Корни гор

Рам и Гельд сидели рядом и беседовали; Гельд то и дело подавлял зевок, потирал ладонью мокрые волосы, но его порозовевшее лицо впервые за долгое время оживилось. Похоже, его очень порадовала встреча с этим странным человеком, рослым и темным, как медведь, с белым пятном седины на щеке. У Борглинды начали слипаться веки, но жаль было уйти, жаль заснуть и потерять чувство счастья от всего этого: от тепла, безопасности, оживленного лица Гельда, который теперь казался совсем прежним.

– Мне в этих краях не слишком везет: второй раз плыву, и второй раз в бурю, – рассказывал Гельд кузнецу. – Еще в тот раз… ну, когда я тут был. Я подумал: уж не мой ли приятель Кар все это затевает? Он ведь на меня сильно обиделся?

– Твой приятель Кар? – повторил Рам и посмотрел на него со значением, будто ждал чего-то еще. – А вы с тех пор не виделись?

– Где мне с ним видеться, если я здесь с тех пор не бывал? Я… – Гельд запнулся, решив не рассказывать, как воевал под стягом Торбранда конунга.

– С тех пор с ним никто не виделся, – сообщил Рам, не дождавшись продолжения. – Он тогда убежал догонять твой корабль, злой, как тролль, и не вернулся. Далла присылала искать его у нас – значит, к ней в Нагорье он не возвращался тоже. Вот я и подумал: может, вы с ним повстречались и ваша встреча кончилась не совсем так, как хотелось бы ему?

– Делать мне нечего! – с чувством ответил Гельд. – Пусть с ним великаны разбираются. А я думал, это он мне мстит… бурями.

– А я думала, это из-за меня, – подала голос Борглинда.

Она достаточно пришла в себя, чтобы принять участие в беседе, и ей очень хотелось облегчить душу.

– Если уж меня хотели… ну, ты помнишь. – Она посмотрела на Гельда, не зная, можно ли в присутствии Рама упоминать о предполагаемом жертвоприношении. – Вот боги и решили, что…

– Да ну, брось! – Гельд махнул рукой. – Видишь ли, – пояснил он Раму, – я увез эту прекрасную деву совсем не с согласия тех, у кого она жила. Вот она и боится, что…

– Ага! – сказал Рам. Он внимательно глянул в лицо Борглинде, потом взял ее за руку. Покрасневшая от превратностей этой ночи ладонь была мягкой и яснее говорила о происхождении и воспитании девушки, чем самый пышный перечень предков с указанием всех их подвигов. – Девушка, значит, знатного рода? Знатнее тебя, и добром не отдавали?

– Вроде того! – Гельд усмехнулся.

Это объяснение показалось ему гораздо проще и понятнее всего того, что было наворочено судьбой на самом деле. Все рассказывать – до утра не справишься. Да и обмана особого нет: Борглинда куда знатнее его, а добром ее из Аскефьорда не отпустили бы ни за что.

– А?.. – Рам выразительно кивнул на дощатую перегородку, где остался Свейн. – Я тут видел мальчишку – это ваш?

Борглинда фыркнула, Гельд засмеялся таком нелепому предположению.

– Ты обо мне слишком хорошо думаешь! – смеясь, ответил он. – Мы не такие резвые. Ей шестнадцать лет, а мальчишке почти два. Это ее племянник.

– Ей шестнадцать? – Рам еще раз осмотрел лицо и фигуру Борглинды. – Ей запросто дашь все восемнадцать. Правда, тут темно. Ну, пусть будет племянник, мне не жалко. Своих вы еще успеете. Это дело такое… нехитрое.

– Долго ли умеючи? – смеялся Гельд, и даже Борглинда пофыркивала, не сердясь. Рам ей нравился.

Дом уже затих, все спали, только они втроем еще сидели у ярко горящего очага.

– Да… Всякое случается, – чуть погодя проговорил кузнец. – Не бойся, парень, будь она хоть из рода конунгов, я никому вас не выдам. Я-то знаю, как это бывает!

– Да ну! – заинтересованно отозвался Гельд. Ему очень хотелось узнать побольше о Раме Резчике, который так кстати уже второй раз попадался на его пути. – А я думал, я один такой несуразный!

