Корни гор

Слагви нерешительно взял меч. Он понимал, что возврат оружия означает окончательный разрыв Гельда с дружинами Аскефьорда. Но что поделать, если эта «уздечка» совсем не для него?

– Я ему передам, – сказал Слагви, имея в виду отсутствующего конунга. – Жаль, что все так вышло.

– Может, еще встретимся где-нибудь, – пожелал Гельд. – На самом деле Морской Путь не так уж велик.

Слагви молча кивнул.

Гельд перенес Борглинду с мальчиком на «Кабана», и корабль наконец по-настоящему отплыл на юг. Слагви постоял, глядя им вслед, потом в темноте поскакал со свободной лошадью обратно. Этого опять же никто не видел.

Уже взявшись за весло, Гельд несколько раз оглянулся на темную фигуру Слагви, стоявшего между двумя лошадьми. Тот помахал рукой. Гельд кивнул в ответ. Он надеялся, что это последний в его жизни привет из Аскефьорда. Видит богиня Фригг, Эренгерда не могла придумать ничего лучше как обручиться с Хьёрлейвом. Узнав об этом, Гельд испытал облегчение: эта новость освободила его окончательно, отрезала все глупые надежды, все пресловутые «а вдруг…». Еще Один говорил, что и мудрец бывает безрассудным от сильной страсти. Но он, не мудрец, был от страсти не просто безрассудным, а сущим дураком. Есть, знаете ли, разница. Если судить по тем делам, которые он натворил, вдохновленный этой самой страстью.

Налегая на длинное кормовое весло и слыша, как рядом на руле бормочет что-то Бьёрн, Гельд чувствовал себя так, будто вернулся в собственную шкуру. На душе полегчало, даже сил прибавилось. Хватит с него подвигов. Дело даже не в том, что он торговать умеет лучше, чем сражаться. Он не умеет и никогда не научится убивать из высших соображений, теперь он знал это точно. За познание самого себя можно заплатить и дороже… хотя Гельд вовсе не думал, что мудрость досталась ему дешево. Но могло быть и хуже… Менее везучие, бывает, за это платят головой и воспользоваться приобретением уже не могут.

Со своего места Гельд хорошо мог видеть Борглинду, которая баюкала мальчика. Теперь ей какое-то время придется самой с ним возиться – других женщин на корабле нет. Ее рабыню пришлось оставить, так как две женщины и один ребенок под плащом троллихи не поместятся. Но за Нельду совесть не мучила. С рабыни никто не спросит ответа за дела хозяйки, а ей все равно, где быть рабыней: у фьяллей ли, у квиттов…

Что делать с Борглиндой, Гельд раздумывал недолго. Везти ее на Квиттинг – безумие. Там она рано или поздно опять попадет к фьяллям, если с ней не случится чего-нибудь похуже. В способность Гримкеля защитить племянницу Гельд не верил ни на пеннинг. Оставалось везти ее в то место, которое неугомонный Гельд Подкидыш называл своим домом – в усадьбу Над Озером, где уже почти год ждал приемного сына Альв Попрыгун. Пусть поживет, а там будет видно. Пусть сперва прояснятся дела на Квиттинге, а потом… За несколько лет можно накопить для нее приличное приданое. Ей всего шестнадцать, торопиться некуда. Главное сейчас – миновать побережья Квиттинга.

И вот тут придумать было нечего, разве что поймать где-нибудь дракона и лететь на нем по воздуху. Но этот способ принимать всерьез не стоило, так как со времен Сигурда драконы стали редки и застенчивы. От берегов Фьялленланда попасть к Барланду можно только мимо Квиттинга, притом придется огибать его весь и плыть мимо всех трех частей – Запада, Юга и Востока. Когда боги создавали Срединный Мир*, они не позаботились сотворить другого пути Но Гельд полагался на удачу. «Кабан» – вполне заурядный корабль, и сами они – вполне заурядные люди. По пути барландцы избегали тех усадеб, где останавливался Торбранд конунг с войском, и ночевали, пользуясь теплым временем, под открытым небом. Гельд считал, что неплохо бы расспросить кого-нибудь о новостях, но Бьёрн твердил, что им надо поменьше показываться на людях. И Гельд уступал: Бьёрн и так настрадался из-за его неугомонного безрассудства. Да и Борглинде без людей было спокойнее. Если они все же встречали кого-то на стоянках, то Бьёрн выдавал Борглинду за свою дочь, в придачу немую, чтобы квиттинский выговор не показал ее отличие от барландцев, и именовал ее Асбьёрг. Бьёрн так решил: по его словам, доведись ему произвести на свет дочь, он назвал бы ее Асбьёрг. Свейн, которому не исполнилось и двух лет, конечно, не мог понять всех этих хитростей, но его детский язык выговаривал имя тетки так своеобразно, что никто все равно не понял бы, что он имеет в виду.

– Ничего, самое веселое еще впереди! – говорил Бьёрн. – Нам ведь еще идти мимо Острого мыса, вы помните? А там и ее жених Асвальд ярл, и ее дядя Гримкель, и тьма народа, которая знает вас обоих, как облупленных! Что мы там будем делать?

– Мы пойдем мимо Острого мыса ночью! – отвечал ему Гельд. – Жаль мне тебя, моя маленькая Асбьёрг, ты не увидишь этот противный Острый мыс, о котором столько слышала. Я понимаю, тебе любопытно на него поглядеть, но не сейчас. Как-нибудь потом.

