Король драконов и Принцесса-Апельсин

Так бы я и сказала всем этим напыщенным и гордым до небес мужчинам, но тут король Рихард заговорил снова:

– Много я чего повидал за свою жизнь, – он вальяжно растягивал слова и усмехался, – но никогда не слышал ничего более забавного, как две девицы смогли обвести вокруг пальца целый город, да и королевство в придачу. И не одно королевство. Меня тоже провели. И моего брата. Но он, как видите, не в обиде, – Рихард указал на парочку Тюнвиль-Хильдерика, которые держались за руки так, будто собирались второй раз прыгать в бушующее море. – И я не в обиде, – король обвёл всех взглядом. – И никто не в обиде, я полагаю.

В зале было тихо, и мне казалось, что люди даже затаили дыхание, боясь пошевелиться. Что ж, это к лучшему. Не придётся выслушивать упрёки.

Но едва я подумала, что всё почти обошлось, как маркиз Денито подал голос:

– Значит, принцесса Аранчия обманула всех, выдав себя за принца, а принцесса Хильдерика подыграла ей в обмане?

– Ради блага королевства, я полагаю, – Рихард опять не дал мне произнести ни слова, ответив сам. – Разве можно считать обманом то, что идёт всем на пользу? Я бы назвал это тактической хитростью.

Да, змей хвостатый умел вывернуть кривду на правду, да ещё в свою пользу. Я оценила это, но не прониклась благодарностью. Наоборот, стало противно, потому что не к чему было вот так распинаться перед каким-то маркизом. Достаточно сказать «я так решил» и… щёлкнуть зубами, например.

– Называйте это как хотите, ваше величество, – проклятому маркизу Денито никак не молчалось, будто он вообразил себя бессмертным, – но получается, что принцесса Аранчия обвенчалась с принцессой Хильдерикой? Женщина с женщиной? Кто как, а я назвал бы это оскорблением небес. И о какой пользе для всех может быть речь, если всем известно, что от противника небес не будет никакой благодати?

Бедняга хотел показать себя смельчаком, не желавшим подчиняться женщине, а показал себя глупцом, ляпнувшим в лицо дракону о противостоянии с небесами. Судя по тому, как маркиз внезапно побледнел, до него дошло, что он сказал крамолу.

Самое время было щёлкнуть зубами и поставить наглеца на место, но я не щёлкнула и не произнесла ни слова. Разве маркиз Денито был не прав? Разве я, начав с малой лжи, не превратила её в большую ложь, а потом – пусть и не по своей воле – стала драконом, вечным противником небес? И не значит ли это, что принцесса Аранчия проклята небесами? Проклята со всей своей новообретённой силой, могуществом, неуязвимостью? Зачем нужна сила, если с ней постоянно холодно?..

– Красиво сказано, – произнёс вдруг маркграф Гидеон Венатур, и мы посмотрели на него – и я, и король Рихард, и мой отец, и все придворные дамы и лорды. – Про то, что от тех, кто лишён небесной благодати, благодати не видать, – продолжал родственник короля. – Только говорится… – и он вскинул указательный палец, будто давая кому-то знак.

Я ничего не поняла, но тут заговорила жена Венатура.

– Бывает так, что даже если совершается зло, – сказала она нараспев, – небеса обращают это в добро. Бытие, глава пятидесятая, стих двадцатый. Притом знаем, что для тех, кто предан небесам, всё идёт к благу…

– Послание, глава восьмая, стих двадцать восьмой, – подхватил Рихард с усмешкой.

– Совершенно верно, – супруга Венатура скромно опустила голову. – Вы прекрасно знаете Писание, ваше величество.

– Я много чего знаю, – проворчал Рихард и обернулся к маркизу Денито, уставившись на него в упор. – Или хочешь сказать, что вы все тут недостаточно преданы небесам, чтобы они позволили навредить вам? На мой взгляд, вы чувствуете себя очень неплохо и даже процветаете. Или станете утверждать, что ваше процветание – не от небес?

Маркизу была предоставлена возможность уползти с достоинством, и он этой возможностью воспользовался:

– Не стану, ваше величество, – промычал он, отступая и кланяясь.

Толпа придворных расступилась и поглотила его, как волна дохлую рыбёшку.

– Кто-нибудь ещё хочет высказаться? – приглашающее раскинул руки Рихард и повернулся в одну сторону, в другую, высматривая смельчака.

Смельчака не нашлось, и король посмотрел на меня, ободряюще кивнув.

– Значит, вопрос решён, – заявил он и взбежал по ступеням, встав рядом со мной.

Придворные постепенно ожили, и зашептались. Их шёпот становился громче, нарастал, как морской прибой, и я сказала, не боясь быть услышанной:

– Отличная речь, милорд. Прямо как по книжке.

– Трактат «Похвала сюзерену», – ответил Рихард, довольно ухмыляясь. – Ничего нового – сказать погрознее, напасть вместо отступления и напомнить, что небесные силы на твоей стороне. Тогда никто не посмеет пойти против.

– Вряд ли в трактате имелось в виду именно это, – заметила я, вспоминая, что совсем недавно слышала от Хильдерики то же, что говорила сейчас сама.

Неужели, я уже тогда была настолько драконом? От этой мысли стало тоскливо. И никакой гордости из-за причастности к могущественному роду драконов я не испытала.

– Значит, Аранчия выдавала себя за Альбиокко? – громко сказал мой отец, и придворные снова притихли. – Но где же тогда принц? Где мой сын?

– Отец… – я вздохнула, собираясь с силами, чтобы второй раз сообщить о смерти брата. – Он… Альбиокко, он…

– Где он? – настойчиво повторил отец. – Что ты от меня скрываешь?

– Он уже очень давно… – начала я с тяжёлым сердцем.

В первый раз эта весть убила мою мать и лишила разума отца. Что произойдёт, когда он услышит об этом снова…

У входа произошла какая-то возня, и я позволила себе последнюю передышку – посмотрела, что происходит.

Через толпу придворных проталкивалась Брюна, усиленно работая локтями, и волоча за собой своего Пинуччо, который настороженно поглядывал по сторонам. Он что-то сказал Брюне, но та мотнула головой, совсем как дядюшка:

– Мы и так опоздали, – сказала она и встала рядом с герцогом Тевишем, сияя, как начищенная монетка.

Племянница короля приоделась – теперь на ней было синее платье, расшитое серебром, а чёрные непослушные кудри украшала диадема с топазами. Получилась почти принцесса, хотя герцог Тевиш неодобрительно покосился на дочь.

– Кто это? – спросил он у Брюны.

Я скорее угадала его слова, прочитав по губам, чем услышала, и сразу поняла, что речь о Пинуччо. Да, этому отцу тоже предстоит потрясение. Но что оно значит по сравнению с вестью о смерти сына…