Король и пешка (фанфик Сумерки)

– Позвони отцу. – Мы все еще были голыми. Странная просьба, вы не находите?

– Что я должна ему сказать?

– Просто поговори. – Он вышел, а затем зашумела вода.

Взяв в руки телефон, я провела большим пальцем по его экрану, снимая блокировку. С характерным звуком дисплей ожил. Мне показался вопиюще неправильным тот факт, что мерзавец не поставил на свой телефон код. Как так? Если он попадет не в те руки? Ведь в нем, должно быть, много личной информации. Например, телефонные номера. Да, телефонные номера. Я открыла список контактов и… не обнаружила ровным счетом ничего. Вернувшись в главное меню, я решила просмотреть перечень входящих и исходящих вызовов. Ни одного имени. Зато много цифр. Он не записывал номеров. Выходит, помнил все необходимые наизусть? Хотя, собственно, чему я удивляюсь. Мне захотелось удариться затылком об изголовье кровати, когда я поймала себя на позорной мысли: с такой системой крайне сложно вычислить номера любовниц. Эти мерзкие, проклятые любовницы никак не хотели оставлять меня в покое и силком заставили проверить его сообщения. Но и там я не нашла ничего стоящего. То есть вообще ничего не нашла. Ни стоящего, ни сидящего, ни даже лежащего. В принципе, я никогда не видела, чтобы мерзавец получал или отвечал на сообщения. О каких сообщениях вообще может идти речь, если самый длинный его разговор по телефону, свидетелем которого мне посчастливилось быть, продолжался едва ли минуту. В тот раз он выяснял отношения с Эриком и был определенно перевозбужден. Все остальные телефонные разговоры мерзавца могли вписаться во временное ограничение десяти секунд. Определенно, он был не из этой «нет-ты-первая-положи-трубку» породы мужчин. Ладно, пора закругляться. Если он поймает меня за этим занятием, голову оторвет.

Я набрала номер отца и приложила телефон к уху. Ответили мне мгновенно.

– Слушаю. – На том конце провода шумел телевизор. Папин голос казался сонным.

– Это я. – Отчего-то получилось говорить только шепотом.

– Белль? О, как ты, крошка? – Телевизор мгновенно смолк.

– Я… просто прекрасно, папа. Как ты?

– Отлично. Да. Отлично. – Он говорил быстро, немного сбивчиво.

– Как Сью?

– Она скучает по тебе. Каждый день спрашивает, когда ты вернешься. Кстати, когда ты вернешься?

– Мм…

– Белль?

– Я не знаю. Мы путешествуем по Европе и… время летит незаметно.

– Где ты сейчас? Я мог бы определить по коду номера, но ты звонишь со скрытого. – Ему определенно не нравилось такое положение вещей. Мой папа привык контролировать ситуацию. Знать больше остальных.

– Я… где-то… где-то в окрестностях Марселя. Да, где-то под Марселем.

– Там, должно быть, очень красиво. – В этом месте я совершенно неожиданно вспомнила о гладковыбритых скулах. Очень красиво. – А с кем ты?

– Да, очень красиво. Я тут с одним человеком, и мы… мы, вроде как, вместе…

– Вроде как? – Думаю, не стоит упоминать мое замужество. Нет, определенно, не стоит.

– Амн… знаешь, прошло мало времени, я еще не уверена. Но он славный. – Держите меня семеро, я только что назвала Эдварда Мейсена славным.

– Могу я услышать его полное имя?

– Нет, папа, не можешь.

– Ты что-то скрываешь? Он хулиган? – Знал бы ты, папа, какой он хулиган…

– Я же сказала, он славный. Как дела в магазине?

– Отлично. Дела идут очень бодро. Я скоро стану цветочным магнатом. – Он усмехнулся, и мое сердце сжалось.

– Люблю тебя. Позвоню позже… не знаю, когда… передай Сью, что я тоже скучаю.

– Конечно… конечно. – Мы оба молчали, но не отключались. – Белль, ты еще здесь?

– Я здесь.

– Прекрати посылать мне деньги. У нас со Сью все хорошо.

– Какие день… А. Хорошо. Ну, ладно, до связи, пап.

– Давай, малышка. – Я положила трубку и обнаружила, что вода перестала шуметь.

Мерзавец появился в дверном проеме абсолютно голым. Его черные волосы были мокрыми и от этого казались еще более черными. До невозможности, до предела черными. Шрам на груди теперь выглядел почти симпатично. Конечно, если смотреть издалека. Он медленно подошел к моей половине кровати и выдернул из-под моего бедра влажное полотенце. Взлохматил им свои волосы, вытер плечи, живот…и все это, глядя в окно, на широкий сверкающий залив. Солнце садилось. Когда он прикрыл свои ягодицы, обернув полотенце вокруг пояса, я вновь обрела дар речи и заговорила.

– Зачем ты посылаешь моему отцу деньги? – Я сидела, обняв руками и ногами прямоугольную подушку. Прячась за ней.

– Дела в его магазине идут неважно. Я подумал, что любящая дочь обязана помогать своему родителю в трудные времена. – Он обернулся. И как в самый первый раз посмотрел на меня через плечо.

– Но он сказал, что… Блядь, почему меня постоянно обманывают мужчины?

– Я тебя никогда не обманывал. – Мерзавец отвернулся обратно к окну.

– Конечно, ты просто не договаривал.

– Иди. Осталось не так много времени на сборы. – Сказал он, и я, разумеется, пошла.

Оказавшись в своей спальне, я надела новое нижнее белье, достала из шкафа фен и тоскливо посмотрела на свое отражение в зеркале. Интересно, сколько осталось времени? Мерзавец сказал, что не много, но разве мужчинам можно верить в таких вопросах? Наверняка, времени осталось не просто не много, а катастрофически мало. Ровно столько, чтобы надеть костюм и дойти до лифта. Доверившись своей женской интуиции, я на скорую руку высушила волосы, стараясь в максимально короткие сроки произвести на свет Божий объем и красивые отдельные локоны. Вышло вполне терпимо. Раздобыв несколько шпилек, я подняла волосы вверх, в небрежную, но, надеюсь, элегантную завитушку. Как сие выглядело сзади, мне оставалось только догадываться. Меньше знаешь – крепче спишь. Следующим моим шагом стал макияж. Тональный крем был чуть светлее, чем требовалось, потому по завершению процесса я выглядела несколько бледной. Переделывать не было времени, так что будем считать, что это аристократичная бледность. Я попыталась сгладить ситуацию персиковыми румянами, затем нарисовала себе красивые брови. Удлинила ресницы тушью и сообразила аккуратные черные стрелки. Помаду решила оставить на потом. Что еще можно сделать со своим лицом, я понятия не имела. И без сожаления бросила это гиблое дело.

В арсенале моего гардероба было всего два платья. Красное и белое. В красном я уже появлялась на публике. В принципе, я могла бы надеть его еще раз, в былые времена мне приходилось пять дней в неделю носить одну и ту же форму, но, думается, Эдвард не станцует от радости, если поползут слухи о его скупости. Так что, выбор очевиден. Скользнув в легкое и частично шифоновое платье, я застегнула боковую молнию. Нижнюю его юбку сотворили из плотного материала, но была она заметно выше колен. Верхняя юбка уходила в пол, однако была настолько прозрачной, что мои ноги по-прежнему оставались голыми. Вздохнув, я втиснулась в подходящие к моему туалету босоножки с закрытым носком. Блядь. Опять эти новые туфли…

Мои биологические часы подсказывали, что времени совсем не осталось, мерзавец явится и потащит меня к лифту в любой момент. Даже если я скажу ему, что не успела надеть трусов, все равно потащит. Хотя… трусы могут сработать. Сохранив на будущее эту уловку в памяти, я подскочила к зеркалу и схватила в руки помаду, чтобы разукрасить губы красным.

– Думаю, на сегодняшний вечер мы откажемся от помады.

Я повернула голову на звук: мерзавец украшал собой дверной проем моей спальни. Вернувшись к своему отражению, из вредности предприняла попытку поспорить.

– Я думала, мне идет красная помада? – Острый кончик виновницы дискуссии застыл в миллиметре от моей нижней губы.

– Мне не идет красная помада. – Поразмыслив, я решила, что это был намек на то, что нам предстоит целоваться. Ну, тогда ладно. Ради такого дела не жалко. Щелкнув колпачком, я пожала плечами своему отражению и бросила теперь уже ненужный флакончик на кровать.

– Ты готова? – Я обернулась, чтобы ответить, и только сейчас заметила, что мерзавец был не в простом костюме… а в золотом. Шучу, конечно. Это был смокинг. Глубокого темно-синего цвета. С атласными или шелковыми черными лацканами. Воротничок такой же черной рубашки стоял так вызывающе, что, казалось, мерзавец рискует порезать о его края свой кадык. Боковой пробор, волосы аккуратно зачесаны. Бо-о-оже Милостивый.