите, что он скажет.

— Нет, ни за что. Прайди, я не делаю поспешных выводов. Просто не хочу ставить его в неловкое положение. Я приду завтра, обещаю вам.

— Вы обещаете! А вдруг он куда-нибудь уедет? — Прайди поискал свою трость. — Как вы думаете, что будет, если я ткну палкой в этого типа? Он все еще пялится.

— Ни в коем случае! Оплатите, пожалуйста, счет и попробуем улизнуть.

На сцену вышел великан никак не меньше девяти футов ростом и затянул шуточную песенку. Его то и дело перебивал карлик. Скоро у них дело дошло до потасовки. Девушка в зеленом, не обращая внимания на сцену, болтала со Стивеном. Он казался совершенно очарованным ее темпераментом.

Раздался хохот — это карлик выхватил карманный нож и отсек великану голову. Корделия встала и под шумок, не оборачиваясь, устремилась к выходу. Никто не обратил внимания. Все хохотали и хлопали в ладоши. Отрубленная голова продолжала как ни в чем не бывало петь свою песенку, а ее хозяин тузил карлика.