Борглинда молча улыбалась. Она очень легко привыкла изображать немую, и даже когда они оставались одни, не открывала рта – так ей казалось безопаснее. Гельд присматривался к ней с тайным беспокойством: за зиму она сильно изменилась. Она подросла еще на два пальца, и лицо ее выглядело менее детским, чем в их первую встречу на Остром мысу. Гельд все ждал, не оттает ли она: ему хотелось снова увидеть девочку, которая так звонко смеялась, слушая его лживую сагу про «сам ты не покойник». Но на встречу с той прежней девочкой надежды было немного. Борглинда побывала заложницей, невестой и почти жертвой – от этого повзрослеешь!

В свою очередь, Борглинда тайком приглядывалась к Гельду, стараясь угадать, насколько он огорчен окончательным прощанием с Эренгердой. Конечно, она видела, что он сильно изменился, стал менее разговорчив и веселость его порой кажется насильственной, но это все могло быть следствием тягостей похода с Торбрандом конунгом. Борглинда жалела Гельда, но весть об обручении Эренгерды с Хьёрлейвом ее сильно подбодрила. А после того как Гельд увез ее, Борглинду, от фьяллей, ему и вовсе закрыт путь назад… Теперь Гельд сам постарается забыть о дочери Кольбейна Косматого, а там… Теперь, когда Гельд был с Борглиндой постоянно, она чувствовала себя почти счастливой и верила, что со временем он полюбит ее. Тех трудностей, которые смущали Эренгерду, для нее почти не существовало: отважнее и вернее его нет никого на свете, а то, что его род неизвестен, волновало ее гораздо меньше. Борглинде нравилась мысль, услышанная от Гельда: человек должен сам стать корнем славного рода, а не заимствовать славу у предков. Ведь и сама она, чуть ли не единственная, кто остался от Лейрингов, теперь должна будет положить начало новому роду.

И если бы не естественный страх при приближении Острого мыса, Борглинда была бы сейчас почти счастлива. Она снова обрела свободу, Гельд и Свейн находились рядом. Об участи родичей, оставшихся на Остром мысу, об участи державы квиттов, к которой еще не скоро вернется мир и покой, она сейчас не думала: все это просто не умещалось в ее юной измученной душе. Милосердная богиня Фригг как бы лишила ее части памяти, чтобы дать возможность отдохнуть. Все ее стремления и привязанности теперь сосредоточились на одном Гельде. В его желании спасти ее она видела если не любовь, то хотя бы расположение, а девушке в шестнадцать лет одного присутствия возлюбленного достаточно для полного счастья. Ведь в юности, когда впереди лежит вся огромная жизнь, самым важным кажется именно сегодняшний день.

Глухой ночью «Кабан» прошел мимо Острого мыса. Светила луна, и корабль благополучно миновал область мелких островков и подводных камней. Над мысом висела тьма и тишина.

Ночью с корабля нельзя было разглядеть, что вместо дворов, усадеб и корабельных сараев там чернеют груды остывшего угля. На Остром мысу никто больше им не угрожал, но Гельд этого не знал.

Дальше через три перехода начиналось побережье Квиттингского Востока. Здесь даже опасливый Бьёрн вздохнул с облегчением. Владения Хельги хёвдинга охранял от напастей конунг слэттов Хильмир, и здесь скромный торговый корабль мог чувствовать себя почти в безопасности.

От фьяллей – да, но от гнева стихий защитят только боги. Едва «Кабан» миновал Ягнячий ручей, служивший рубежом Юга и Востока, как погода начала портиться. Ветер усилился и погнал по морю высокие валы. Борглинда сильно мерзла, хотя и Гельд и закутал их со Свейном сразу в два плаща: шерстяной и кожаный для защиты от брызг. «И не поверишь, что давно весна!» – бормотала она.

На сероватой поверхности холодного моря кипела беловатая пена, и казалось, что крошечный кораблик ползет не по воде, а по чешуйчатой коже какого-то исполинского чудовища, которое шевелится, потягивается и вот-вот поднимется, сбросит букашку, раздавит, даже не заметив. А пристать к берегу было негде: «Кабан» шел вдоль каменистого обрыва, и волны бились прямо об острые бурые скалы.

– Как в прошлый раз! – крикнул ему Гельду Бьёрн. – В этих местах поселился злой дух! Он еще тогда хотел нас утопить!

– Не утопил же! Мало ли кто чего хочет! – яростно заорал Гельд, стараясь перекричать шум волн и одновременно изобразить бодрость в голосе. – А тебе пора бросать поперек твое точило! Как бы Тор не позабыл про нас! [21]

Борглинда нахмурилась и вытянула шею, стараясь расслышать, о чем они кричат. Она разобрала только имя Тора, а оно сейчас ничуть не подбодрило, наоборот. Конечно, к Тору обращаются для защиты от ярости моря, но едва ли он захочет помочь врагам опекаемого им племени фьяллей! В лицо ей плеснуло целой тучей острых холодных брызг, и она торопливо втянула голову в плечи. Тонкие пряди волос, совсем черные от воды, противно липли к щекам.

21

По преданию, во лбу Тора засел осколок точильного камня, поэтому сэвейги в бурю бросают точило поперек мачты, тогда осколок шевелится во лбу Тора и он усмиряет бурю.