Корни зла

— Я действительно сожалею о ее смерти, — повторила Трикси Смит. — Я была бы рада познакомиться с ней. Мы подружились по телефону. И она очень заинтересовалась моей диссертацией.

— Преступление в возрасте от девятнадцати до пятидесяти лет?

— О, она вам рассказала?! Да, я надеюсь использовать личность Лукреции фон Вольф в качестве центральной фигуры моей диссертации. Замечательная была женщина, не правда ли?

— Я так никогда не считал, — коротко ответил Эдмунд. — Я всегда считал, что Лукреция была очень жадной и что ей доставляло удовольствие манипулировать людьми.

— Да? — Трикси сделала глоток (Эдмунд был вынужден предложить ей чашку чаю). — Ну, какой бы она ни была, мне хотелось бы выяснить, что заставило ее прийти в тот день на Ашвудскую студию. В психологическом отношении это очень интересное дело. Стоит заметить, что один из убитых мужчин — Конрад Кляйн — был любовником вашей бабушки.

— Она не была моей бабушкой, — отрезал Эдмунд. — Дебора Фэйн вышла замуж за Уильяма Фэйна — брата моего отца. Так что Дебора стала моей тетей только после замужества.

— О, ясно. Но вы же знаете семейные истории?

Эдмунд согласился, что кое-что ему известно. Но его тон подразумевал, что ему не нравилось то, что он знал.

— Как насчет Альрауне? Вы знаете что-нибудь о ней?

Альрауне... От этого имени, казалось, воздух содрогнулся на мгновение. Эдмунд, нахмурившись, спросил:

— Вы имеете в виду фильм?

— Нет, человека.

— Такого человека никогда не существовало. Альрауне — это всего лишь легенда. Все сошлись на этом.

— Вы уверены? В полицейских отчетах указано, что ребенок, внесенный в список просто как «Алли», был на студии «Ашвуд» в тот день и...

Обычно Эдмунд не перебивал людей, но в этот раз он не сдержался.

— Боюсь, вы увлеклись своей теорией, мисс Смит, — сказал он. — Искажение фактов во имя того, чтобы все сошлось. Это могло быть упоминание о ком угодно.

— И я разговаривала с вашей кузиной Люси Трент об Альрауне.

О боже! Эта женщина успела обойти все семейство! Эдмунд поинтересовался:

— И что же рассказала вам Люси?

— Она сказала, что миф об Альрауне был создан журналистами для рекламы. Только мне кажется, что она не так уж и верит этому. Я всегда замечаю подобные вещи, — заметила мисс Смит. — Однажды кто-то сказал мне, что я немного экстрасенс. Чепуха, конечно, но все же. Я приходила в офис вашей кузины. «Квандам филмс» — интересное место. На самом деле...

Эдмунд прервал ее во второй раз:

— Мисс Смит, простите ли вы меня, если я прекращу нашу дискуссию? У меня очень много дел. А я здесь всего на два дня.

— Вы хотите, чтобы я ушла. Вполне понятно. — Она допила чай и встала. — Но если вы наткнетесь на что-нибудь, что я смогу использовать в своей диссертации, и если вы пришлете мне это по почте, я буду вам очень признательна. Я дам вам мой адрес и номер телефона. — Трикси быстро написала на обратной стороне конверта свои координаты. — Вы не забудете? Я имею в виду, если будет что-нибудь о Лукреции... Хоть что-нибудь...

— Я не забуду, — вежливо ответил Эдмунд.

* * *

Увидев, что Трикси Смит села в свою машину, Эдмунд вернулся на кухню и стал готовить ужин из тех продуктов, что принес.

В уме он снова и снова проигрывал разговор с Трикси. И уже не раз успел задать себе вопрос: что бы делал Криспин?

Криспин.

Мысли о Криспине помогли Эдмунду почувствовать себя лучше. Он сразу понял, что Криспин дал бы только один совет, как справиться с этой назойливой женщиной. "Раньше ты уже брал на себя ответственность за это, милый мой мальчик, — сказал бы Криспин. — Поступи так снова. Ты ведь знаешь, что необходимо сделать".

Криспин был неисправимым игроком. И Эдмунд знал это. Но если в жизни и бывали времена, когда нужно было идти на риск, то это, похоже, был именно такой момент. К тому же сам факт того, что необходимо было рискнуть (и Эдмунд не признался бы в этом даже Криспину), был возбуждающе сладок.

Он не переставал размышлять об этом все время, пока готовил ужин.

* * *

В Педлар-ярде мама всегда рассказывала свои истории по вечерам, потому что именно в это время его не было дома. Нити основы маминых рассказов со временем протерлись и истрепались, но они по-прежнему оставались тем материалом, из которого ткали мечты. Они были той парчой, которая украшала стены несчастливого детства.

Когда-то давным-давно...

Эта фраза, обещавшая нечто чудесное, никогда не теряла своего очарования. Когда-то давным-давно в старом городе, полном романтики и музыки, жила семья. Она жила в сказочном доме среди деревьев, туда на балы съезжались принцы и леди, и все было великолепным.

— Город назывался Веной. Он находится в Австрии, и его можно назвать самым романтическим городом в мире. Твоя бабушка жила в том сказочном доме. Она была горничной мисс Нины. Это была очень важная должность. И твоя бабушка видела всех великих людей, которые приезжали в тот чудесный дом на обеды, балы и концерты.

— Эта семья была очень богатой?

— Да. Ты ведь любишь дорогие вещи, правда?

— Да, так же, как и ты.

— О да. Раньше я думала, что стану богатой. Возможно, я еще когда-нибудь стану. И тогда ты тоже будешь богат.

— Это будет так здорово. Ну, расскажи, что случилось с этой семьей в Вене.

— Что ж, когда твоей бабушке было семнадцать лет, в доме появился красивый молодой человек. Он увидел ее и влюбился. Но ему не позволили на ней жениться. Твоя бабушка ведь была прислугой, а он — важной персоной, возможно лордом или герцогом... Должно быть, он был членом королевской семьи.

— Они должны были расстаться? Это было так грустно и так романтично.

— Да! Ты всегда задаешь этот вопрос, когда мы доходим до этой части рассказа.

— Ты должна всегда рассказывать все точно так же, как в прошлый раз. Это можно сравнить с... резьбой по дереву или с рисованием. Если ты изменишь хоть что-нибудь, то в следующий раз, когда будешь рассказывать, где-нибудь допустишь ошибку.

— Ты сейчас похож на взволнованного эльфа. На эльфа-оборванца. Ты расчесывал сегодня волосы?

— Сейчас причешусь. Почему мы не ездим к бабушке? Ребята в школе часто говорят о том, что собираются навестить бабушку. Это всегда так замечательно звучит.

— Ну, знаешь, семья — странная штука. Если ты женишься на ком-то, кто не нравится твоей семье, то...

— О-о, да, я понял.

— Интересно, что если ты поступишь подобным образом? — тихо произнесла мама, обращаясь скорее к самой себе. — Но он мог быть таким обаятельным, когда был моложе. Он мог быть таким обаятельным... Только это было много лет назад, а теперь ты боишься его, — но этого, разумеется, не стоило говорить. И стало намного легче, когда мама своим обычным голосом, который всегда разгонял страх, сказала: