Король и Злой Горбун

– Он хочет то, что бывает только в кино, перенести в жизнь, – сказала Светлана.

– И я с удовольствием ему в этом помогу.

– Есть задумки?

– Про одну ты знаешь – Гончаров встретится со своим другом детства, и будет он при этом жутко засекреченным товарищем. И еще одна задумка есть, мне ее сам Гончаров и подсказал.

Я поведал Светлане историю про Олю Лушпайкину.

– Я все-таки была права. Мы нужны ему только для того, чтобы пустить пыль в глаза.

– Иногда бывает чертовски приятно материализовать чьи-то желания. Особенно если при этом получится хороший сюжет для нашей программы.

– Но если мы это покажем по телевизору, гончаровская сказка перестанет быть сказкой, – вспомнила Светлана.

– Он знает, на что идет. У нас с ним джентльменское соглашение: мы обеспечиваем ему сказку, а за это имеем право распорядиться отснятым материалом по своему усмотрению.

Мы подъехали к дому Светланы. Она взялась за ручку дверцы, но не спешила ее открыть.

– Ты все еще в ссоре с ним? – спросил я.

Она поссорилась со своим другом Димой, и, кажется, серьезно.

– Это не ссора, – сказала Светлана. – Разрыв.

– Может, все еще образуется?

– Ты хочешь знать правду?

– Я не собираюсь вмешиваться…

Она не дала мне договорить:

– Ничто уже не образуется, Женя.

Дима работал с нами. После ссоры со Светланой он ушел и даже не звонил. Наша программа и Светлана были в его сознании неразрывно связаны.

– Сегодня грустный вечер, – заключила Светлана.

Еще бы! Скандально прошедший «Телетриумф» и после всего – возвращение в дом, где тебя никто не ждет. Так это выглядело для Светланы.

– Хочешь, я поднимусь к тебе? – предложил я.

Светлана слабо улыбнулась в ответ.

– Ты хочешь меня утешить?

– Ты неправильно поняла…

И опять она не дала мне договорить:

– Знаешь, почему люди, расставшись, очень редко сходятся вновь? Потому что с каждым новым днем раздельно прожитой жизни они обрастают ракушками событий и у каждого эти ракушки свои. Свои впечатления, свои воспоминания – не общие, а у каждого принадлежащие только ему одному. И спустя какое-то время через этот панцирь уже не пробиться.

Когда-то мы с ней были счастливы вдвоем. Целую тысячу лет назад. Или даже больше. Целую вечность.

– Пока! – сказала мне Светлана.

– До завтра!

Она открыла дверцу.

– Что там с нашим самолетом?

– Все готово, – ответил я. – Можно снимать.

– На следующей неделе?

– Наверное.

18

Наутро, едва поздоровавшись, Гончаров сказал мне:

– Я хочу поговорить с вами!

В его голосе была решительность, словно он давно готовился к этому моменту.

– Надо соглашаться, Женя!

– С кем?

– С Боголюбовым этим.

Я даже опешил. У Гончарова были красные, как от бессонницы, глаза. Может, он и вправду не спал ночь, думал?

– Я всю ночь не спал, – тотчас же подтвердил мою догадку Гончаров. – И решил – надо соглашаться.

Он говорил таким тоном, будто сами мы – и Светлана, и Демин, и я – уже давно были согласны и за одним только Гончаровым была задержка. Но теперь он принял решение, и все вопросы отпали сами собой.

– И почему же мы… э-э-э… в общем, должны соглашаться? – не очень уверенно уточнил я, стараясь неосторожным словом не обидеть болеющего за общее дело Гончарова.

– Женя! – с чувством сказал Гончаров. – Я прожил немало! И знаю, что в жизни никогда не бывает так, чтоб только вперед. Иногда и отступать приходится. Сожрет ведь он нас.

– Кто?

– Боголюбов. Я его видел, издали, – жестокий мужик. Так что с ним надо хитростью.

– Я подумаю, – пообещал я.

– Обидно вы размышляете, Женя! – вспыхнул Гончаров. – Как будто я недоумок какой!

– Вы меня неправильно поняли.

– Правильно я вас понял! Отмахиваетесь от меня, как от неразумного ребенка, а я же за общее дело болею!

Вошел Демин, хмуро буркнул приветствие. До сих пор, наверное, переживал из-за вчерашнего.

– Он подмять вас хочет, – гнул свое Гончаров. – А вы не упирайтесь, сделайте вид, что поддались, а сами в это время по-своему живите.

Не успевший к началу разговора Демин прислушивался к гончаровским словам и явно ничего не понимал.

– А упираться – глупо. Он же разозлится и будет с большей силой нас давить. Кто мы и кто он? Большая разница. Сами же накануне сказали – он уже всех подмял.

Это был беспредметный разговор, совершенно никчемный.

– Как вам видится примирение? – нахмурился я. – Я приползаю к Боголюбову на коленях, держа в зубах акции нашей компании…

– Ну зачем так нехорошо все представлять? – пожал плечами Гончаров. – Я уже все продумал, для вас вовсе никаких неприятностей не предвидится. Я пойду к Боголюбову сам.

– А вы, простите, кто? – неожиданно зло поинтересовался Демин.

Вопрос явно поставил Гончарова в тупик.

– Я же от вашего имени, – пояснил он. – Потому как мы вместе.

– Вместе – это я, Женька и Светлана, – все так же зло сказал Демин. – А вы-то тут при чем?

Его всегдашнее раздражение Гончаровым, долго сдерживаемое, наконец прорвалось.

– Илья, прекрати, – попросил я.

– Какого черта! – возмутился Демин. – Что он о себе вообразил? Кто он такой? Что он вообще делает в нашем офисе?

Илья не мог забыть вчерашнего унижения, и потому сама мысль пойти на поклон к Боголюбову казалась ему кощунственной.

Лицо Гончарова побагровело, и он сейчас выглядел оскорбленным до глубины души ребенком.

– Хорошо, – пробормотал он, и я увидел, что у него задрожали губы. – Пусть так. Пусть я уйду. Пусть без вас. Пусть сам.

Казалось, что еще секунда, и он расплачется.

– Сергей Андреевич! Не воспринимайте это так!

Мне почему-то было чертовски неловко перед ним.