Король Драконов: сильнее смерти
Шрифт:
— Не бойся, верный друг, я тебя не брошу, — произнес Демьен, поглаживая дрожащую от все крепчайшего мороза шею коня. — Как-нибудь, да выберемся.
Обернуться драконом да улететь? Но конь… Как с ним-то быть? Не испугается ли, не сорвётся ли с повода и не убежит ли в чащу? Да и по воздуху нести брыкающееся животное сложно — а ну как выронишь? И бросить нельзя: не поступают так с верными друзьями!
Снег все гуще валил, окончательно заметая следы, погребая под собой заплутавшего путника. Наверное, Демьен надеялся на чудо, когда достал свой охотничий рог и протрубил, стараясь перекрыть вой ветра.
И
— Переждём буран там, — сказал Демьен коню и направил его на мерцающий свет.
Чем ближе он подъезжал к старым елям, тем теплее становилось. Под их лохматыми лапами ветер был не так силен, и снег почти не достигал земли. Последние шаги уставший конь делал уже не по белому зимнему покрывалу, а по толстому мягкому ковру из серо-рыжих опавших игл. В лицо Демьену пахнуло теплом, запахом дыма и похлёбки, а конь его радостно заржал, заметив стожок сена за низкой оградой, под навесом.
Под старыми елями, в травяной округлой кочке, кое-как присыпанное снегом, разглядел Демьен маленькое оконце, и низенькую дверцу, показавшуюся ему смутно знакомой. У дверей, ежась от холода, укутанная в толстую лохматую серую шаль, стояла хозяйка, и ее маленький фонарик раскачивался в ее руке.
— Как хорошо, что я услышала вас, — тоненьким голоском произнесла она, улыбаясь так искренне и так радостно, что продрогший Демьен и сам не смог сдержать улыбки.
— Проходите же скорее в дом, — опомнилась хозяйка, которая до того совершенно беззастенчиво, с любопытством, разглядывала спасённого от зимней стужи путника.
И Демьен, в свою очередь, тоже с любопытством разглядывал свою спасительницу.
Это было самое нелепое и самое милое существо, какое только доводилось ему видеть, похожее то ли на юркую маленькую мышку, то ли на любопытного молодого ежа. С ног до головы укутанная в многочисленные платки и лохматые шали, в длинной серой юбке, в кармане которой позвякивали жёлуди и орешки, она была ну точь-в-точь как запасливый ёж.
Волосы ее были серо-желтого цвета, как стебли мягкой сухой травы, из которой птицы так любят вить свои гнезда. Собранные в узел, кое-как скреплённые почему-то двумя толстыми вязальными спицами, они и в самом деле напоминали чье-то гнездо на голове у этой странной девчонки.
Черты ее лица были так обычны, непримечательны и скучны, что Демьен — как ни старался, — не мог сохранить их в памяти. Они оставляли лишь приятный бледный отпечаток вроде пляшущего на стене солнечного пятна — и все. Остренький носик, темные глазки бусинками… Еж, да и только.
Единственное, что Демьен смог запомнить, так это была ее улыбка. Веселая, немного детская, с доброй толикой изумления.
— Ты эльф? — спросил Демьен, улыбаясь во весь рот, потому что невозможно было смотреть на ее серенькую веселую мордашку и не смеяться.
— Да как будто нет, — засмущавшись, ответила девчонка, пряча глаза.
— А кто же? — удивился Король, заводя под навес своего коня. Здесь, в убежище под старыми елями, было тепло, но Демьен все же расстегнул свой плащ и накинул его на коня,
укрывая от непогоды. Девчонка, наблюдая за статным, высоким незнакомцем, с интересом крутила носом — и пальцами, торчащими из прохудившегося башмака.— Не знаю, — радостно ответила девчонка, и Демьен не удержался — рассмеялся. — Мне об этом не сказали. Сколько себя помню, живу тут одна.
— А сколько ты себя помнишь?
— Не знаю, — снова смутившись и потупив взор, ответила девчонка.
Спасённый путник нравился ей; эта откровенная, искренняя симпатия без тени болезненного переживания читалась в ее восторженной взгляде, в ее улыбке. Она так бесхитростно восторгалась Демьеном, что в ее маленькую, растрепанную, похожую на воробьиный дом, головку и мысли не приходило тотчас же опечалиться оттого, что спасённый ею путник наутро уедет, и не подарит ей на прощение и доброго слова. Вероятно. Засмотревшись на него, она даже чуть не кувырнулась через порог своего дома вместе со своим фонарем, и так бы и было, если б Демьен не поймал ее за шиворот и не поставил на ноги, смеясь.
Впрочем, это досадное происшествие не испортило настроения девчонки. Она и не переставала улыбаться, все так же восторженно рассматривая богатую красивую одежду Демьена.
— В любом случае, — подвёл итог Демьен, отсмеявшись, — ты какое-то лесное дитя. От тебя пахнет грибами — лисичками, — дождем и свежими листьями.
— Наверное, так, — весело и покладисто согласилась девчонка.
— Ну, а зовут-то тебя как? — снова спросил Демьен, оглядываясь по сторонам.
— Не знаю, — все так же весело ответила девчонка.
— Да что ж такое, чего не спросишь — ты не знаешь! Ну, тогда я стану тебя называть Ежинкой. Согласна ты на это?
— Ежинкой? — переспросила девчонка осторожно, словно пробуя новое имя на вкус. И неожиданно рассердилась. — Вот ещё! А ты кто такой, чтобы раздавать имена незнакомым людям?!
Ну тут уж Демьен расхохотался во всю глотку, потому что сердитая Ежинка ощетинилась на точно как еж.
— Бедное дитя, — со смехом ответил Демьен, — сколько ж ты живёшь тут отшельницей?! И совсем недалеко от столицы… Я-то, предположим, Король. И уж точно я могу наречь любого подданного любым именем, что мне в голову взбредёт. Разве нет?
— Настоящий коро-оль?! — недоверчиво протянула Ежинка. Ее маленький ротик от удивления округлился, стал похож на буковку "о", девушка несмело потянулась к королевскому венцу, словно только сейчас его заметила на смоляных волосах Демьена.
Еле сдерживая смех, тот склонил голову, чтоб Ежинка смогла дотронуться до золотой короны, погладить пальчиком сверкающие разноцветные камни.
— Самый настоящий, — важно подтвердил он, когда Ежинка, осмотрев его всего, отступила с восторженным вздохом, сложив маленькие ручки на груди.
— А можно, — застенчиво пролепетала она, загоревшимися глазами рассматривая его корону, — примерить?.. Ну хоть на минутку?! Всегда хотела померить настоящую королевскую корону!
— Давай так, — весело сказал Демьен. — Ты угостишь меня чаем погорячее, а я — так и быть! — дам тебе поносить корону. Идёт?
Ежинка не ответила; только радостно замотала головой. Ее серое, блеклое личико вспыхнуло рябиново-красным румянцем, и она, подхватив старенький медный чайник, бросилась заваривать чай.