Король Камней

— Никак. Моя баба. Вам что, потаскух мало?

— А за деньга?

— Запал на нее?

— Любовь, — Куцый Хряп прищурился: скверно, с намеком. Нахлобучил шапку на уши, передернул плечами: из ущелья дул ветер. — Слыхал про такое? Баба твоя, спору нет. Значит, тебе с каждого по монете. Все по-честному. Идет?

— Мимо идет, — оскалился Вульм. — Может, потом.

— А сейчас?

— Сейчас я ее сам валять буду. Без помощников.

Ингвар дернул углом рта. Уродливый ожог на щеке норхольмца начал темнеть, приобретая цвет бурой земли после дождя.

— Бери грошик, старик. Иди вон.

— Грошик? Ты, скупердяй… Два ферна давай!

Вульм шагнул к Ингвару, требовательно протянул руку. Жги-Всех на миг растерялся, но быстро опомнился и полез за пазуху. Пару золотых за бабу он счел излишеством; две серебряные монеты с профилем Грюна IV, тусклые и обрезанные по краям, перекочевали в ладонь сегентаррца. Благодарность Вульма была молниеносной: засипев, Ингвар сложился пополам. Колено старика, острое и твердое, угодило северянину в пах. Рука Жги-Всех метнулась к мечу, и сталь собственного клинка едва не отсекла Ингвару пальцы. Вульм успел раньше: меч с визгом вылетел из ножен до половины, забыв, кто его хозяин. Тяжелая, обмотанная медной проволокой рукоять врезалась Ингвару в рот, превратив губы в кашу. Сплюнув, Вульм отступил назад, поглядывая на Куцего Хряпа, стоящего без движения.

— Хорош кривого строить! На бабу они запали…

— Волк, — ухмыльнулся коротышка. — Есть дело, волк…

— Если дело с наваром, я в доле. Ну?

Куцый Хряп захохотал. Он трясся всем телом, сгибался в три погибели и азартно хлопал себя по ляжкам. Чувствовалось: сегодня у коротышки знатный день. Жги-Всех харкнул в снег кровью — раз, другой — и тоже булькнул: засмеялся. Медленно, с усилием норхольмец разогнулся. Ожог на его щеке бледнел, ясно говоря: лезть в драку Ингвару расхотелось. Сунув пальцы в рот, он скривился, дернул — и выбросил в сугроб окровавленный зуб.

Старухе на четки, подумал Вульм.

— Говорил: дохляк врать! — рявкнул Жги-Всех приятелю. — Волк уши на макушка. Я тебя в зубы бить, умник! Зуб за зуб. Вот.

— Награда за твою бабу обещана, — Куцый Хряп пренебрег угрозой северянина. — Вчера глашатаи надрывались. Мятежница она. Злоумышленница. Врагиня трона. И откуда в одной бабе столько вреда?

— Так бы сразу и начал…

— Вот мы с Ингваром и решили: грот. Куда еще сивилле идти? Они ж без грота, как шлюха без дырки… Сунулись, а тут ты. Может, оно и к лучшему. Мы добрые, мы барышом поделимся.

— А много дают?

— Тысячу золотых за голову.

— Ого! — Вульм присвистнул. — А за живую?

— Дворянство.

— На кой мне дворянство на старости лет?

— Мы с Куцый тоже так решать! Золото лучше!

— Моя доля — половина! Сивиллу-то я нашел!

— Гнёшь, волк! Если б не мы, ты б и не знал…

— Тыща золотых пялить, ничего не знать! — хохотнул Ингвар.

Ухватив пригоршню снега, он размазывал снег по губам. Вниз, под ноги Жги-Всех, падали темно-розовые капли. Казалось, норхольмец ест малину, и слюна течет по подбородку.

— Четверть, Вульм. Все по-честному.

— Сколько? — возмутился сегентаррец. — По-честному выйдет треть на рыло. Три сотни, да три десятка с тремя. А один лишний пропьем.

— Ха! Тебе б купцевать… Ладно, уболтал.

— Ага, — кивнул Жги-Всех.

— Значит, по рукам?

— По рукам.

Вульм шагнул к Ингвару, протянул руку — скрепить сделку. Хорошо помня волчьи шутки, Жги-Всех медлил. Наконец он стряхнул растаявший снег, вытер ладонь об одежду — и, на всякий случай взявшись левой рукой за меч, подал Вульму правую.

— Тварь продажная! Мразь!

