Корни небес
Шрифт:
«ХОЛОДНО».
«НИКОГДА».
«ДЕРЖАТЬ».
Я не отвечаю. Я больше не слушаю ничего и никого. Со склоненной головой, со сложенными вместе руками, я повторяю молитву Легиона, за упокой стольким мертвым сегодняшнего дня:
«Вечный покой даруй им, Господи, и вечный свет пусть светит им…»
Дюран фыркает:
— Хотя, если подумать, я и сам смогу это сделать. Немного труднее, немного дольше, но это не так уж важно.
«БОМБА».
— Мы запаслись соляркой, ее достаточно, чтобы добраться домой. Тебе нужно только решить, чего ты хочешь: помочь мне и вернуться
«СИЛЬНО».
«НИКОГДА».
«ОПАСНОСТЬ».
Я смотрю вверх. Глаза Дюрана, на его лице, перепачканном кровью, горят, как у сумасшедшего.
Мачете теперь приставлено уже к моему горлу. Его лезвие надавливает на него, заставляя меня поднять голову.
— Ты решил что-нибудь? — сипит капитан.
Его дыхание ужасно, он воняет гнилью.
Я смотрю на тело Патриарха. На секунду останавливаюсь в изумлении, смотря недоверчиво.
Потом улыбаюсь.
Рука Легиона взмывает вверх, выбивая мачете из руки Дюрана. Лезвие царапает мою щеку и ударяется о стену.
Я бросаюсь на француза со всех сил.
Рука Легиона снова падает, обессиленная.
Маленькое чудо, которое спасло мне жизнь, исчерпало свои силы.
Дюран намного сильнее меня, но у него ранена рука. Мне без труда удается удерживать его, повалив на спину. Или, по крайней мере, мне так казалось, потому что неожиданно он с силой пинает меня коленом и, вскочив на ноги, осыпает серией ударов, хотя правой рукой ему и трудно управляться.
Итак, мне больше не на что надеяться. Голод истощил мои силы. Я чувствую, как на меня навалилась вся усталость, накопившаяся за дни путешествия.
Я шаг за шагом отступаю к центру комнаты, к водоему, вырытому в полу. Дюран наступает на меня, его удары все более точные и сильные. У меня опух глаз, сквозь пелену крови я вижу, как лицо Дюрана искривляет дьявольская усмешка.
Еще один удар парализует мою щеку. Пинок в колено валит меня на землю, следом еще один, в живот.
Капитан подбирает мачете и спокойным шагом приближается ко мне. А у меня даже нет сил подняться.
Схватив меня за волосы, он тащит меня к водоему.
— Хочешь помолиться в последний раз, священник? Или хочешь, чтобы я сделал это за тебя? Ведь мой бог более могущественный, чем твой!
Я мотаю головой. Моя верхняя губа разбита, в голове гудит.
Кажется, что мобильник Дюрана сошел с ума.
Женский голос продолжает механически повторять:
«ПЕРЕДАВАТЬ».
«ПЕРЕДАВАТЬ».
«ПЕРЕДАВАТЬ».
Я отрицательно мотаю головой еще раз.
Капитан поднимает мачете.
Прежде чем закрыть глаза, на какой-то момент мне кажется, что я различаю в глубине водоема белую луну, которая медленно поднимается, как будто уровень воды очень глубокий. Луна опускается, становится все больше и, поднимаясь, превращается в лицо.
Все это происходит в один момент, в то время как лезвие мачете поднимается, чтобы затем опуститься.
Бледное лицо Алессии возникает из глубины темной воды.
Это лицо серьезно, напряжено. Оно решительное. Его прекрасные черты хмурятся.
Вдруг, перекрывая все звуки, и даже этот раздражающий писк телефона, звенит громкий и властный голос. Он звучит в моей голове, но кажется, что он слышен и везде вокруг.
— Пришло время показать тебе, сколь велик Бог!
Алессия выскакивает из бассейна, сама как будто сделанная из воды, искрясь металлическим блеском. Ее руки хватают капитана за шею и поднимают его вверх. Мачете падает в воду. Я ошеломленный смотрю на Алессию и Дюрана, которые кружатся высоко под потолком, как будто в танце.
— Ты ничуть не лучше того убийцы, за которым гнался! — гремит голос Легиона.
Они кружатся все быстрее, как дервиши из легенд. Глаза капитана, кажется вот-вот вылезут из орбит. Его язык вывалился изо рта. Кожа на лице покраснела, вздулась. Ноги болтаются в воздухе. Они взбрыкивают два, три раза. Четыре. Потом замирают. Тело сотрясается в судорогах и тоже замирает.
Алессия открывает глаза.
Дюран падает, погружаясь в черную воду, которая поглощает его.
Алессия корчит гримаску, бросая на него холодный взгляд.
Я чувствую, как две руки поднимают меня за плечи.
Мне трудно удержаться на ногах, но, в конце концов, удается это сделать.
Алессия стоит передо мной. Я никогда не видел ее столь прекрасной.
— Дюран мертв, — говорит она мне. — Теперь ты свободен.
— Свободен? — Я качаю головой. — Свободен, чтобы делать что? И идти куда?
— Свободен, чтобы завершить твою миссию.
— Моя миссия… У меня ее больше нет, этой миссии. Ты не поняла? Все предают всех…
— Ты — нет, — шепчет она, дуя мне в шею. Потом, смеясь, уходит, прежде чем я мог бы попытаться дотронуться до нее.
Она мастерски ныряет в воду.
Я смотрю, как она отдаляется, уплывая от света, направляясь в глубину.
Тело Дюрана уже исчезло в пропасти.
Я погружаю руку в воду. Пальцы дотрагиваются до камня.
Бассейн глубиной меньше десяти сантиметров. Когда я дотронулся до него, он стал тем, чем является на самом деле. Но иллюзия пожрала человека…
— Говори со мной.
У Патриарха усталый, нечеткий голос. Постепенно ужасная рана в горле затягивается, и понимать его становится все легче.
— Ты спас мне жизнь…
— Это было наименьшее из того, что я мог бы сделать.
— Но я видел твою рану. Это невозможно.
— То, что ты видел, возможно. Ты это видел. Это произошло. Это было. Это возможно.
— Я не понимаю, что ты такое. Ты живой? Ты призрак?
— Я то, что я есть. Дотронься до меня.
Я протягиваю руку к его шее.
Мои пальцы проходят сквозь плоть, не испытывая никакого ощущения, кроме легчайшего зуда.
— Многие из тех звезд, что ты видишь на небе, умерли много миллионов лет назад. Их свет — это свет мертвых звезд.
— Я не видел ни одной звезды уже двадцать лет.
— Попробуй представить ее. Небо показывает тебе реальность: то, что ты видишь как реальное небо, на самом деле состоит из звезд, свет которых шел от них к нам много лет. Все эти лучи родились в разное время. А мир все тот же. Материя — это всего лишь одна из фаз жизни, и, притом, не самая важная. Ты должен сойти с рисунка, если хочешь увидеть рисунок. Или если хочешь изменить его…