Король на площади

Силвер ухмыльнулся ему снизу:

— Ну что ж, попытка была хороша!

— Весьма, — одобрил палач и выжидающе поглядел на своего нанимателя, которому общими усилиями наконец-то удалось остановить кровь.

Силвер тоже изогнул шею, чтобы насладиться видом Финеара с хлопочущими вокруг слугами. Крикнул хрипло:

— Да, я ведь так и не дал тебе окончательного ответа, мой драгоценный кузен! Скажу сейчас: никогда не стать тебе королем Риста! Таково мое Королевское Слово!

Комната стихла, словно люди, находившиеся в ней, разом перестали дышать. Эта ритуальная фраза прозвучала всего второй раз за целое столетие.

…Последним ее произнес король Кевин Мудрый, когда Рист грозилась уничтожить многотысячная хазратская армия.

Осада длилась несколько месяцев, союзники забыли старые договоры и не спешили на помощь, в крепости кончались продукты и начался мор… Уныние и ожидание неминуемой близкой гибели давили на плечи и души осажденных. И тогда король Кевин поднялся в полнолуние на крепостную стену. Оглядел свой разграбленный и разрушенный город: число зажженных вокруг города костров могло соперничать с количеством звезд на небе. И крикнул, простирая над огнями руки: «Вам не одолеть и не взять наш серебряный Рист! Таково мое Королевское Слово!» Да и рухнул замертво, ибо был измучен и телом и душою, а произнесение Слова может отнять не только последние силы, но и саму жизнь.

Но зато назавтра запели военные горны — то опомнившиеся (или испуганные успехом Хазрата) союзники наконец пришли Ристу на помощь…

Однако сейчас ни земля, ни стены не содрогнулись в знак того, что Слово принято и будет исполнено, потому что тот, кто его произнес, не обладал ни истинной силой, ни королевским даром. В комнате послышались нервные смешки. Сиплым голосом отозвался Финеар:

— И что? Кто его слышал? Кто ему поверил?! — и распорядился: — Для начала заставь его вопить от боли! А вы оттащите этого мертвого… ротозея… вон хоть туда, в угол… И, кто-нибудь, приведите девку-художницу!

Глава 17 В которой Эмме ничего не нравится

Горон посторонился, с неуклюжей и совершенно не нужной сейчас галантностью пропуская меня вперед:

— После вас, дамочка!

Я шагнула через порог и сразу остановилась, почуяв запах недавней смерти и свежей крови. Горону даже пришлось подтолкнуть меня пятерней в спину. Я глянула влево, увидела Кароля и, чтобы сохранить самообладание, сразу отвела глаза. Уставилась на сидящего напротив двери Финеара, хотя не различала его из-за пелены мгновенно выступивших слез. Зато Горон успел как следует оглядеться и протянуть задумчиво:

— Да-а, вот и оставь вас на минутку без присмотра… Милорд, а ето… доля мертвецов, значится, к нам отходит?

— Ты всё про деньги… — произнес Финеар сдавленным и хриплым голосом, таким непохожим на давешний роскошный, вальяжный, что я сморгнула слезы и пригляделась к нему попристальней. И поспешила склонить голову, скрывая неуместную и опасную сейчас улыбку. Ай да Кароль! Ты мой король!

Горон со скрипом почесал голову.

— Ну дак, а как? — я заметила, что его речь значительно ухудшилась — он несомненно подыгрывал узурпатору, считавшему его тупым наемником. — Мы ж за денежки на ето дело подрядились, милорд! И только украсть и доставить вам евонное величество, а не торчать тут, пока полиция не нагрянет. Где денежки-то наши?

Я ли его так завела или мои слова оказались просто последней каплей? Пара людей Горона заметно оживилась, поглядывая то на своего вожака, то на нанимателя.

— О боги! Да ни одна полиция нас здесь не найдет! — мученическим тоном отозвался Финеар. — Получите вы свой расчет. Давай девку сюда!

Наемник вновь подтолкнул меня, от раздражения слишком сильно — я чуть не упала, почти пробежав до Финеара.

— Ну что, — сказал тот, указав пальцем, — как тебе это нравится?

Я даже не повернула головы. Картина, которую я увидела с порога, и без того навеки запечатлелась в моей памяти. Полотно ужаса и крови. Черные, бурые и красные мазки. Длинное нагое тело Силвера, распростертое на скамье. Тускло поблескивающие наручники на щиколотках и запястьях — они приковали даже сломанную руку! — и высверки начищенных отвратительных инструментов в руках палача. Склоненные, темные на фоне раскаленной жаровни фигуры палача и Паучихи. Черные тени перекрещиваются на стенах и на потолке, дотягиваются своими длинными хищными пальцами и до нас. Деловитое сопение палача, довольное хихиканье ведьмы, сорванное дыхание и задавленный крик Кароля…

Вместо этого я поглядела вправо — на двух неизвестных персонажей в плащах с капюшонами. На подчеркнуто отвернувшуюся от всего происходящего Милену. А потом уставилась на самого Финеара. Он сидел в кресле с необычайно высокой спинкой: уж не репетировал ли, как вскоре будет восседать на троне? На одежде — темные пятна и подтеки. Голова косо обвязана толстым слоем заляпанных кровью тряпок — полотенцами? Шарфами? Валик обхватывал и шею: интересно, что пытался Кароль с ним сделать? Задушить? Зарезать? Жаль, что попытка оказалась неудачной…

— Ну так как? — спросил Финеар. В сиплом голосе — боль, злость… нетерпение? — Нравится тебе лицезреть своего любовника в таком виде?

— Вовсе нет, сударь, — честно ответила я.

— Хочешь прекратить это?

— Конечно!

— Так убеди его поставить подпись на одном не слишком… не жизненно важном для него документе! И вы оба останетесь целыми и невредимыми!

— Не думаю, что это возможно… — начала я.

Поморщившись, Финеар поднялся и, схватив меня за руку, дернул по направлению к пыточной скамье.

— Похоже, тебе надо рассмотреть все как следует!

Палач при нашем приближении приостановил свою работу, блеснул на меня темными глазами и поклонился. До чего же… учтивое чудовище! Потому что иначе как чудовищным его дело назвать невозможно. Но еще ужаснее была Паучиха. Она погружала в свежие раны короля свои скрюченные пальцы — словно дерево, пускающее корни в воду. Казалось, старуха высасывает его кровь: широко открытые глаза ее горели, на восковом лице появился молодой румянец. Ведьма то ли шептала, то ли напевала какую-то песню — и в такт ее пению тело Силвера дергалось и извивалось от боли.

— Ну что? — через паузу спросил Финеар. На его лице были написаны одновременно и отвращение, и возбуждение: казалось, зрелище пыток равно отталкивает и завораживает его. — Скажи ему! Все зависит лишь от него самого: одно его слово, и все сразу прекратится!

— Кароль, — прошептала я. Слезы текли у меня по щекам, и я даже не пыталась их утереть.

Силвер открыл сжатые веки. Его затуманенный взгляд прояснился.

— О, Эмма… рад тебя видеть…

Ивица с шипением надавила на свежую рану, и Силвер, задохнувшись, выгнулся дугой. Финеар требовательно взглянул на меня. Не знаю, чего они ожидали: что я тут же упаду на колени, в рыданиях умоляя преступников и самого короля прекратить пытки? Или что, обезумев, кинусь на палачей с голыми руками? Я покосилась на зловещий инструментарий. Ну почему же с голыми? Палач перехватил мой взгляд и быстро сдвинулся, заслоняя их своим массивным телом. Пробурчал предупреждающе: