Король холопов

Эсфирь все время не спускала с него глаз и спокойно слушала.

— Король ты мой, — произнесла она, когда он остановился, — ведь ты король и для них тоже… Им нужен твой наследник, в котором текла бы твоя кровь… Что же сказать на это? Ты, стало быть, бросишь свою Эсфирь?

— Никогда! Никогда! — страстно воскликнул Казимир. — Ты для меня все, и никто тебя мне не заменит!

— Разве молодость, красота, новизна не заставят тебя против твоей воли забыть меня? — спросила девушка спокойно и серьезно.

— Я уверен, что не сумею полюбить другую, как люблю тебя! — произнес король. — Моя любовь к тебе должна была быть велика, если она заставила меня снизойти с трона к Эсфири; это ведь не мимолетное увлечение, и никакое привлекательное личико княжны не в состоянии его уничтожить.

По лицу Эсфири заструились две слезинки.

— Ты мой господин, а я — твоя раба, — произнесла она, — сделай то, что захочешь… Эсфирь будет послушной… Рану, нанесенную ее сердцу, она от тебя скроет, и ты не увидишь ее страданий.

Казимир, взволнованный и расстроенный ее словами, встал с кресла, чтобы лаской успокоить ее и уверить, что он никогда не изменится. Но девушка, по-видимому, превозмогла себя и преодолела страдание, вызвавшее слезы; к ней возвратилась улыбка, и она казалась счастливой, вполне уверенной в его любви.

Король принялся жаловаться перед нею.

— Мы не владыки на своем престоле, а полные рабы! — воскликнул он. — Я держу в своих руках жизнь каждого, а своей собственной распорядиться не могу. Духовенство с одной стороны, дворяне с другой — все так настойчиво пристают, что самой сильной воле нельзя не уступить… Когда я добр, говорят, что я слаб; становлюсь строже — упрекают в жестокости. Всякий после работы может отдохнуть; и у судьи, и у воина, и у мужика находится для этого свободное время; один лишь король, на которого устремлены взоры всех, за каждым шагом которого следят, настоящий раб. Жениться он должен из политических расчетов, жить в ладах с неприятелем для поддержания мира, воевать ради пользы других, но для себя лично ему ничего нельзя сделать.

— Властелин мой, — прервала его Эсфирь, — зато Бог вас поставил выше всех и управляет через вас народом… Жаловаться может лишь обыкновенный человек, король должен быть выше всего этого.

Казимир, который боялся слез, упреков и вообще всего того, что могло омрачить его юное счастье, которым он еще так мало пользовался, был ей чрезвычайно признателен за то, что она так мужественно и с таким доверием к нему приняла эту горькую весть. Эта признательность еще более увеличила его любовь к ней; со слезами на глазах он повторял в тот день, что никогда не покинет ее, как бы на этом не настаивали, и останется ей верным.

Кохан, которого король не остерегался, подслушал у дверей и пришел к убеждению, что Казимир не так скоро оставит Эсфирь. Это заставило его изменить свой образ действий, и с этого дня он стал преданным слугой девушки.

На следующий день он сам предложил Казимиру свои услуги для передачи Эсфири подарков, предназначенных ей королем, как доказательство его признательности и увеличившейся любви; дары эти своим великолепием превосходили все до сих пор полученные ею…

Кохан в сопровождении двух слуг, отвез подарки и передал их Эсфири вместе с письмом от короля. Пользуясь удобным случаем, Рава старался уверить ее, что готов всегда во всем помогать ей у короля и быть ее верным слугой.

Он вероятно надеялся на благодарность с ее стороны и доверчивое сближение, но Эсфирь холодно приняла все его любезности.

Так же, как и королевского любимца, она приняла всех тех, которые желали подслужиться к ней, чтобы через нее достичь чего-нибудь от короля. Она на все просьбы неизменно отвечала, что ни для себя, ни для других не смеет беспокоить короля просьбами.