– Надейся! – Рам усмехнулся наивности молодого парня, который думает, что первым открыл любовь. – Я тоже, знаешь ли… И про меня была похожая сага. Сейчас-то ее позабыли, а лет двадцать с лишним тому все наше побережье только об этом и говорило. Даже до тинга доходило… Да впрочем тебя тогда на свете не было.

– Тем более хочется послушать.

– Да чего там слушать? – Рам помешивал палкой в очаге, но видно было, что рассказать он вовсе не прочь. – Я сам женился не как надо было, а как мне хотелось. Моя Мальвин была дочерью Сигурда Всезнайки. Он далеко живет, почти на северных границах. Знатнее его на Квиттингском Востоке никого нет. Даже наш хёвдинг, Хельги Птичий Нос, ему на две головы уступает. Кстати, Хельги потом женился на ее младшей сестре. Хильдвин… Хедвин… Не помню. Ладно, она давно умерла, лет пятнадцать уже.

– А твоя жена?

– А моя жена… Я увез ее из дома. Не против воли, она хотела быть со мной. Только ее родня не хотела. Мы уехали, а потом Сигурд нас нашел уже дней через десять… и сам понял, что возвращать ее поздно. Умный человек Сигурд Всезнайка. Понимал, что честь роду силой не вернешь… Да и какая это честь, если к ней надо за волосы тащить? Он оставил нас в покое, и все. Даже дал приданое, чтобы его дочь не звали побочной женой. Не то, конечно, как если бы она вышла за человека познатнее меня, но мне не приданое было нужно… Я сватался к женщине, а не к деньгам.

Гельд кивнул несколько раз: это он отлично понимал. Его странно тронула эта история, такая красивая и так мало подходящая на первый взгляд к суровому, уверенному и насмешливому кузнецу. И она так напоминала сагу о его любви к Эренгерде, какой она могла бы стать, будь Эренгерда чуть посмелее и люби его чуть сильнее… Нет, про это не надо.

– И что? – робко спросила Борглинда. Он слушала, затаив дыхание: ей так легко было вообразить на месте Мальвин себя, а на месте Рама – Гельда.

– Исход был не так хорош, как мне бы хотелось, – сказал Рам, быстро глянув на девушку и опять опустив глаза в огонь. – Не хочу вас пугать, но, думаю, вам надо знать… Боги таких своевольных шуток не спускают.

Некоторое время было тихо, Гельд и Борглинда не смели задавать вопросов. Потом Рам опять заговорил:

– Через год она родила мне мальчишку и умерла при этом. А к началу зимы к нам пришла старуха… Не помню, как было ее имя, но все ее звали Норной. Она умела видеть норн, когда они приходят к новорожденному. К родам Мальвин старая троллиха не успела, явилась, когда мальчишке до года не хватало месяцев трех-четырех… Он в «мягкий месяц» помнится, родился. Уж не знаю, где ее носило до того… Может, ей лучше бы там и оставаться. Она посмотрела моего мальчишку и сказала, что он будет плохим помощником квиттам. Так и сказала.

Рам опять замолчал. Лицо его стало мрачным: он заново переживал пережитое много лет назад.

– И что? – спросил Гельд. Он тоже выглядел серьезным, как никогда.

– Умные люди мне говорили, что его надо отдать морским великаншам. Но я не хотел. Ведь тогда получилось бы, что моя Мальвин умерла понапрасну, отдала жизнь за того, кому все равно не жить. Я так не хотел. И вообще детей не убивают. Им усложняют судьбу, ты знаешь? Даже в голодные зимы их не убивают, а уносят в лес и там оставляют: кому судьба все-таки жить, тот выживет. Вот и я решил, что от судьбы не уйдешь. Боги нас наказали за своеволие, когда прокляли судьбу нашего сына, так зачем пытаться уйти от них еще раз? Короче, тут проходил один торговый корабль, по пути в Эльвенэс. Кормчий зачем-то таскал с собой жену, видно, боялся оставить без присмотра. Я им отдал моего мальчишку и велел пристроить там где-нибудь… Хорошо все же, что Мальвин этого всего не узнала.