Из грота выметнулась не женщина — дикая кошка. Комок яростной, опаляющей ненависти. Мех шубы — дыбом, зубы оскалены; скрюченные пальцы-когти метили Вульму в глаза — вырвать, выцарапать, а там будь, что будет. Куцый Хряп ловко подставил сивилле ногу, и женщина растянулась на снегу. Когда она попыталась вскочить, пинок под ребра вновь опрокинул ее в белое крошево.

— Хорош баба. Злой, прыткий…

Ингвар навис над Эльзой, поигрывая мечом:

— Голова рубить жалко. Давай сначала…

Он поперхнулся, не закончив фразу. Икнул: громко, утробно. Кинжал Вульма из Сегентарры по крестовину вошел в печень норхольмца. Провернув клинок, Вульм резким движением выдернул кинжал. Кровь хлынула мощной струей, заливая снег, Эльзу, сапоги мужчин. С брезгливостью человека, знающего толк в чистых убийствах, Вульм отпихнул тело Жги-Всех, заваливающееся набок. Эльза стала на четвереньки, встряхнулась по-собачьи — пунцовые брызги полетели во все стороны — и жесткая пятерня Вульма ухватила женщину за волосы. Рывок — сивилла подавилась криком, задохнулась, отчаянно запрокидывая голову, и ткнулась лицом обратно в колючий холод. Колено Вульма уперлось ей в спину между лопаток, не давая подняться. С мастерством, отточенным годами опыта, сегентаррец принялся вязать Эльзе руки, как уже проделывал это однажды в башне Красотки. Не прерывая своего занятия, он глянул на Куцего Хряпа. Коротышка успел отскочить на пару шагов и теперь стоял, пригнувшись, выставив перед собой тесак и нож — длинный, кривой, похожий на обломок сабли.

— Я ж сказал: половина — моя, — с отменным спокойствием сообщил ему Вульм. — Так и вышло. А ты: гнёшь, гнёшь… Тысяча на двоих делится без остатка. Как мыслишь, бывалый?

Коротышка не спешил убрать оружие в ножны. Сверлил Вульма подозрительным взглядом, переминался с ноги на ногу — вроде бы на месте, но на деле исподволь, едва заметно сокращал расстояние. Впрочем, сообразив, что от Вульма его маневр не укроется, Куцый быстро прекратил опасные игры.

— Оно-то делится, — бросил он, кусая губы. — Только зачем ее вязать?

— Мало ли… Может, ты в бароны метишь?

— В принцы!

— Ну вот. Потом скажешь, что я тебя титула лишил.

— Золото, — твердо сказал коротышка. — Отдаем голову, берем деньги и разбегаемся. Я тебе не Ингвар. Со мной твои штуки не пройдут.

Вульм пожал плечами:

— Как скажешь. Так я рублю?

— Руби.

Стоя в пол-оборота к Куцему Хряпу, Вульм потащил из ножен Свиное Шило. Левая ладонь сегентаррца, скрытая от Куцего, легла на рукоять кинжала. Наблюдая за действиями Вульма, коротышка приплясывал от нетерпения. Он даже подбросил к небу свой тесак — должно быть, восторг переполнил сердце — и резко, с подворотцем, взмахнул освободившейся рукой, словно в ней объявился кнут. Веревка, одним концом продетая в дырчатое «яблоко» тесака, выпала из рукава коротышки, натянулась, запуская тяжелый тесак по большому кругу. Так на корабле срывается канат, удерживающий мачту, и хлещет кого ни попадя смолёной молнией. Вульм хрипло вскрикнул, когда его многострадальное колено взорвалось дикой болью. Он неуклюже повалился на Эльзу; сивилла задергалась под тяжестью сегентаррца, будто жертва под насильником — и Вульм, рыча раненым зверем, навзничь опрокинулся в снег.

Куцый Хряп прыгнул.

Тесак уже вернулся в его ладонь; в другой хищно изогнулся нож. Куцый умел считать не хуже старого волка. Тысяча хорошо делится на двоих. А на одного — еще лучше. Искалеченный, ослепленный болью Вульм опоздал вытащить меч. Два клинка целились в его грудь, и отбить их было нечем. Коротышка учел все, кроме глупой бабы, которой оставалось жить — вдох да выдох. Освободившись от Вульма, Эльза вскочила на ноги, и Куцый в прыжке врезался в сивиллу. Плотный, крепко сбитый — ядро, не человек — он сшиб женщину в сугроб и рухнул на Вульма: неудачно, боком. Кривой нож на треть вошел в правое плечо сегентаррца, но тесак лишь без толку вспорол воздух. Куцый Хряп снова взмахнул тесаком, желая раскроить Вульму череп — и узкое лезвие кинжала, легко пробив куртку коротышки, скользнуло меж ребрами.