Коричневые башмаки с набережной Вольтера
Шрифт:
– А вы всё книжки переставляете! У вас невроз, что ли?
– Я сортирую заказы, – буркнул отчаявшийся букинист. Нарастающее раздражение мог унять только стакан грога. Но прежде чем отправиться в кафе, он подергал за рукав Жоржа Муазана, который увлеченно вертел в пальцах перо – предмет не менее дорогой его сердцу, чем зеленый блокнот. – Когда вы уже наконец найдете то, о чем я просил? Когда рак на горе свистнет? Дело, знаете ли, срочное, а вы меня уже давно кормите обещаниями.
– Я ищу, дружище, ищу. И найду непременно. Оставлю у Лефлоика по дороге на вокзал, а с вами потом рассчитаемся. Один нотариус из Кана связался
– Что ж, вам стоит поторопиться, потому что терпение мое не безгранично… Да перестаньте вы шамкать и причмокивать – это отвратительно!
– Я себе клык сломал. Дантист выдернул корень и поставил искусственный зуб на штифте, а он шатается – ужасно неприятно.
– Что за дантист? У меня кариес.
– Доктор Извергс. Принимает на улице Ренн, дом пятнадцать. Только сомневаюсь, что он станет возиться с вашими зубами. На вашем месте я бы сразу обзавелся вставной челюстью!
Они говорили слишком громко, как всегда, – Вонючка, Гаэтан Ларю, Фердинан Питель и Ангела Фруэн не упустили ни единого слова из этой перепалки.
– Я отлучусь ненадолго – извольте присмотреть одним глазком за моей стойкой, – бросил разъяренный Фюльбер Ботье Жоржу Муазану.
– Куда это вы намылились?
– Куда короли пешком ходят!
– Так уж и быть – одним присмотрю, но чтобы в оба глядеть – ни-ни! – рявкнул Жорж Муазан в спину Фюльберу – тот уже пробирался между фиакрами к кафе «Фрегат».
– Ну, дождя можно ожидать не раньше чем через два дня, зуб даю, – сообщил Люка Лефлоик, приложив руку козырьком ко лбу и вглядываясь в горизонт.
– С вами, конечно, хорошо, но у меня два матраса требуют починки, а все мои товарки уже за работой, – вздохнула Ангела Фруэн. – Что за жизнь – встаю ни свет ни заря, из-за того что детишкам нужно завтрак готовить, да и от улицы Ирландэ сюда путь неблизкий.
Под мостом чесальщицы уже вовсю набивали тюфяки водорослями и кресла конским волосом, но основная их работа заключалась в том, чтобы приводить в порядок старые матрасы. Сейчас одна из них откопала в слежавшейся шерсти набивки мужскую рубашку, и женщины, хохоча и побросав орудия труда, развлекались, обряжая в нее воображаемого щеголя.
Ангела схватилась за рукоятки своей импровизированной тележки.
– Салют честной компании. Кто со мной?
Жорж Муазан демонстративно отвернулся и принялся, покачивая драгоценным пером, обозревать ряды книг на своих полках. Ангела недобро на него покосилась:
– Этот паршивец считает себя важнючим барином! Понадергал себе перьев из петушиных хвостов и таким же петухом разгуливает!.. Ну вот, вспомнила некстати своего муженька-мерзавца. Знаете, как он с крысами расправлялся? Головы им отрубал сапожным резаком!
– Он у вас, что ли, сабо мастрячил? – уточнил Фердинан Питель.
– Точно. Вы же в этом понимаете, да? Негодяй бросил нас полгода назад, этот резак – все, что нам с малышами от него осталось. Далеко мы пойдем с таким-то богатым наследством.
Ангела направилась к лестнице, ведущей на берег, и Гаэтан помог ей спустить тележку по ступенькам. Он хорохорился и делал вид, что никуда не торопится, но на самом деле опасался взбучки от начальства за опоздание на строительную площадку, разбитую на месте снесенной Счетной палаты.
– А
известно ли вам, что в начале улицы Бак некогда стояла казарма серых мушкетеров? Наш «Фрегат» увековечил память о самом что ни на есть настоящем фрегате, который был в давние времена пришвартован у Королевского моста и служил водолечебницей. Потом он сгорел, остов отогнали к набережной Жавель, а после и вовсе распилили. Да-да, любезный месье, тут кругом сплошь исторические достопримечательности! – просвещал владелец заведения какого-то англичанина в клетчатом костюме.Фюльбер, пристроившись у витрины, откуда удобно было наблюдать за происходящим на набережной, поморщился: только что в кафе «Фрегат» заявился Фердинан Питель и нарушил его уединение.
– А это тоже историческая достопримечательность? – Сапожник насмешливо кивнул в сторону невероятно толстой женщины в красном фартуке. Она протискивалась между столиками с подносом.
– Что закажете, месье Ботье? – осведомился хозяин кафе, подошедший к ним.
– Горячий чай с ломтиком лимона. И добавьте туда много-много рома.
– А вы чего изволите, месье Вольтер? Да-да, вы на него ужасно похожи – его всегда изображают древним старикашкой, но у вас в точности такая же шустрая любопытная мордаха. Я ненароком услышал, как вы отозвались о моей жене, и должен заметить: не стоит смеяться над чужой внешностью. На вашем месте я бы побеспокоился о своей собственной. При таком хилом телосложении примете эдак ненароком на пустой желудок капельку красного винца – и пиши пропало. Видал я, как вы нынче утром на набережной в обморок грохнулись. Может, вам крепкого кофе подать?
– Подайте, – буркнул Фердинан Питель. – И извиняюсь за шутку – глупо, конечно, было с моей стороны.
Вскоре перед Фюльбером Ботье уже стоял исходящий паром стакан. Фюльбер с наслаждением понюхал грог.
– У меня невралгия, а это отличное лекарство, – объяснил он сапожнику.
Потягивая напиток, букинист не спускал глаз с коллег на набережной. Лефлоик ухитрился продать еще одну гравюру и сейчас с важной миной заворачивал ее в полосу литературного журнала «Жиль Блаз». Несколько прохожих столпились у стойки Муазана.
– А она тут что делает?! – вдруг воскликнул Фердинан Питель.
– Кто? – Фюльбер Ботье отодвинул подальше занавеску. На противоположном тротуаре с Жоржем Муазаном беседовала светловолосая женщина. – Хороша! – оценил он. – Одалиска, сбежавшая с полотен Энгра и Делакруа.
– Э, полегче! – возмутился Фердинан. – Это ж моя тетушка!
– А что я такого сказал? Энгр и Делакруа – великие художники. Ваша тетушка увлекается охотой?
– Вот это вряд ли. Задерните занавеску, не хочу, чтобы тетушка меня заметила. Имейте в виду, месье Фюльбер: мужчины ее не слишком интересуют. Впрочем, все женщины такие – им дела до нас нет.
– Странное у вас мнение о слабом поле, – хмыкнул букинист. – Я-то думал, вам достаточно свистнуть – и любая красотка упадет в ваши объятия… Ну полно, полно, не хмурьтесь, я просто вас подначиваю. Однако согласитесь: без женщин нам, мужчинам, в этом мире и делать было бы нечего… О, ваша тетушка уходит, вы спасены… Черт! Вот и у Муазана первая прибыль, если так пойдет и дальше, мне останется только чмокнуть старушку в зад!
– О, месье Ботье, как вам не стыдно! – возмутилась проходившая мимо толстуха, жена хозяина.