Коридор в 1937-й год

Глава 70. Ожидание

Рита не почувствовала облегчения, когда они, миновав коридор, оказались в знакомой квартире. Тревога за ребят, особенно за Сашу, расслабиться не давала.

Но надо было отвлечься и принять на себя роль хозяйки.

– Как вас зовут? – повернулась она к Пашиной маме.

– Клавдия Ивановна! – ответила та, удивленно оглядывая непривычное для нее убранство квартиры. Только старый шкаф не вызвал у нее любопытства. А некоторые вещи – черный прямоугольник телевизора, жалюзи на окнах, стоявший в углу пылесос – тут же примагнитили ее внимание.

– Вы располагайтесь, – предложила гостям Рита. – Я в магазин сбегаю. Надо продуктов купить. Холодильник пустой… Ниночка, ты покажи Клавдии Ивановне, где ванная комната, туалет. Научи пользоваться. Я – быстро. Костику дай яблоко. Кажется, там, на кухне, осталось одно.

– Костику? – переспросила Клавдия Ивановна.

– Ну, да. Мальчик. Его зовут Константин.

– А я думала, что у тебя сестренка. Зачем же ты мальчика в платье наряжаешь?

– Ох, Клавдия Ивановна, долго объяснять.

– Мальчик, как ты себя чувствуешь? – тут же повернулась она к ребенку.

– Хорошо, – бодро ответил Костик.

– А температура? – она потянулась к его лбу.

– Нету, – замотал головой Костик и убежал от нее к окну.

– Мы ему аспирин дали, – соврала Рита.

– Все равно, надо бы в постель его, – Клавдия Ивановна не забывала, что ее пригласили помочь, в том числе, упоминали и больного ребенка.

– Рита, я позвоню родителям? – быстро спросила Ниночка.

– Конечно. Мой сотовый еще надо зарядить. Звони с домашнего.

Через несколько секунд Рита услышала:

– Алё, мамочка, это я… Не переживай, со мной всё в порядке… Где я? У подруги… Нет, сегодня домой не приду. Только завтра… Папа, я не могу сегодня! Со мной, правда, всё хорошо! Я завтра вам всё объясню… Где я была? Завтра, мамочка, завтра!.. Артем? Нет, он ни при чем. Ну, всё, папочка, я больше не могу говорить. До завтра!.. Уф! – выдохнула Ниночка, положив трубку. – Шумят, трубку друг у друга из рук вырывают, – засмеялась ласково, наверно, представила ошарашенных и обрадовавшихся родителей.

– Конечно, они испереживались, – отозвалась Рита. – Ты пропала, и ни звонка, ни следа…

Когда Рита вернулась, все вокруг кипело: стиралось, готовилось.

– Мы картошку нашли, – пояснила Ниночка. – Поставили варить. Еще Клавдия Ивановна кисель из варения варит. Целую кастрюлищу!

Костик, скинув девчачье платье и оставшись в одних трусиках, забрался на подоконник за тюлевую занавеску. И теперь смотрел безотрывно в окно.

– Столько машин! Я никогда столько не видел! – даже не выглянув из своего полупрозрачного укрытия, с восхищением известил он.

Рита улыбнулась.

Из кухни выглянула Клавдия Ивановна.

– Ваша печка так быстро готовит! Картошка уже сварилась. Откуда у вас такая? Не зря говорят, что в этом доме только избранные живут. Риточка, а кто у тебя родители?

– Это не моя квартира, Клавдия Ивановна.

Настроения объяснять не было.

– Это хорошо, что вы картошку сварили, – Рита поставила пакет с продуктами на кухонную табуретку. – Сейчас салат из огурцов и помидоров нарежем, и можно обедать. Суп к вечеру приготовим, для ребят…

Подумала, и сердце сжалось: как там они? Как Саша?

Тут же тряхнула головой, попыталась избавиться от плохих мыслей в голове:

– Костик, я тебе шорты и футболку купила. Примерь-ка…

Рита думала, что день – из-за тревожного ожидания – будет тянуться целую вечность. Но нет: пробежал за хлопотами незаметно. И вот за окном уже стали сгущаться сумерки. Ужин, включая борщ, был приготовлен Клавдией Ивановной. Ей безумно нравилась печь, поэтому она отстранила девушек от готовки.

С приходом темноты в душу снова вернулась тревога. Оставалось только надеяться на то, что всё с парнями будет хорошо.

Ниночка с Клавдией Ивановной уселись на диван в зале, включили какой-то сериал. Костик пристроился с ними, укутавшись в плед. Первые пять минут Пашина мама ойкала, пытаясь привыкнуть к телевизору. Потом затихла, увлеченная сюжетом – любовная мелодрама затянула в свои сети.

Рита взяла книгу, перебралась в комнату, где была дверь вкоридор. Уселась в кресло, включила торшер рядом…

Нет, совсем не читалось.

Она прислушивалась к звукам. Дом жил своей жизнью: звуки раздавались за всеми стенами в большом доме – это нормально для многоквартирки. Но в коридоре, который самым бесцеремонным образом связал настоящее и прошлое, было тихо.

Рите вдруг в голову пришла идея. Она положила книгу на кресло, пошла на кухню. Там, на маленьком угловом столике, стоял подсвечник с тремя свечами. Девушка прихватила с собой его, а также коробок спичек, и вернулась обратно. Ребята зайдут в коридор, там темно. Вряд ли у них будет с собой хотя бы один фонарик. Горящие свечи покажут им дорогу к квартире. И вообще, вызовут у них радость – их ждут, за них волнуются, переживают.

Свечи были зажжены, и Рита приоткрыла дверь в коридор. Прислушалась. Осветила темноту рядом с дверью. Подняла подсвечник вверх. Коридор, как дорога в туннеле, уходил вдаль. Обшарпанные стены, высветившиеся в черном пространстве, почему-то вызвали у Риты страх. Она торопливо опустила подсвечник на пол. Хотела занырнуть в квартиру. Но остановилась. Заставила себя обернуться. Постояла, глядя в черноту и прислушиваясь к бившемуся, как птичка в клетке, сердцу.

Потом вернулась обратно в комнату…

Глава 71. Ночь, страх, дерзкий поступок…

Дом, в котором находился Народный Комиссариат Внутренних Дел, сокращенно НКВД, видимо, когда-то, до революции, принадлежал человеку богатому. Об этом говорили колонны, подпиравшие балкон, который тянулся почти на всю длину второго этажа, а также гостеприимные широкие ступени, ведущие к тяжелой, с металлической отделкой, двери. Кроме двух этажей, был еще нулевой, почти «утонувший» в земле. Маленькие окошки поблескивали стеклами над каменной тропинкой вокруг дома. Когда-то там были служебные помещения и комнаты для тех слуг, кто проживал в доме постоянно. Сейчас же, по словам Паши, именно здесь находились камеры для арестованных – временное для них пристанище: после допросов, приговоров и тому подобного их в здании НКВД не держали, а увозили куда-то дальше. Куда? Паша в это старался не вникать, хватало горьких мыслей и без подобных дум.