И действительно, Казимир никогда не слышал от нее даже намека о чем-либо постороннем, не касавшимся их обоих.

Левко и другие родственники часто приставали к ней с массой различных мелких просьб, но Эсфирь всегда отвечала отказом.

— За весь наш народ я буду хлопотать у него, за единичных людей не могу. Он ищет при мне отдыха и забвения, и я не хочу своим приставанием лишать его спокойствия.

Левко сердился, но вскоре, поняв ее лучше, перестал настаивать.

Многие надеялись, что она жадностью и превышением власти надоест королю и оттолкнет его от себя, но у девушки, к их изумлению, оказался ум, и та, на которую раньше смотрели, как на минутный предмет развлечения для короля, в непродолжительном времени приобрела такое влияние на него и стала такой значительной силой, какой никто не предвидел. Кохан молча покачал головой. Его царствование кончилось.

С того вечера, как Эсфирь покорно подчинилась неизбежности брака короля, ее влияние возросло неимоверно.

Вскоре у нее родился первый сын, которого Казимир, признав своим, велел окрестить, назвал его Пелкой и дал ему герб с половиной орла и двумя белыми розами. Рождение сына вызвало еще большее неудовольствие против короля, но оно осталось таким же безрезультатным, как и предыдущие негодования.

Между тем, были посланы сваты к княжне Ядвиге, а во дворце спешили приготовить все к торжественной свадьбе.

Казимир ничему не препятствовал и равнодушно позволял распоряжаться собой. Ядвига ли из Силезии, или какая-нибудь другая, насильно ему навязанная, будет ему дана в подруги жизни — для него было все равно.

Живой, пылкий, с беспокойным характером Мацек Боркович, владетель многочисленных имений, полученных им когда-то за заслуги своего отца, познанского воеводы, был могущественным вельможей и пользовался громадным влиянием.

Это можно было заметить во время его присутствия на совещании о Неоржи, когда он прислушивался к бесплодным разговорам людей, недовольных королем, желавших против него что-то предпринять, но ничего не умевших и ограничившихся одним только ропотом и перечислением своих обид.

Боркович был человек дела, а не слова; хотя на вид горячий, увлекающийся, откровенный, крикливый, однако, он обладал способностью сообщать другим только то, что находил нужным и никогда не выдавал того, что решил скрыть. Несмотря на его годы, — ему было сорок с лишним, и у него был взрослый сын, — у него был молодцеватый, бодрый, юный вид, и он, как юноша, любил ухаживать за женщинами.

В Великопольше он был человеком могущественным не потому, что владел крупной недвижимостью, а потому, что, родившись там, он всю жизнь старался и всеми средствами пользовался, чтобы расположить к себе людей и приобрести в лице их сторонников. Он не был разборчив в выборе средств и исходил из той точки зрения, что верный путь для приобретения любви человека — это потворствовать его слабостям. Его боялись, потому что он был человек горячий, но все охотно с ним дружили, так как он для каждого был чем-нибудь полезен. Любившим охоту он предоставлял в распоряжение свои леса; любителей повеселиться он приглашал к себе и устраивал для них развлечения, людям честолюбивым помогал достигнуть почестей, а корыстолюбивых умел подкупить своими дарами.

Некоторые давно уже смотрели на Борковича с недоверием. Возбуждало подозрение, что он уж слишком суетился и хотел играть роль вожатого в Великопольше, а тех, которые ему мешали, он устранял со своей дороги, и они исчезали неизвестным и загадочным образом. Многие из тех, которые осмелились выступить против него и казались ему опасными, погибли в лесах, в дороге, во время какой-нибудь ссоры на постоялом дворе или неизвестным образом.

В зависимости от обстоятельств он умел быть и другом сердечным, и лютым врагом. У него было много тайных недругов, но было и много друзей, готовых за него пойти в огонь и воду.